Роберт Стоун - Перейти грань
— Хватит слов. Хватит переживаний.
Он дал ей увлечь себя ласками, и они занялись любовью. Она отдавалась ему всем своим существом и чувствовала, что и он тоже, не помня себя, страстно желает навсегда привязать ее к себе. Радость этой близости рождала в ней веру, что их отношения могут продолжиться. Но стоило ей оторваться от него, как она уже знала, что ничто невозможно. Он уснул, обессиленный, а она лежала без сна и плакала, потому что это было в последний раз.
Всю следующую неделю она держала телефон на автоответчике и не отвечала на его звонки. Она знала, что в конце концов он придет. В среду она обедала с Даффи в ресторане напротив железнодорожного вокзала в Согатаке. Говорили о возвращении Оуэна.
— Привлечь его к радиобеседам не составит труда, — объяснял публицист. — Мне нравится идея вашего участия в них. Например, за неделю до его возвращения.
— Нам пока нечего предложить, — проговорила она. — Позднее у нас будет наш видеофильм. И его книга.
Вид у Даффи стал озадаченный.
— Честно говоря, я подумал, что Оуэну надо будет отдохнуть. Он говорит по телефону так, словно пребывает в прострации. Вам не кажется?
— Я не знаю. Мы не разговаривали.
— Не разговаривали?
Она покачала головой.
— Ну что же, мир не будет ждать, — помедлив минуту, объявил Даффи. — Нам надо ковать железо, пока горячо.
Им с Даффи, ирландцам по происхождению, было легко в обществе друг друга, но от этого лишь явственнее ощущалась та нервозность, которая в них обоих нарастала.
— Как идет работа над фильмом? — поинтересовался Даффи, пробегая глазами один из своих пресс-релизов.
— Нормально. Готовимся к последней сцене.
— Будете скучать по роли звезды?
Она скосила на него глаза.
— Что вы имеете в виду, Дафф?
— О, я всего лишь хотел сказать, что вам, наверное, будет не хватать внимания.
— Это будет прекрасно, — ответила она. — В мире опять наступит затишье.
Когда они расстались на вокзальной автостоянке, она крикнула ему вслед:
— Попросите Оуэна позвонить мне. Думаю, хватит ему молчать.
— Непременно, — отозвался Даффи.
Но Оуэн по-прежнему молчал. В пятницу она ответила на звонок Стрикланда, обнаружив, что ей ужасно не хватает его.
— Я чувствую себя брошенным ребенком, — объявил он. — Мне следовало бы обратиться к чувству юмора, если бы оно у тебя было.
— Оно у меня есть, — заверила она. — Нам обоим придется обращаться к чувству юмора.
— Если это пойдет на пользу, я готов, — согласился Стрикланд. — Боюсь показаться самоуверенным, но почему придется именно мне, а не ему?
"Потому что в своей любви к тебе я сделала тебя частью себя, — подумала она. — И все, что будет необходимо вынести мне, придется переносить и тебе". Но она не стала объяснять это ему по телефону.
— Ты хочешь сказать, почему придется ему, а не тебе, Рон.
Тем не менее она согласилась увидеться с ним в следующий уик-энд, у себя дома в Коннектикуте. Они встретились в летнем домике, стоявшем среди солончаков за Уэстпортом. Из столовой открывался вид на заболоченную пойму, по которой расхаживали кваквы. Энн и Стрикланд пили «Шардоннэ», и это было ее первое спиртное со времени их последней встречи.
— Мне лучше знать, — убеждал Стрикланд. — Ты должна поверить мне.
— Рон, — упорствовала она, — ты удивляешь меня. Неужели ты на самом деле надеешься на счастье? Не будь таким ребенком.
— Я не знаю, что это. Я не могу объяснить, что это.
На автостоянке у них едва не вспыхнула ссора. Они приехали по отдельности, но теперь Стрикланд настаивал, чтобы домой они возвращались вместе. Он ехал за ней по шоссе 1-95, ведя машину так безобразно, что она удивлялась, почему его не остановят. Возле дома он свернул на подъездную дорожку вслед за ней. Она впустила его, но затем, обеспокоенная его упорством и не желая сворачивать с намеченного пути, заявила:
— Будем считать, что между нами все кончено. Нам пора возвращаться к действительности.
— Если ты думаешь, что я отступлюсь, — заявил он в свою очередь, — то ты сумасшедшая. Ты еще передумаешь. Я собираюсь переделать тебя.
— Ты недостаточно хорошо знаешь меня, Рон. Если бы ты знал, ты бы не стал говорить так.
— Я не собираюсь расставаться с тобой. Из-за меня. Из-за тебя.
— Не будь таким собственником.
— У меня есть на это право.
— Нет у тебя такого права. И не загоняй меня в угол.
— Будь я проклят, если дам тебе погрязнуть в заурядности с этим болваном! В этом глупом провинциальном окружении. Как какой-нибудь толстозадой военно-морской женушке.
— Это как раз то, что я есть. И хватит об этом.
— Чепуха! Нонсенс.
— Ты становишься помехой в серьезном деле. Мы повеселились. Теперь этому пришел конец. У меня есть дела, которыми надо заняться.
— Не строй из себя холодную сучку. Меня не купишь на это.
— Ты тешишь себя иллюзиями, Рон. Поверь мне, я могу быть холодной сучкой, среди самых лучших из них.
— Я собираюсь удержать тебя от этой катастрофы. Я настаиваю.
До этого она избегала его взгляда, теперь же не отводила от него глаз.
— Что мне непонятно, так это, почему ты такой злой.
— Я ничего не могу поделать с собой. Все это убивает меня наповал.
— Меня тоже. Но тем не менее, я кончаю с этим.
— А я не могу.
Стрикланд выглядел так, словно был близок к срыву. Это начинало действовать ей на нервы.
— Придется научиться.
Он начал заикаться. Она отвела взгляд.
— Я согласен ждать, — выговорил он наконец. — Я буду.
— Нет, — отрезала она. — Я не буду. Я не буду подавать тебе надежду, потому что надеяться не на что. Я уверена в этом.
— Но это же нелепо — навсегда остаться в лапах этого дерьма.
— Послушай. Я умею ладить с ним. Я привыкла к жизни с ним. С тобой я не умею ладить.
— Ты вкусила новой жизни, — убеждал ее он. — Это только начало. Теперь ты знаешь, что это такое.
— Возможно.
— Тогда не будь самоубийцей.
Она стояла посреди столовой, скрестив на груди руки, и качала головой.
— Это дается только раз. У тебя только одна жизнь.
Она засмеялась.
— Это уж точно, — заметила она. — Жить так сладко.
Размахнувшись, он ударил ее по лицу ладонью так, что голова у нее откинулась назад. Пораженная, она отшатнулась.
— Извини, — пробормотал он и пошел вслед за ней в ванную, где стоял у нее за спиной, пока она смотрела на себя в зеркало. — Я не помнил себя, — объяснил он.
Энн посмотрела на свою пылающую щеку и потрогала краешек верхней губы.
— Полагаю, что это не всерьез, — проговорила она.
— Извини.
— Но мне это совсем даже не нравится. Лучше тебе не делать больше ничего подобного.
Они вернулись в гостиную. Она посмотрела на него, потом на дверь.
— Ладно, я не могу, чтобы ты ехал в таком состоянии. Можешь остаться в комнате для гостей.
— Ничего страшного, — успокоил он ее. — Я утратил контроль над собой лишь на секунду.
— Я не смогу быть с тобой этим вечером. Извини.
— Хорошо. Все нормально.
— Забавно, — вслух размышляла Энн. — Я росла с отцом и тремя братьями — единственная девчонка. Все они были не сахар. Но никто никогда не поднимал на меня руку. Двадцать лет я была замужем за офицером, и ему никогда не приходило в голову ударить меня. Как и никому другому. Пока я не стала таскаться с такой чувствительной творческой натурой, как ты. И вот схлопотала.
— У нас темперамент.
— Правда? Ну, а я не привыкла к этому. Так что не надо проявлять свой темперамент.
— Ты же знаешь, что я люблю тебя. Ты же знаешь это, не так ли, малышка?
Она быстро прошла мимо и, обернувшись, молча указала ему на комнату для гостей. В спальне наверху она закрыла дверь на ключ и достала из аптечки свое снотворное. Сев на кровать, высыпала таблетки на покрывало. Их оказалось двадцать пять. Слова, которые он произнес последними, все еще стояли в ушах:
— Я люблю тебя… Ты же знаешь это.
Напрасные слова, печальная песенка. Отложив одну таблетку, она аккуратно ссыпала остальные в бутылочку.
63
Однажды ярким голубым утром Браун почувствовал, что не может больше фальсифицировать свое продвижение. Бесконечные необычности устраняли все связи. На протяжении долгих недель он пытался сводить реальность к сериям углов. Одинокий и спрятавшийся от всего мира, он постоянно ощущал на себе чей-то испытующий взгляд.
Реально он находился севернее острова Вознесения, официально — далеко в Тихом океане. Он мастерски овладел необходимыми математическими приемами и без конца занимался вычислениями. Солнечная и ветреная погода как нельзя лучше подходила для плавания под парусом. Мачта держалась прочно. В эфире Дикий Макс выменивал монеты. На его вызовы Макс больше не отвечал. Браун напугал его.
