Джонатан Франзен - Поправки
В лаборатории под столовой Альфред сидел в темноте, уронив голову на руки, закрыв глаза. Удивительно, как яростно он жаждал остаться в одиночестве, как до омерзения ясно давал это понять всем близким, а теперь, наконец-то укрывшись за запертой дверью, мечтал, чтобы кто-нибудь нарушил его покой. Пусть придут и увидят, как ему плохо. Да, он бывал холоден с женой, но ее ответная холодность казалась несправедливой. Как она может весело играть в пинг-понг, сновать взад-вперед мимо его двери и не постучать, не спросить, жив ли он там.
Три параметра, определяющие прочность материала: сопротивляемость давлению, растяжению и сдвигу.
Всякий раз, когда шаги Инид приближались к лаборатории, Альфред замирал, готовясь получить свою порцию утешений. Потом он услышал, как игра окончилась, и уверил себя, что уж теперь-то она сжалится. Он просил ее об одном, только об одном…
(Шопенгауэр: «Женщина выплачивает долг жизни не своими делами, а своими страданиями, болью деторождения, воспитанием детей и покорностью мужу, которому ей должно быть бодрой и терпеливой спутницей».)
Но спасение не спешило! Сквозь запертую дверь Альфред услышал, как жена уходит в бельевую. Услышал негромкое жужжание трансформатора: Гари играл в железную дорогу под столом для пинг-понга.
Четвертый параметр прочности, существенный для изготовителей рельсов и деталей машин, – твердость.
Чтобы включить свет и раскрыть лабораторный журнал, потребовалось невероятное усилие воли.
Даже у безысходной скуки, к счастью, есть пределы. Например, у обеденного стола была нижняя сторона, которую Чиппер обследовал, пристроив подбородок на стол и запустив руки под столешницу. На пределе достижимости рука нащупала перегородки с отверстиями для туго натянутой проволоки, которая крепилась к колечкам, а за колечки можно было подергать. В сложной системе грубо обструганных перекладин и уголков там и сям попадались утопленные шурупы; эти маленькие цилиндрические колодцы, устья которых окружали царапучие деревянные занозы, влекли к себе любознательный пальчик. Еще интереснее были комки жеваной еды, оставленные Чипом в прошлый раз. Засохшие комки стали хрупкими, словно рисовая бумага или мушиные крылья, легко отделялись от дерева и рассыпались в прах.
Чем дольше Чип ощупью исследовал подстольное королевство, тем меньше ему хотелось заглядывать туда. Инстинктивно он понимал, что зримая реальность окажется ничтожной и жалкой. Он обнаружит щели, по которым не успел пройтись пальцами, тайна регионов по ту сторону обжитой границы будет разрушена, дыры от шурупов утратят свою бестелесную сексуальность, жеваные комки повергнут его в смущение, и однажды вечером, когда нечего будет открывать, нечем отвлечься, он просто-напросто помрет со скуки.
Умышленное неведение – вот какой навык необходим для выживания.
Под кухней, в алхимической лаборатории Инид, имелась стиральная машина с прессом для белья, чьи сдвоенные резиновые валки, точно огромные черные губы, нависали над загрузочным люком. Отбеливатель, синька, отфильтрованная вода, крахмал. Массивный, как локомотив, утюг, электрический шнур в пестрой оплетке. Три стопки белых рубашек, рассортированных по размерам.
Она подготовила рубашку к глажению, опрыскав ее водой и ненадолго завернув в полотенце. Когда рубашка достаточно увлажнилась, Инид отутюжила воротник, затем плечи и дальше до подола.
В пору Депрессии и в последующие годы Инид освоила многие навыки выживания. Ее мать держала пансион в распадке между деловой частью Сент-Джуда и университетом. У Инид обнаружились способности к математике, так что она не только стирала простыни, чистила туалеты и подавала на стол, но и вела бухгалтерию. Когда она закончила школу (война тем временем тоже закончилась), под ее началом были все бухгалтерские книги, она выписывала счета постояльцам и вычисляла налоги. На стороне Инид прирабатывала четвертаки и доллары – посидит с ребенком, получит на чай от кого-нибудь из студентов или иных постояльцев пансиона – и платила за вечерние курсы, чтобы получить диплом бухгалтера, хотя надеялась, что специальность ей никогда в жизни не понадобится. Уже двое молодых людей в военной форме делали Инид предложение, оба неплохо танцевали, но, ясное дело, жалованье у военных было ничтожное, вдобавок любой из них еще мог подставиться под пулю. Мать вышла замуж за человека, который не только не зарабатывал, но и умер молодым. И в первую очередь Инид хотела избежать подобной судьбы. Она искала не только счастья, но и благополучия.
Через несколько лет после войны в пансионе поселился молодой инженер-металлург, присланный в Сент-Джуд руководить литейкой. Пухлые губы, густые волосы, крепко сбитый мальчишка, хоть на вид и взрослый. А костюмы – такая прелесть, хорошая шерсть, отутюженная складочка! Пару раз за вечер, накрывая к ужину большой круглый стол, Инид оглядывалась через плечо, ловила на себе его взгляд, и мальчик краснел. Ал был родом из Канзаса. Через два месяца он набрался храбрости и пригласил ее на каток. Они пили какао, и он растолковывал ей, что человек рожден для страданий. Потом повел ее на праздник Рождества сталелитейной компании и по пути рассуждал о том, что участь разумного человека – страдать от глупцов. Однако он прекрасно танцевал и зарабатывал неплохо, так что в лифте она поцеловала его. Вскоре они обручились и вполне целомудренно совершили ночную поездку в поезде, чтобы навестить его престарелых родителей. Отец Ала держал рабыню, которая считалась его женой.
Прибираясь в комнате Ала, Инид наткнулась на зачитанный том Шопенгауэра, некоторые строки были подчеркнуты. Например: «Говорят, удовольствия в этом мире перевешивают страдания или, по крайней мере, между ними существует равновесие. Если читатель хочет убедиться, справедливо ли это утверждение, рекомендую ему сравнить ощущения двух животных, из которых одно пожирает другое».
Как понять Ала Ламберта? Говорит как старик, выглядит как юноша. Инид предпочла довериться внешности. И в результате всю жизнь дожидалась, когда же он переменится. В ожидании она гладила по двадцать рубашек в неделю, не считая собственных юбок и блузок. Аккуратно тыкала носиком утюга рядом с каждой пуговицей. Расправляла морщины, тщательно складывала.
Ей было бы куда легче, если б она его не любила. Но как его не любить? Достаточно взглянуть на него, и ты пропала.
Изо дня в день она старательно выправляла речь мальчиков, корректировала их манеры, улучшала их нравственность, отношение к миру, и изо дня в день ее ждала очередная куча грязного скомканного белья.
Даже Гари порой устраивал тарарам. Больше всего он любил пустить свой электровоз под откос, чтобы слетел с рельсов, чтобы черный слиток металла неуклюже перевернулся набок, опрокинулся, пуская злобные искры. Или выставить на рельсы пластмассовых коров, машины, подстроить аварию.
