Мэри Кайе - Далекие Шатры
– Вы не можете… Вы говорите не всерьез… Вы не стали бы…
Белинда снова рассмеялась, ее глаза горели от гнева и злобы.
– Очень даже могу. Уже смогла. Неужели вы думаете, что я собираюсь сидеть и ждать, пока еще кто-нибудь не узнает и не начнет всем рассказывать, чтобы люди смеялись надо мной и мамой за нашей спиной и жалели нас, купившихся на ложь? Да я лучше умру! Я сама все расскажу: скажу, что с самого начала подозревала неладное и хитростью заставила его во всем признаться, и…
Голос у Белинды дрожал от возмущения и чувства оскорбленного самолюбия, и Аш мог лишь оторопело смотреть на нее, пока с прелестных розовых губ безудержным потоком лились полные злобы и желчи слова, словно она была не в силах остановиться. Будь он старше, умнее и сам не так сильно уязвлен, возможно, он понял бы, что на самом деле это просто истерика испорченного ребенка, избалованного, заласканного и захваленного до такой степени, когда здравый смысл и детская веселость сменяются самомнением и тщеславием и любое противодействие, любая воображаемая обида преувеличиваются до размеров непростительного оскорбления.
Белинда была молода и не слишком умна. По глупости она принимала за чистую монету комплименты своих поклонников и после головокружительного года пребывания в статусе первой красавицы привыкла принимать лесть, восхищение и зависть окружающих как должное. Она сверх всякой меры возвысилась в собственных глазах и теперь жестоко мучилась мыслью о том, что скажут несколько завистливых молодых леди, когда узнают, как она попалась на удочку. Да как Джордж посмел солгать ей и выставить ее на посмешище?! Такой, по существу, была инстинктивная реакция Белинды на разоблачения, сделанные миссис Гидни. Истинная причина лжи и позерства Джорджа, личная трагедия, сокрытая за ними, унижение, которое он терпел сейчас, – об этих сторонах дела она даже не задумывалась, поскольку, потрясенная открытием, могла думать лишь о том, как случившееся отразится на репутации мисс Белинды Харлоу.
После мамы и самого Джорджа Аш оказался первым человеком, которому Белинда смогла излить все негодование и боль уязвленного тщеславия, накопившиеся в ней с момента, когда она узнала о двуличности Джорджа, – и она испытывала огромное облегчение. Но для Аша, слушавшего гневное словоизвержение, это стало окончательным прозрением, полным развенчанием образа милой, доброй, невинной девушки, существовавшего в его воображении. Обладательница этого визгливого голоса не имела с ним ничего общего. Она была расчетливой, хваткой женщиной, собиравшейся выйти замуж за жирного старика из-за денег и ради высокого положения в обществе. Бессердечной, исполненной снобизма особой, осуждавшей человека за грехи его предков, и злоречивой мегерой, способной погубить чужую репутацию, дабы избежать незначительного ущерба для своей собственной.
Аш хранил молчание и не предпринимал никаких попыток прервать яростную тираду, но, очевидно, на лице у него явственно отразилось отвращение, ибо Белинда вдруг возвысила голос, по-кошачьи стремительно выбросила вперед руку и нанесла ему пощечину с такой силой, что у него голова дернулась назад, а у нее заныла ладонь.
Сей поступок стал неожиданностью для них обоих, и несколько мгновений они в ужасе смотрели друг на друга, лишившись дара речи от потрясения. Потом Аш холодно произнес: «Благодарю вас», а Белинда разразилась рыданиями, круто развернулась и бросилась к двери, разумеется запертой.
Именно в этот момент хруст гравия под колесами возвестил о несвоевременном возвращении майора и миссис Харлоу, и следующие десять минут были, мягко выражаясь, довольно сумбурными. К тому времени, когда Аш достал ключ из кармана и отпер дверь, Белинда впала в совершенную истерику, и взору ошарашенных родителей явилась рыдающая, визжащая дочь, которая вылетела из гостиной, пронеслась через холл и скрылась в своей спальне, захлопнув дверь с таким грохотом, что стены бунгало сотряслись.
Майор Харлоу первым овладел собой, и все, что он имел сказать по поводу манер Аша и ситуации в целом, отнюдь не услаждало слуха. Миссис Харлоу не приняла участия в разговоре, она сразу бросилась утешать сокрушенную горем дочь, и заключительная часть гневной речи ее мужа прошла под аккомпанемент приглушенных стонов и возбужденных материнских призывов сказать, что же натворил этот ужасный мальчишка.
– Я намерен сообщить о случившемся вашему командиру, – напоследок объявил майор Харлоу. – И предупреждаю: если вы еще когда-нибудь попытаетесь хотя бы заговорить с моей дочерью, я с огромным удовольствием задам вам трепку, которой вы в полной мере заслуживаете. А теперь убирайтесь вон!
Он не дал Ашу возможности объясниться, и в любом случае Аш не мог бы сказать ничего такого, что не усугубило бы ситуацию, если не считать униженных извинений, которые, возможно, были бы приняты, но нисколько не изменили бы положения вещей. Однако Аш не имел намерения извиняться. Он не считал себя виноватым и укрепил майора в его мнении о нем, смерив разгневанного джентльмена взглядом, который сделал бы честь самому дяде Мэтью, и покинув бунгало без единого слова оправдания или раскаяния.
– Несносный щенок! – прошипел майор, кипя вполне понятной яростью, после чего удалился в свой кабинет и принялся сочинять убедительное письмо командующему корпусом разведчиков, пока Аш ехал обратно в Мардан со смятенной душой, полной гнева, отвращения и жгучей горечи.
Он так болезненно отреагировал вовсе не на помолвку Белинды. Этому он мог бы найти оправдание: в Викторианскую эпоху браки юных девушек с мужчинами много старше их считались обычным делом, и девушки шестнадцати-семнадцати лет часто выходили замуж за сорокалетних мужчин. Мистер Подмор-Смит, при всех своих физических недостатках, был богат, уважаем и успешен, – вероятно, Белинде очень льстило его внимание, и в результате она ошибочно приняла свое восхищение достоинствами этого джентльмена за чувство более теплое и убедила себя, что влюблена в него. В конце концов, она была молода и впечатлительна – и всегда отличалась импульсивностью. Аш мог бы простить ей помолвку с Подмор-Смитом, но не мог ни оправдать, ни простить ее поведение с Джорджем.
Ну да, Джордж наврал с три короба, но месть Белинды представлялась жестокой и несправедливой, ведь он же не собирался жениться на ней обманным путем. Он прекрасно понимал, что ни она, ни ее родители никогда не станут всерьез рассматривать его в качестве возможного мужа, и надеялся лишь стать более интересным в глазах девушки и войти на равных в закрытое светское общество военного городка. Однако Белинда намеревалась во всеуслышание объявить Джорджа лжецом и полукровкой, отлично понимая, что означенное общество никогда не простит и ни на минуту не забудет этого. Джордж окажется изгоем, ибо круг англичан в Индии весьма тесен и эта история последует за ним в любой уголок страны. Куда бы он ни поехал, там всегда найдется человек, знающий ее или слышавший о ней из вторых уст, и добродетельные матроны станут перешептываться, прикрывшись веерами, тогда как их дочери будут выказывать бедняге презрение, а мужчины – смеяться и изгонять его из своих клубов.
