Наталия Терентьева - Куда улетают ангелы
— Но, может, они правы? — сказал Толя, чуть прищурясь, смотрел на безмятежную гладь моря. — Меня вот раздражает их прижимистость, а их — моя глупая щедрость, она же расточительность и нерасчетливость. Мне они кажутся хитрыми, ловкими…
— Мой отчим всегда говорил: «Эх, гены у меня не те! Поэтому так вляпался! До конца дело не довел…» Отчим мой сидел пару лет за то, что воздух продавал в середине девяностых.
— Ясно, — засмеялся Толя.
— Ну да. А я Сашиным родственникам кажусь… то есть казалась… простоватой, до противного.
— Оговорочки ваши, конечно… — Толя покачал головой.
— Прости. Я просто не привыкла еще.
— К тому, что его больше нет?
— К своему счастью. Знаешь, я всегда восторгалась и восторгаюсь их бессчетными талантами, и слегка завидую. А они не понимают, как можно быть такой бесталанной и нецелеустремленной. Ефим Борисович как-то сказал мне в сердцах: «Тебе, Лена, надо истопницей работать, а не журналисткой», — когда я «завалила» в своем первом журнале очень интересную тему — то есть все самое интересное, что узнала о герое своего очерка, писать не стала. «Топить — тоже ответственная работа, Ефим Борисович. Всё завалю», — ответила я. «Так не в нашем же доме ты будешь работать», — заметил он.
— А кем он работал?
— Интендантом московского гарнизона, много лет.
— Понятно…
Он смеялся, а я увидела его взгляд.
— Толя, ты думаешь, это я все говорю от обиды, это сугубо личное?
Он положил теплый белый камень на мою коленку.
— Ну, если учесть, что от личных обид разрушались империи, начинались войны…
Он улыбнулся. Кинул камешек в море. Погладил меня по ноге. И только тогда я спросила:
— У тебя есть еврейская кровь?
— А у тебя?
— Ясно. У меня одна капля. Папина бабушка была еврейкой, по маме. Не считается, давно растворилась, не чувствую ее, этой капли.
— А у меня две с половиной, — он засмеялся. — Моего родного дедушку звали Саша Лимберг.
— Ага…
Я, наверно, очень внимательно смотрела на его лицо, потому что он стер песок со лба, которого там не было, и спросил:
— Нашла?
— Да вроде нет… Буду теперь искать…
Он опять засмеялся:
— Не найдешь. Люди до тебя уже искали…
— Это когда в разведку, что ли, брали? Так они моего главного метода точно не знали.
— Ну-ка, ну-ка, поподробнее, если можно…
Он так сейчас был похож на озорного бодигарда в буфете, который раздражал меня своей проницательностью, и кому я предложила разгадать слово «щука»…
— Ты знаешь, у меня ведь от рождения острый нюх.
Он кивнул:
— Я заметил.
— Саша считал это близостью к животным.
Толя улыбнулся и покачал головой:
— Это, на всякий случай, у человека — признак высокой духовной организации, тебе любой психолог скажет, это научная истина, можешь гордиться.
Я, получив неожиданно высокую оценку за врожденные данные, продолжила смелее:
— Ты знаешь, что у всех наций и рас свой особый запах?
Он кивнул:
— Я читал об этом.
— А я — знаю. И думаю, это не случайно. Однажды, много лет назад я ехала в метро и первый раз близко стояла с негритянским юношей. Я была потрясена его запахом. Это был чужой, другой запах — другого существа. Другая формула. Потом, позже, учась в Университете, я могла по запаху с закрытыми глазами понять — вошел ли в проветренное помещение китаец, негр или европеец. Мы даже спорили с Сашей.
Толя вздохнул:
— На поцелуй?
— На деньги! — засмеялась я.
— Я надеюсь, ты его по сто раз в день поминаешь не для того, чтобы просто о нем поговорить, правда?
Я растерялась:
— Прости… я как-то…
Он привстал и поправил большой зонт, под которым мы сидели, чтобы на мои ноги не попадало солнце.
— Продолжай, пожалуйста. В любом случае, если я пойму, что так лучше, я убью его, а не тебя. Голову тебе принесу.
— Что я с ней буду делать? — постаралась я поддержать шутку, хотя мне стало чуть не по себе.
Он засмеялся:
— Череп на полку поставишь. Деньги в нем копить будешь. Может хоть тогда научишься. Хотя нет. Выброшу и череп. А то ты же по сто раз в день к нему подбегать будешь — целоваться, новостями делиться…
Я представила себе…
— Ужас, Толя! Замолчи! Даже в шутку такое не надо!
— Продолжай, пожалуйста, Ленуля. Спорили на деньги…
— Да. Он как-то мне проспорил две стипендии — столько раз я угадала правильно. И главное — я чувствовала только особый, «чужой» запах, запах другой расы, у своей — особого запаха как будто нет.
— Так, а у нас-то… — он оглядел пространство вокруг нас с ним, — тут вообще — русский дух или как?
Я засмеялась:
— Вот теперь буду повнимательнее. Принюхаюсь…
— А тебе мужчины других рас не нравились никогда?
— Честно? Мне всегда нравились японцы — абстрактно. Но я не встретила ни одного японца за свою жизнь. Еврея встретила, японца — нет. И даже не знаю, как они пахнут. Европейцами или азиатами.
Представляю, как бы сейчас обшутился Саша, вывернулся бы наизнанку — раз я дала такую тему. Толя же просто сказал:
— Все, уже не встретишь. Встретила меня.
У меня есть еще немного времени. Жить, любить, быть нужной и единственной. Какая малость, какая глупость, какое невозможное желание…
— Он тебе изменял всерьез? Или всё так, по пустякам? — как будто услышав мои мысли, спросил Толя. Мне даже стало горячо — оттого, что он почувствовал, о чем я думаю.
— Кроме меня, у него была еще одна женщина — в параллель со мной, лет десять, да только мы об этом не знали — ни я, ни она. Она узнала первой и рассталась с ним. Ну не расставаться же и мне было — задним числом. Тем более что Саша клялся и божился, что он ее просто жалел — она была к нему слишком привязана, чуть постарше его, независимая, директор фирмы…
— Ясно, — сказал он и прижал меня к себе. — Все теперь ясно.
Что ему стало ясно после нашего разговора, я так и не поняла.
Я уже знала — с тех пор как заполнила анкету в ЗАГСе, что Толя младше меня на один год и четыре месяца. Вот уж не думала, что начну повторять мамины подвиги… Отчим, отец Павлика, ведь тоже был младше ее на год или два. Не сдает ли мой следующий избранник сейчас экзамены на первом курсе?..
Один вопрос все никак не давал мне покоя. Да, я волновалась, когда видела Толю издали, вылезающего из машины. И грустила, когда он, дотянув до последней минуты, в воскресенье уезжал в аэропорт. Да, мне было так хорошо обнимать его мощные плечи и сидеть у него на руках. Мне хотелось ему нравиться и не хотелось, чтобы ему нравилась очень симпатичная помощница оператора, которая нравилась всем в съемочной группе.
А вопрос был такой: почему же я внутри так спокойна и безмятежна? Разве бывает такая любовь? Я, по крайней мере, знала другую. Я знала, как замирает сердце и перестает биться, когда, не видя кого-то полгода, вдруг встречаешь просто похожего на него в метро… Я знала, как исчезали звуки и краски вокруг, когда он был близко, исчезало все, кроме него. Я знала, как больно ранило каждое небрежное слово и как легко прощались обиды, лишь только я снова слышала его голос и видела его…
Может быть, то, что сейчас, это и есть счастье-константа? А оно, конечно, совсем другое. Вот Толя приехал за нами в Крымское Приморье — сам успел побыть там всего полдня… Вот не спал со мной в поезде — самолетом я уже не решилась лететь, а в самом лучшем феодосийском поезде, на который удалось взять билеты, — не открывались окна и не работал кондиционер… Вот я вижу его утром и вечером. И снова утром и вечером… Мне спокойно, хорошо, не страшно. Он симпатичный, он очень приятный, он добрый и так старается расположить к себе Варьку… Что же не дает мне покоя? Мысль, что все слишком спокойно? Или что я чуть-чуть лукавлю? А может, я просто не умею общаться с близким мне мужчиной, я никогда в жизни так много не разговаривала с тем, от которого бежали мурашки по спине… Или мурашки бежали от того, что каждый день был как последний?
Глава 19
Когда в августе мы вернулись из экспедиции, Толя уже перевез все вещи в нашу новую квартиру. Мне оставалось чуть более полутора месяцев до родов, рожать я собиралась в срок. По первой беременности я четко знала — будет так, как я хочу, просто надо быть очень уверенной и беречь себя от всего, что мешает главному.
Живот стал давить, и я спала все меньше и меньше. Я решила — самое время попробовать приучить Варю к ее собственной комнате, в Крымском Приморье это не получилось. Когда Толи не было, Варька по-прежнему ходила за мной хвостиком.
В той самой квартире, которую Толя купил «по случаю», было ни много ни мало, а пять отдельных комнат, не считая двух темных, из которых мы решили сделать кладовку и гардеробную. Светлое капиталистическое будущее снова с угрожающей скоростью стало наваливаться на меня. Помня предыдущий плачевный опыт, я решила сразу в него поверить, в его реальность и необыкновенную надежность. Ведь тогда, с Сашей — я до конца не верила. Может, потому ничего и не состоялось?
