Мисима Юкио - Запретные удовольствия
Этот юноша говорил своему другу:
– Что случилось? Ю-тян уже несколько дней здесь не появляется.
– Что это ты так забеспокоился? – поинтересовался его собеседник.
– Ничего я не беспокоюсь. Между мной и Ю-тяном ничего нет.
– Так я тебе и поверил!
Вдова спросила небрежно:
– Ю-тян, должно быть, знаменитость здесь. Он очень красивый парень, верно?
– У меня есть его фотография. Я покажу вам, – сказал мальчик, говоривший первым.
Для того чтобы предъявить обещанное фото, потребовалось довольно много времени. Из внутреннего кармана своей форменной куртки официанта мальчик вытащил какой-то пыльный грязный пакет. В нём была беспорядочная кипа визитных карточек, сложенные бумажные полоски с обтрепанными краями, несколько купюр по одной иене и даже программка из какого-то кинотеатра. Мальчик подошел поближе к напольному светильнику и принялся тщательно рассматривать свои сокровища одно за другим. Несчастная мать, у которой не хватило храбрости видеть все эти подробности, закрыла глаза.
«Пусть это будет человек, совсем не похожий на Юити, – молилась она в душе. – Тогда все же останется возможность для сомнений. У меня будет счастливый момент потянуть время. Тогда я перестану сомневаться в том, что каждая строка этого ужасного письма явная ложь – ведь доказательств-то нет! Пусть это будет фотография человека, которого я никогда не видела».
– Вот она! Вот она! – воскликнул мальчик.
Вдова Минами издалека вглядывалась дальнозоркими глазами в фотографию, размером с визитную карточку, при свете лампы. Поверхность фото блестела на свету, и разглядеть что-то было трудно. Наконец под углом стало возможным рассмотреть лицо улыбающегося молодого человека в белой рубашке поло. Это был Юити.
У неё перехватило дыхание, и она совершенно упала духом, рассматривая фотографию. Сила воли, которую она сохраняла до сих пор, была сломлена. В расстройстве вдова отдала фотографию владельцу. Она лишилась дара речи, потеряла способность смеяться.
На лестнице послышались чьи-то шаги. Поднимался новый посетитель. Два приятеля, которые обнимались в одной из кабинок, отпрыгнули друг от друга, когда увидели, что посетительницей оказалась молодая женщина. Женщина заметила мать Юити и направилась к ней с серьезным выражением лица.
– Мама, – позвала она.
Лицо госпожи Минами побледнело. Она подняла глаза. Это была Ясуко.
– Кто бы мог подумать, что я встречу тебя в таком месте?
– Мама, пойдемте домой. Я приехала, чтобы забрать вас.
– Откуда ты узнала, куда я поехала?
– Я скажу вам потом. А теперь пойдемте домой.
Они поспешно оплатили счет, вышли и сели в поджидавшее их такси.
Вдова откинулась на сиденье и закрыла глаза. Автомобиль тронулся. Ясуко, сидя на краешке, заботливо следила за ней.
– Вы вспотели, – сказала Ясуко, вытирая лоб свекрови носовым платком.
Через некоторое время вдова открыла глаза и сказала:
– Я знаю: ты прочла мою почту.
– Я никогда бы такого не сделала. Я тоже получила толстое письмо. Сегодня утром. Тогда я поняла, куда вы ездили прошлой ночью, мама. Я поняла, что вы не возьмете меня с собой и сегодня, поэтому я поехала вслед за вами.
– Ты получила такое же письмо?!
Вдова тихонько всхлипывала.
– Ясуко, прости меня, – сказала она и заплакала.
Ее извинения и рыдания растрогали Ясуко и заставили тоже проливать слезы. Пока такси не подъехало к дому, обе сочувствовали друг другу в слезах. Однако они и словом не обмолвились о настоящей причине.
Когда они добрались домой, Юити еще не вернулся. Вдова стремилась уладить это дело самостоятельно, основываясь не столько на героической решимости избавить Ясуко от боли, сколько на чувстве унижения, из-за которого не могла смотреть в лицо невестке. Но раз это унижение растворилось в слезах, её единственная наперсница, Ясуко, стала в то же время её необходимой помощницей. Они обе быстро принялись сравнивать письма в комнате подальше от Киё. немного времени потребовалось, чтобы обе женщины начали питать ненависть к подлому безымянному человеку, написавшему их.
Оба письма были написаны одним и тем же почерком и содержали одинаковый текст. То здесь, то там встречались доказательства, что писавший намеренно изменил свой почерк.
Письма были написаны так, словно чувство долга подвигло анонима на необходимость сообщить о поведении Юити. Как муж он «только видимость», он «абсолютно не способен любить женщин». Юити «обманывает свою семью, вводя в заблуждение общество». И не только, он не обращает внимания на счастливые договоренности, достигнутые между другими людьми. Будучи мужчиной, он стал игрушкой в руках мужчин. Когда-то он был любимчиком бывшего князя Кабураги, а теперь он – баловень президента «Кавада моторе». Более того, этот красивый испорченный ребенок постоянно предает этих пожилых любовников. Он имел и бросил невероятное число молодых возлюбленных – сотню, ни больше ни меньше. «Следует отметить», что все эти молодые возлюбленные были одного с ним пола.
Юити стал находить удовольствие в краже того, что принадлежит другим. Из-за него один пожилой человек, у которого Юити увел мальчика-любовника, покончил жизнь самоубийством. Написавший это письмо пострадает от оскорбления такого же рода. Он просит понять, что чувством, с которым он отправил это письмо, пренебрегать нельзя.
«Если это письмо вызывает сомнения, если возникнут какие-либо подозрения по поводу несомненности доказательств, мне бы хотелось, чтобы вы посетили следующий ресторан после ужина и увидели собственными глазами, что я говорю правду. Рано или поздно Юити будет в этом месте. Если вы встретите его там, вы удостоверитесь в правдивости написанного».
Такова была суть письма. Карта местонахождения заведения «У Руди» с точным описанием личностей, которые бывают там, были идентичны в обоих письмах.
– Вы видели его там, мама? – спросила Ясуко.
Вдова, решившая было ничего не говорить о фотографии, помимо своей воли выложила все:
– Я его там не встретила, но я видела фотографию Юити, которую весьма малообразованный официант хранил у себя как драгоценную реликвию. – Сказав это, она почувствовала раскаяние и добавила: – Но… ведь это не то же самое, что встретить там его. Мы до сих пор не получили доказательств, что письмо не фальшивка.
Когда она произносила эти слова, измученный взгляд, казалось, говорил, что в глубине души она не верит в это письмо.
Вдова Минами вдруг поняла, что лицо Ясуко не отражает особого волнения.
– Ты, как мне кажется, абсолютно спокойна! Это странно. Ты, которая доводится Юити женой!
Ясуко смутилась. Она опасалась, что её внешнее спокойствие может причинить свекрови боль. Вдова продолжала:
– Я не вижу причин полагать, что в этом письме нет доли правды. Что, если это так? Разве ты сможешь оставаться спокойной?
На этот противоречивый ответ она дала неожиданный ответ:
– Да. По-видимому, именно так я и поступлю.
Вдова некоторое время молчала. Затем она сказала, потупив взор:
– Это потому, что ты не любишь Юити, я полагаю. Самое печальное в том, что нет никаких причин винить тебя за это. Не могу не признать, что это скорее счастье посреди несчастья.
– Нет! – ответила Ясуко тоном почти радостным в своей решимости. – Это не так, мама. Совсем наоборот. Именно по этой причине…
Вдова затрепетала перед юной невесткой.
Заплакала Кэйко, её голос слышался из спальни через тростниковые перегородки. Ясуко встала, чтобы успокоить её. Мать Юити осталась одна в пристройке размером в восемь татами. Если Юити придет домой, ей некуда будет уйти. Она, которая ездила в заведение «У Руди» с намерением встретить там сына, теперь больше всего боялась встречи с ним. «Если сегодня ночью он придет домой, мне будет гораздо легче!» – молила она.
Боль вдовы Минами, по-видимому, основывалась не на соображениях морали. Она лишь чувствовала душевное смущение от полного изменения обычного хода мыслей и представлений о мире, через которые не могла проникнуть её природная доброта. Лишь отвращение и страх заполняли теперь её сердце.
Она закрыла глаза и снова увидела сцены ада, с которыми столкнулась за последние два дня. В них были явления, к которым она не была готова, если не считать одного бестактного письма. В них были проявления неописуемо дурного вкуса, ужас, омерзение, гадости, леденящие кровь недоразумения, терзающие душу и тело страдания – все, что вызывало отвращение. И что действительно составляло неприятный контраст, так это то, что служащие и постоянные посетители этого места ни разу не изменили своего обычного человеческого выражения лица, хладнокровие, с которым они встречали свои повседневные обязанности.
«Эти мужчины ведут себя словно считают, что они правы, – раздраженно размышляла она. – Как безобразен этот перевернутый с ног на голову мир! Что бы эти извращенцы ни думали, как бы ни поступали, мои понятия правильные. Мои глаза меня еще не обманывают».
