Ирвин Шоу - Богач, бедняк... Том 1
С озабоченным видом она прошла через толпу гостей к лестнице и поднялась наверх, в комнату на чердаке, где спал Билли.
После рождения сына они переехали на последний этаж в старый дом из песчаника на Западной Двенадцатой улице, превратив чердак в довольно просторную комнату с застекленной крышей. Здесь кроме кроватки Билли и его разбросанных повсюду игрушек находился большой стол, за которым Гретхен работала. На нем стояла пишущая машинка и возвышалась гора книг с бумагами. Ей нравилось работать в комнате маленького Билли. Стук пишущей машинки совсем его не беспокоил, напротив, он был для него своеобразной колыбельной, под которую он сразу засыпал. Ребенок автоматизированного века, убаюкиваемый пишущей машинкой «Ремингтон».
Включив настольную лампу, Гретхен увидела, что Билли до сих пор не спит. Он лежал в своей маленькой кроватке в пижаме и ручками медленно водил над головой, словно вырисовывая узоры в сигаретном дыму, проникавшем сюда снизу. Рядом с его головой на подушке лежал матерчатый жираф. Гретхен, конечно, чувствовала себя виноватой за этот табачный дым, но разве могла она запретить своим гостям курить только потому, что это могло не понравиться ее четырехлетнему сынишке, спавшему этажом выше? Наклонившись над кроваткой, она поцеловала его в лобик. Почувствовала запах мыла, оставшийся после его купания, и сладкий аромат детской кожи.
– Когда я буду большим, – сказал ей Билли, – я не буду приглашать гостей.
Нет, ты явно не пошел в своего папочку, подумала Гретхен. Хотя он был точной его копией – такой же белокурый, спокойный, с ямочками на щечках. Ничего от Джордахов. Может, ее брат Томас был на него похож, когда был совсем маленьким. Она вновь наклонилась над ним и поцеловала.
– Спи, спи, Билли!
Гретхен подошла к своему рабочему столу, села, ужасно довольная, что сюда не доносится громкая болтовня гостей снизу. Никто, конечно, ее там не хватится, просиди она здесь хоть всю ночь. Она взяла в руки лежавшую на столе книгу. «Основы психологии». Лениво открыла ее. Двести страниц, посвященных анализу теста Роршаха1. Познай самого себя. Познай врага своего. Она по вечерам ходила в Колумбийский университет на курсы психологии. Если постараться, то можно получить ученую степень уже через два года. Она постоянно испытывала ощущение своей неполноценности, которое заставляло ее робеть в компании образованных друзей Вилли, да иногда и наедине с самим Вилли. Кроме того, ей нравилась атмосфера аудиторий, было приятно сознавать, что она никуда не спешит, что находится среди людей, которых не интересуют ни деньги, ни положение в обществе, ни дешевая слава.
После рождения Билли Гретхен ушла из театра. Позже, говорила она себе, когда он подрастет и сможет обходиться без нее, она вернется на сцену. Но теперь она поняла, что никогда больше играть в театре не будет. Подумаешь, невелика потеря. Ей нужна была работа на дому, и, к счастью, она довольно быстро нашла ее, причем не прилагая особых усилий. Она начала помогать Вилли писать критические статьи и рецензии на радиопередачи, а позже и на телепрограммы, когда его одолевала лень, или он был занят чем-то другим, или страдал от похмелья. Вначале он подписывал своим именем все написанные ею статьи, но потом, когда ему предложили работу исполнительного менеджера в одном журнале, с повышением жалованья, она, осмелев, стала подписывать рецензии своим именем. Редактор по секрету сказал ей, что она пишет гораздо лучше Вилли, но она уже сама имела свое собственное мнение о творчестве мужа. Однажды, приводя в порядок вещи в сундуке, она случайно наткнулась на первый акт его пьесы. Какой ужас! Все, что было таким живым, выпуклым, таким ярким в устной речи Вилли, на бумаге становилось безжизненным, вымученным, архаичным. Она, конечно, ничего не сказала ему об этом, не призналась, что прочитала первый акт его пьесы. Но стала настойчиво уговаривать его перейти на руководящую работу.
Гретхен внимательно посмотрела на желтоватый лист бумаги в машинке. Карандашом вписала пробное, черновое название статьи: «Песнь коммерсанта». Наобум остановилась на таком абзаце: «Нашей абсолютной недоверчивостью, свойственной всем американцам, практически ныне ловко пользуются коммерсанты, чтобы всеми правдами и неправдами навязать нам свой товар, независимо от того, каков он, этот товар, как мы к нему относимся – благожелательно ли, с опаской ли, да и вообще, нужен ли он нам? Они хотят всучить нам суп, сдобрив его смехом, еду на завтрак, прибегая к угрозам, автомобили, цитируя „Гамлета“, слабительное, снабдив этикетку всяким вздором…»
Гретхен нахмурилась. Нет, плохо. К тому же бессмысленно. Кто будет это слушать? Американский народ получает то, что он, по его мнению, хочет получить. Большинство ее гостей внизу живет за счет того, что так страстно обличает их хозяйка этажом выше. Те крепкие напитки, которые они сейчас пьют, куплены на деньги человека, распевающего вот эту «песню коммивояжера». Она выхватила листок из машинки и, яростно скомкав его, выбросила шарик в мусорную корзину. Все равно эту статью никогда не удастся напечатать. Вилли первый ей не позволит.
Гретхен снова подошла к кроватке сына. Он уже спал, обнимая жирафа. Он спал, это чудо, это совершенство природы. Что ты, малыш, будешь продавать, что будешь покупать, когда тебе будет столько лет, сколько мне сейчас? Какие ошибки, какие заблуждения ожидают тебя впереди? Сколько твоей любви будет потрачено впустую?
Вдруг она услыхала чьи-то тяжелые шаги на лестнице и торопливо склонилась над кроваткой, делая вид, что поправляет одеяльце сына. Дверь отворилась, на пороге стоял Вилли, поставщик колотого льда.
– А я там спохватился, думаю, где ты?
– Я тут в одиночестве пытаюсь опомниться от этого безумия, восстановить утраченное здравомыслие, – ответила Гретхен.
– Гретхен, ну что ты, – упрекнул ее Вилли. Он немного раскраснелся от выпитого, на его верхней губе выступили капельки пота. Он начинал лысеть, особенно со лба, который становился все больше похож на бетховенский, хотя он по-прежнему ухитрялся выглядеть очень молодо. – Ведь они не только мои, но и твои друзья.
– Они ничьи друзья, – отрезала Гретхен. – Все они большие любители выпить на дармовщину, вот и все.
Она чувствовала себя в эту минуту законченной стервой. Перечитав свою статью, она поняла, что испытываемая ею неудовлетворенность уже стала главной причиной, почему она ушла от гостей и поднялась сюда, наверх. И вдруг, совсем неожиданно, ей стало горько от того, что ее ребенок так сильно похож на него, Вилли, и не похож на нее.
– Чего ты от меня хочешь? – спросил Вилли. – Чтобы я отправил их всех по домам?
– Да. Отошли их всех по домам.
– Ты же прекрасно знаешь, что я этого сделать не могу. Ладно, дорогая, пошли. Давай спустимся к гостям. Они уже начинают беспокоиться, не случилось ли с тобой чего.
– Передай им, что я вдруг почувствовала сильнейший позыв покормить ребенка грудью, – сказала Гретхен. – В некоторых племенах матери кормят грудью детей до семилетнего возраста. Они там все такие умные, посмотрим, знают ли и об этом наши гости?
– Дорогая…– Он подошел, обнял ее за талию. В нос ей ударил резкий запах джина. – Успокойся. Прошу тебя. В последнее время ты стала ужасно нервной.
– Ага! Выходит, ты заметил?
– Конечно, заметил. – Он поцеловал ее в щечку. Так, простой поцелуй, для проформы, отметила она. Он вот уже две недели не занимался с ней любовью.
– Я знаю, в чем дело, – сказал он. – Ты слишком много работаешь. Уход за ребенком, работа, университет… домашние задания…– Вилли все время пытался уговорить ее бросить курсы. – Ну, чего ты хочешь добиться, что доказать? – спрашивал он ее. – Я и так знаю, ты – самая умная женщина в Нью-Йорке.
– Я не делаю и половины того, что требуется, – ответила она. – Может, мне спуститься вниз, чтобы подыскать себе достойного кандидата в любовники и уйти с ним? Завести любовную интрижку? Чтобы успокоить нервы.
Вилли, от удивления оторвав руку от ее талии, сделал шаг назад. Запах джина уже не так чувствовался.
– Смешно. Ха-ха! – холодно произнес он.
– Вперед, на арену для петушиных боев, – парировала она, выключив настольную лампу. – Выпивка – на кухне, дорогие гости!
В темноте он снова обнял ее за талию.
– Что я сделал тебе плохого?
– Ничего. Хозяйка дома, само совершенство, и ее партнер сейчас вольются в прекрасную, изысканную атмосферу Западной Двенадцатой улицы.
Она, отстранив от себя его руку, пошла вниз по лестнице. Через несколько секунд за ней спустился Вилли. Он чуть задержался, чтобы поцеловать сына в лобик губами, пахнущими джином.
Гретхен сразу заметила, что Рудольф отошел от Джонни и теперь стоял в углу комнаты, о чем-то серьезно разговаривая с Джулией. Она, по-видимому, пришла, когда Гретхен была наверху. Друг Рудольфа, парень из Оклахомы, это живое воплощение главного героя Льюиса Синклера – Бэббита1, громко хохотал над какой-то шуткой одной из секретарш. Джулия сделала себе высокую, красивую прическу… На ней было черное платье из мягкого бархата.
