Иван Дроздов - Шальные миллионы
Иванов колебался. А Малыш выписывал чеки на правление фонда. Крикнул:
— Пиши, а то будет поздно!
— Но кто же передаст наши чеки?
— А это моя забота. Не все нас предали!
Борис вынул чековую книжку и, как указал Малыш, написал четыре чека.
— Ну вот, — сказал Василий. — Это уже кое-что. Но у тебя остаются еще деньги.
— Сосчитал в чужом кармане.
— Борис! — стукнул по столу кулаком Малыш. — Деньги наши грязные, их все равно возьмут, но если мы отдадим их сами, нам сохранят жизнь. Пиши чеки!
— И все на фонд?
— Только на фонд. Я тебя подводил когда-нибудь?
Все знали, и Борис тоже: слово Малыша железное. И все чеки, и все другие нужные документы были выписаны и оформлены. Не знал, не ведал, конечно, Борис, что магический благотворительный фонд был только вчера открыт и утвержден властями и единственным учредителем и распорядителем всех его средств был гражданин России Василий Васильевич Лыков.
Малыш за руку вывел Бориса в гараж и здесь почти бесчувственного втолкнул в «Волгу». И, показывая на сидевшего за рулем человека, сказал:
— Костя доставит тебя в безопасное место.
Костя на скорости вылетел со двора.
…Борис Иванов, проснувшись утром в комнате на конспиративной квартире Кости Воронина, обнаружил, что правая щека у него как бы стронулась с места и куда-то плывет. Подошел к зеркалу и увидел, как лицо его дернулось один раз, второй, и через равные промежутки времени, будто его же и передразнивало. Прижал рукой, — оно дергалось под ладонью. Опустил руку, с минуту было спокойным, но затем снова продолжился тик. И так мерзостно, так противно, — вместе со щекой вскидывается верхняя губа, приоткрываются зубы. Помнится, так он в детстве дразнил мальчишек, а бабушка Катя, мать отца, приезжавшая в Москву из Тамбовской деревни, говорила: «Будешь косоротиться, навсегда останешься таким». Неужели навсегда?..
Жутковато стало Борису. Сел он в кресло, обнял голову, застонал. Когда же это и почему с ним случилось? Наверное, от страха и волнения или от осознания того ужасного обстоятельства, что прошлой ночью он в одночасье перестал быть богатым.
Пришел из кухни Костя, принес дымящийся кофейник, печенье, конфеты, горячие булочки с маслом.
— Садитесь, Борис Силаевич, вы здесь в безопасности. Но только одно условие: на улицу носа не показывать.
Борис подсел к столу, потрогал щеку, смущенно проговорил:
— Да вот, — с лицом что-то неладно, нервный тик появился.
— Ничего, это бывает. У нас ребята как в свару со стрельбой попадут, так наутро он непременно привяжется, тик этот самый. То бровь дергается, то щеку куда-то тянет.
— Правда? У всех?..
— Почти у всех, — врал Костя. — Но потом проходит. Отлежится, отоспится человек, — он и отступит. Чепуха это, бросьте думать.
Борис повеселел. Придвинулся к столу, налил кофе.
Главным сценаристом ночного спектакля со стрельбой, вертолетом и катерами был неутомимый выдумщик Малыш, режиссурой занимался Костя Воронин.
Они позаботились, чтобы женщины, когда они приедут, ничего о спектакле не узнали.
Борису Иванову Стефан сделал паспорт на имя гражданина России Семена Семеновича Загоруйко и под этим именем отправил в Лондон. Малыш вручил ему чек на сто тысяч долларов, — на первые месяцы безбедной жизни в небольшом двухэтажном особняке, купленном в столице Англии его отцом за год до смерти.
Хотел выписать миллион, да подумал: «Денежки народные, я обязан их беречь».
Нина, появившись в «Шалаше», спросила:
— Где Борис?
— Уехал в Англию, — ответил Василий.
Других вопросов она не задавала. Была печальна и носила траур, — дома, на родине, она похоронила маму. Сергей неотступно находился при ней.
Обитатели «Шалаша» разъезжались. Первыми улетели в Питер Костя и Амалия. Анна готовилась к дальнему путешествию на катере, — они с Малышом решили прямым ходом идти до станицы Каслинской.
Наконец, настал и этот день. Нина, расставаясь с Аннушкой, плакала.
— Не могу я без тебя, вот как привыкла.
— И мне грустно, да мы ведь расстаемся ненадолго. Поживите тут недельки две, — и к нам, на Дон.
Сергей стоял на причале важный, торжественный. Жизнь его за эти месяцы круто переменилась, он смело и уверенно смотрел в будущее.
Вода под «Назоном» вскипела, катер качнулся, вышел на середину канала. Он тоже прощался с местом, где обрел нового хозяина и куда уже больше никогда не вернется.
В последний раз, повернувшись к стоявшим на причале Нине и Сергею, помахав им рукой, Анна и Василий устремили взгляд в расстилавшееся перед ними и горевшее в лучах утреннего солнца море.
Анюта выводила катер на траверз кораблей, на северо-восток.
Впереди по курсу была Россия.
