Александр Сегень - Поп
– Кто-кто? – не понял батюшка.
– Местные фашисты-латыши. «Перконкруст» называется. «Крест Перуна» значит. Так чего удумали. К приходу немцев синагоги жечь. В главную синагогу нагнали евреёв, беженцев из Литвы. Да не только евреёв, а всех, кто под руку попался. И сожгли.
– Живьём?
– Живьём, изверги!
– Да если бы одну! – вмешался в разговор другой прохожий. – А то все рижские синагоги пылают.
– С людьми?!
– Какие с людьми, а какие без людей. Немцы весьма недовольны. Ещё бы! Им-то хотелось отдохнуть в Риге, а тут эдакую вонь изволь нюхай!
Потрясённый услышанным, отец Александр некоторое время стоял, размышляя следующим образом: не может быть, чтобы вместе с людьми жгли! Брешут, должно быть! Такого даже и большевики не устраивали, чтобы в храме, пусть даже в синагоге – живых людей жечь. Наврал прохожий, не иначе!..
Постояв так минут десять, он тоже направил свои стопы в митрополичий дом. В прихожей, покуда монах-служка пошёл о нём докладывать, поверх цивильного костюма надел рясу. Наконец, его позвали. Митрополита он вновь застал в обществе немецкого полковника, прекрасно говорившего по-русски. Мало того, при виде священника немец не просто поздоровался, а подошёл и попросил:
– Благословите, батюшка.
– В присутствии митрополита мне не положено-то… – замялся отец Александр.
– Ничего, благословите, – сказал владыка Сергий.
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, – изумлённо перекрестил Фрайгаузена отец Александр и добавил: – Впервые в жизни благословляю немецкого офицера.
– Господин Фрайгаузен выходец из России, православный с детства, – сообщил Сергий.
– Так вот вы-то мне и нужны! – обрадовался отец Александр. – Учинено вопиющее беззаконие! У меня отобрали храм и осквернили. Необольшевики в образе католиков.
– Не волнуйтесь, отец Александр, я уже знаю об этом, – почтительно ответил полковник. – Будут приняты все необходимые меры, виновных строго накажут.
– Строго наказывать не надо, а вытурить их из храма, и впредь чтоб не повадно.
– К сожалению, случаются недоразумения, – важно молвил Фрайгаузен.
– Меня вот четыре дня продержали под арестом, – подхватил митрополит. – Я стал доказывать, что германским властям выгоднее примирится с Московской Патриархией, а не содействовать возвращению прибалтийских церквей под юрисдикцию Вселенского Патриарха. Ведь его экзарх находится в Лондоне и имеет тесные связи с правительством Великобритании. А меня сочли большевистским агитатором и арестовали. Это всё козни митрополита Августина. Очень ему хочется произвести латышизацию нашей Церкви в Латвии! А уж поминать на службах нашего местоблюстителя Сергия Страгородского ему нож вострый.
– Но, к счастью, мне удалось всё уладить, – сказал Фрайгаузен. – И вы уже на свободе.
– Я постоянно возношу здравицы местоблюстителю Сергию, – сказал отец Александр. – Может, оттого и у меня приход отняли католики.
– Не волнуйтесь, это недоразумение мы тоже уладим и ваш приход мы вам возвратим, – обратился Фрайгаузен к отцу Александру.
– Но ты, отче Александре, готовься, однако, к переезду, – сказал митрополит Сергий.
– Как к переезду?
– Господин полковник, этот выдающийся протоиерей просто необходим нам в предстоящей миссии. Без всякого преувеличения, перед вами лучший сельский священник во всей Прибалтике.
– Благодарствую, преосвященнейший, – поклонился отец Александр. – Так куда ж в таком случае меня сослать намереваетесь? Если я лучший, так нельзя ли мне во своясех остаться?
– А не вы ли, батюшка, говорили мне, что мечтаете служить там, где ваш небесный покровитель совершал ратные подвиги? – сказал митрополит. – Или уже не мечтаете?
– Мечтаю и очень. Только…
– Понимаю ваше недоумение. Места подвигов святого благоверного князя Александра находятся на советской территории, но германская армия стремительно наступает. Советские полководцы, видимо, избрали для себя тактику заманивания врага на свою территорию, как было при Наполеоне. Латвия уже отдана, вчера захвачены Печоры, завтра или послезавтра будет сдан Псков. Полагаю, Красная Армия намерена отступать за Новгород. Таким образом, вся Псковская епархия, полностью разорённая большевиками, становится объектом православной миссионерской деятельности.
– Говорят, там ни одного живого храма не осталось, – задумчиво произнёс отец Александр.
– В том-то и дело, – подтвердил полковник. – Мы, православные немцы, выдвинули идею немедленного восстановления церковной жизни на Псковщине. Иначе туда придут католики.
– Удивительно и отрадно слышать это из уст немецкого офицера! – не переставал удивляться батюшка.
– Более того, инициатива создания Псковской православной миссии одобрена фюрером великой Германии, – сказал Фрайгаузен с гордостью.
– Гитлером? – вновь удивился отец Александр.
– Так точно.
– Чудны дела Твои, Господи! – возвёл батюшка очи к потолку. – А я слыхал, он неверующий.
– Фюрер по-своему понимает Бога, – уклончиво ответил полковник. – В настоящее время он благоволит православному духовенству и, напротив, намерен сурово наказать старообрядцев. Они в своё время поддержали гонения большевиков на Православную Церковь. Гитлер хочет показать, что наша армия не захватническая, а освободительная. Он считает, что если русский народ жаждет возрождения церковной жизни, ему надо пойти навстречу. Русский народ должен понять: мы не большевики, которые служат сатане. Вспомните две страшные Варфоломеевские ночи в июне незадолго до нашего вступления на территорию Советского Союза. Сколько людей было вывезено из Прибалтики в неизвестном направлении, сколько уничтожено невинных, а среди них немало священников!
– Удивительно, что я не попал в их число, – вздохнул отец Александр. – Ведь меня хиротонисал митрополит Вениамин, зверски умученный большевиками. И сам я три года в лагерях оттрубил.
– Двенадцатого и тринадцатого июня, по моим сведениям, в Прибалтике для перевозки арестованных были мобилизованы все грузовые автомобили! – подметил митрополит.
– Вот видите, – сказал Фрайгаузен. – А мы говорим: «Идите и возрождайте!» Страшно подумать, если на земли, ставшие в религиозном смысле пустыней, придут католики, лютеране, или того хуже, сектанты-баптисты.
– Поведайте, батюшка, нашему гостю вашу классификацию, – улыбнулся митрополит.
– Какую?
– Про вино.
– А… Про вино-то… Это я так придумал сравнить… Вижу наше Православие в образе большой чаши, до краёв преисполненной сладким и ароматнейшим вином. Вылей половину и разбавь водой – получится католицизм. Вылей снова половину и разбавь водой – получится реформаторство. Вкус вина остаётся, а уже не то. А теперь вылей всё и залей чашу водой. Хорошо, если слабый запах вина сохранится в этих ополосках. И эти ополоски суть разного рода сектантство.
