Соучастники - Ли Уинни М.
Глаза Сильвии были закрыты. Глаза Зандера смотрели прямо, почти не выражая чувств, устремленные на его нетронутый десерт на столе. Хьюго просто потупился и ухмылялся.
На сцене награждающий вскрыл конверт. Откашлялся и произнес:
– И награда достается…
Этот молодой, обаятельный актер поднял взгляд и ухмыльнулся в камеру.
– Надо мне было поставить на этого парня, – заметил он, а потом объявил громким голосом: – Зандеру Шульцу. “Твердая холодная синева”.
Весь наш столик очумел. Меня охватило изумление. И радость.
– О господи! – крикнула Сильвия, заключая Зандера в объятия.
Хьюго хлопнул его по спине, потом обнял, бормоча:
– Получилось у нас!
Грета жадно впилась ему в губы и что-то прошептала на ухо.
На нашей части столика я обняла Пита, потом Гэри. Рядом со мной как-то оказался Эрик и, с излишней теплотой прижав меня к груди, украдкой поцеловал в шею. Я высвободилась и пошла поздравить Зандера, но он уже направлялся к сцене, лавируя между столиками с доброжелателями, которые его не знали, но явно решили не забыть попозже вечером задружиться с этим многообещающим новым сценаристом/режиссером, несомненно, восходящей звездой.
Сильвия подошла меня обнять, напряжение, которое было между нами, ушло, и я увидела у нее на глазах слезы. Я и сама прослезилась.
Все за нашим столом до того перевозбудились, что так и стояли на ногах, но к тому моменту, когда Зандер добрался до сцены, снова расселись по своим местам.
На сцене Зандер держался на удивление непринужденно. Я знала, что он не слишком любит быть перед камерой, но он не выказывал той скованности, которую выказывают некоторые специалисты – как правило, по звуковым и визуальным эффектам, композиторы и гримеры, – оказавшись в центре внимания. И то сказать, режиссеры как никто умеют манипулировать вниманием.
Он был, как всегда, невозмутим, спокоен и собран. И излишне холодноват.
Не было ни “ничего себе”, ни инсценировки изумленного вздоха, к которым зачастую прибегают награжденные, чтобы показаться скромными или симпатичными. Зандер прошагал туда и принял свою награду, словно с самого начала ее заслуживал.
Подавшись к микрофону, он заговорил. Я смотрела на него, и по моим венам неслись восторг, потрясение, адреналин – и невозможный поток гордости.
– Первые люди, которых я должен поблагодарить, – это мои мама с папой. На мои десять лет они подарили мне фотоаппарат “Кэнон AE-1”, и с тех самых пор я смотрю на мир сквозь объектив и пытаюсь рассказывать истории в картинках.
По залу пронеслось одобрительное бормотание.
– Так что спасибо вам, мама с папой, за то, что всегда меня поддерживали. За то, что всегда верили, что я могу быть фотографом, потом – режиссером. Что мне все по плечу.
Я, дрожа от нетерпения, ждала, когда Зандер произнесет мое имя и мир на один краткий миг узнает, что Сара Лай существует и внесла свой вклад в этот фильм.
– Это большой шаг для визуала вроде меня – перейти к написанию слов на бумаге. Никаким таким писателем я никогда не был, поэтому эта награда – награда Голливудской ассоциации иностранной прессы за сценарий – много для меня значит. Она подтверждает, что ты можешь сделать все, что захочешь, если поставишь себе такую цель.
У меня мелькнула мысль: вот сейчас он может произнести мое имя – редактора его сценария, но, разумеется, время для этого еще не пришло.
– Также я хотел бы поблагодарить моих брата и сестру, Дэвида и Эмми. Они дали мне то, к чему я мог стремиться. В детстве они были моими первыми моделями и предметами.
Смешок в публике.
– Теперь агенты: Андреа Пэрис и команда агентства ТМС, не могу представить себе более надежного отряда, который бы за меня стоял. Сэмми Левковиц – когда я выяснил, что ты выбрал наш фильм, я подумал, что вижу сон. Но это реальность – ты сделал это возможным.
Он отсалютовал Сэмми наградой, и Сэмми широко улыбнулся; на него смотрел весь зал.
– Сильвия Циммерман, мой продюсер; этот фильм обязан тебе очень многим, так что спасибо тебе за твой тяжкий труд в течение долгих лет, с тех пор когда мы вместе делали рекламные ролики. Пит Йоргенсон, я очень рад, что ты монтировал этот фильм; ты заслуживаешь всяческого признания. Эл Маккендрик, ты великолепный оператор. Кто еще, кто еще…
Зандер посмотрел на наш стол, и мы все, включая евреев и неверующих, воззрились на него так, словно он был вернувшийся на землю Мессия. В тот миг он просто не мог ничего сделать неправильно.
– Сэм – и Боб, и Джозеф, и… и Чаудер, и Кайл, вся съемочная группа. Любой режиссер мечтает работать с такими людьми на своем дебюте. Энни за костюмы, Джону за музыку, Дэниель за прически и макияж…
Зандер сделал паузу. Я ждала – вместе со всеми остальными в зале.
– Грета, ты сегодня со мной. Спасибо тебе, детка. Шломо Саммерс, который взял меня помощником фотографа, когда мне было всего шестнадцать, который первым дал мне шанс, показал, что могут сделать для истории свет и простой фрейминг. Спасибо, спасибо. “Инсержент медиа”, где мне дали снимать мой первый музыкальный клип, спасибо, я очень многому научился, когда над ним работал.
– И да. Наконец… человек, который по-настоящему расширил мои горизонты, хотя узнать его мне довелось недавно: Хьюго Норт. Это невероятно – что мы создали за минувшие несколько месяцев и будем создавать дальше. Это только начало. Ждите нашего следующего фильма, друзья. Это будет нечто. Спасибо моим продюсерам – Хьюго, Сильвии. Мне не терпится снимать новые фильмы и делать то, что я люблю. Это очень много для меня значит. Спасибо – и хорошего вам вечера.
Теперь понятно, что это должно было запомниться как искренняя, достойная речь. Режиссер-дебютант воздает должное всем тем, благодаря кому он получил эту награду. Зал взорвался недурными аплодисментами, а за нашим столиком все, кроме меня, встали с мест и кричали, улюлюкали, экстатически хлопали.
Я еще немного посидела, думая, не пропустила ли чего. Не отказали ли мне на долю секунду уши, не упустили ли они звука моего имени, произнесенного Зандером среди целой вереницы протараторенных им имен.
Но я его не пропустила. Я прослушала всю речь Зандера – и меня в ней не было.
Все равно что невидимая, я сидела за этим столиком на “Золотых глобусах” в своем одолженном дизайнерском платье, и мою грудную клетку медленно раздавливало. Внутри я чувствовала пустоту.
Хьюго, Сильвия и Грета тем временем обнимались, не в силах сдержать слез, и подзывали меня к себе. Я медленно встала на ноги, аплодируя, натягивая на лицо благодарную улыбку под стать их улыбкам.
Сильвия посмотрела на меня и широко улыбнулась. Может, она и не заметила упущения.
У меня навернулись слезы, но это не были слезы радости. Что же, по меньшей мере окружающие могли перепутать.
Осматривая столик, я встретилась глазами с Эриком.
– Поздравляю, – сказал он, хлопая. Но в его понимающем взгляде я усмотрела толику жалости.
Глава 47
Переноситься из того вечера десять лет назад, от ажиотажа и возбуждения “Золотых глобусов”, от поздравлений и обожания, которые там были везде, в мою тихую квартиру в Бруклине, кажется какой-то несуразицей. Том Галлагер смотрит на меня с моего дивана; ни он ничего не говорит, ни я.
За окном село солнце. Мы сидим в сгущающихся сумерках, и, чтобы переменить атмосферу, я включаю лампу. Мы щуримся от внезапной вспышки искусственного света.
Я понимаю, что у меня на глазах слезы, и, потупившись, вытираю их.
Стыд – по-прежнему самое сильное чувство из тех, что я сейчас испытываю. Стыд от того, что, в конце концов, такую важную роль во всем этом играло мое самолюбие.
Если бы Зандер назвал меня в своей речи на “Золотых глобусах”, почувствовала бы я, что на самом деле что-то значу? Продолжила бы я работать на него с Хьюго, покрывала бы их все более отвратительное поведение, мирилась бы с этим ради возможности самой оказаться в центре внимания, обессмертить свое собственное имя на экране, на очередной афише, в очередной статье в “Вэрайети”?