Лев Сокольников - Тётя Mina
— Замучает твою тётку бауэр, а потом будет над тобой издеваться в своё удовольствие"
Тревожные мысли о письме на биржу не покидали её: почему так долго нет ответа? Да и нужны ли мы им? Она писала, что она и её племянник — городские жители, что сельхозработы им плохо даются, нет у них способностей к работе на земле От этого у них и появляются конфликты с владельцем поместья. Поэтому она просит дать им любую, самую низкую работу, но в промышленности. Помянула и условия жизни у бауэра:
"… мы день работаем, а ночью не можем уснуть потому, что нас заела чесотка. Спрашиваю Стаса:
— Как ты думаешь, ответят мне на письмо?
— Могут и не ответить. Тогда нужно будет что-то ещё придумать"
Тётушка излагает женские мысли о том, что:
"…он, проклятый фашист, хотя бы нам по халату дал! Поизносились мы основательно, а ведь биржа на спецодежду средства отпускала"
Все эти соображения полуграмотная рабыня с Востока изложила в том памятном письме. И дождалась! Пришло распоряжение о том, чтобы он срочно привёз их на биржу!
"… скотина удивился несказанно: как это она смогла такое сообщить!? но указание выполнил немедленно и привёз нас на биржу. Там нас немедленно направили к доктору, и тот подтвердил: да, у нас чесотка. Тут же бауэр получил указание вылечить нас от чесотки за три дня и возвратить на биржу такими, какими мы ему были посланы"
Бог ты мой! Что же творилось в этой ужасной воюющей Германии!? Как и почему кормильца страны, бауэра, так жестко прижимали сами немцы из-за каких-то рабов с востока!? Да чёрт с ними и с их руками! Их много, этих рабов! И самое непонятное, необъяснимое для меня: оказалось, что начальник биржи приходился бауэру двоюродным братом! Как мог родич пойти против родича из-за… нет, в моё понимание немецкая мораль никогда не войдёт!
"…бауэр уговаривал начальника оставить ему Марка, но я об этом не знала. Он мне и говорит:
— Вот ты, Мина, "шрайбен нихт гут" обо мне, а теперь ты поедешь на шахту и будешь там лопатой уголь кидать. А это есть не "гут", у меня тебе было "гут ессен"… А я думаю: "будь ты проклят со своими харчами, не я их ела, а они меня ели!"
…и на прощанье обрадовал тем, что Марка он оставляет у себя, и тут же принёс ему ботинки и пиджак. Что-то у бауэра было к Марку?
" я так и ахнула! Привезут, думаю, на биржу, буду на коленях просить, чтобы его со мной отправили, но…"
Тётушка, моя любимая тётушка! Ныне ты, и твой прошлый враг бауэр, пребываете в одних сферах. Вы там встречаетесь? Вы обо всём, что было у вас при жизни здесь, переговорили? Всё выяснили? Прошлые ваши конфликты забыты? Ты ему всё простила?
Я покидаю бауэра. Его дочь ныне жива? Старая она, но, может она помнит русскую женщину возрастом в сорок три года, что работала в имении его отца?
Фрау, я простил твоего отца потому, что зачумлён он был работой. Представь, сколько на нём висело? Война идёт, армию кормить нужно, да и те, кто не воевал, от пищи не отказывались. А тут русская работница ни единого немецкого слова не хочет понимать, вот и сорвался мужик! Или не так? Или природу он имел жестокую? Выясни всё это и расскажи мне.
Глава 10. Рур. Шахта с непонятным названием "Веша".
"… привезли меня совсем в другое место, там был сбор рабочих. Начальства никакого, собрали нас 220 человек, все женщины, ничего не знаем и ничего не понимаем. Привели на станцию, пришёл состав с пустыми вагонами, и только два вагона в нём были с людьми. Нам показалось, что вагоны подали нам, ну и попёрли на посадку! А там заключённые, мы их спрашивать давай:
— Вы кто? — а те отвечают:
— Дойче.
Но тут прибыло начальство, разобралось с нами и полицай выгнали нас из вагонов".
Привезли их в Рур, в "стальное и угольное сердце Германии"
" там, куда нас привезли, было два лагеря. Наш назывался "цивильным", а был ещё лагерь советских военнопленных…"
Европа, захваченная врагами, не меняла своих представлений, оставалась Европой: "… нам выдали одеяла, пододеяльники, простыни, подушки и матрацы. Стояли койки двухъярусные. Это и было наше жильё, а внизу, под каждым бараком, была большая комната, тёплая уборная с канализацией и прачечная комната. Три пары кранов с горячей и холодной водой. В подвале проходили трубы, но откуда поступала всё это — я не понимала. В бараках стояли отопительные батареи. Умывальники на четыре человека каждый, очереди на умывание не было. Посреди барака длинный стол, такие же лавки с двух сторон стола… Выдали нам спецовки: брюки и куртки, но мы работали на поверхности. У них не было такого закона, чтобы женщину можно было допускать на работу в шахту. Конвейер наверху — да, женщины могут на нём работать, а вот шахта — нет. На конвейер поступал уголь из шахты, мы стояли по обе его стороны отбирали породу с ленты и бросали её в люки сзади нас. Порой бывали куски по четыре пуда, диспетчер останавливал конвейер, мужчина разбивал кувалдой кусок породы, и работа продолжалась До обеда мы работали на конвейере, обед привозили первой смене на шахту, а когда пообедаем, тогда шли в ламповую принимать и выдавать шахтёрам лампы и ставить их на подзарядку после того, как все лампы примем…"
Тётушке везло на конфликты, она была из породы таких людей:
"…не забуду свой первый день работы. В ламповой работал молодой поляк, упитанный такой. Помещение убирал, принимал и выдавал лампы шахтёрам. Наши пленные, русские, работали на шахте, а другие русские были полицаями. Холуи сытые, наглые, в немецкой форме. И вот эта мразь захотела показать перед новыми девчатами свою "удаль" и ничего иного, как поиздеваться над пленными, придумать не могла. Кому ещё силу показать? Пленных и людьми назвать трудно, это не люди были, а тени. Как забавлялись? Выберут жертву, посадят беднягу на корточки и ждут, когда пленный упадёт. И тут ему кованым немецким сапогом пинок в зад. Любил такую забаву и поляк.
Тогда в ламповой нас было шестеро. Уборщик выбрал молодого пленного Васю, смоленского парня. Приказал ему на корточки сесть и просидеть так пять минут. Вася вообще не мог опуститься на корточки, сил у него не было, ноги его не держали, шахта его высосала. Упал парень и поляк ударил его ногой в бок. Вася застонал…"
Поляк пожалел о своём "превосходстве" и "демонстрации силы": пять молодых девичьих глоток, одновременно испустили такой дикий крик, что проходившие мимо ламповой немцы остановились. Девчата кричали и плакали, а одна кинулась на поляка, получила от него сильный удар в грудь и от удара закричала ещё громче!
"… прибежали полицаи разогнали нас солдатскими ремнями, били пряжками. Полицаи были "наши". Поляка звали "Михель"
Перестали "свои" издеваться при женщинах, но "своё" в лагере добирали. Часто бывало, что и убивали пленных. Комендант лагеря военнопленных зверем был, шахта от него требовала здоровых работников, а таких, кто не мог работать, шахта отправляла в лагерь.
"…и тогда полицаи загоняли ослабевшего человека в баню и холодной водой из шланга поливали до тех пор, пока тот совсем не окоченеет. Били и солдатскими ремнями, да так, чтобы на углах пряжки мясо оставалось… Было у них, сволочей, и такое развлечение: клали ослабевшему человеку на вытянутые руки брёвнышко, шахтную стойку и заставляли держать: уронишь — сапогами рёбра пересчитаем!"
Атавизм! Нынешняя родная наша армейская "дедовщина" не из тех ли времён тянется? Как и почему это чисто российское уродство до сего дня выжило? "У самого доброго и доверчивого народа?"
"Я уже на фильтровальной станции работала, и вот однажды стучится в дверь немец, бригадир над пленными, что работали во дворе шахты и объясняет:
— Фрау, пусть манн у тебя полежит, он филь кранк — заходит, еле передвигаясь, пленный. Знала я его, Василием звали. Спрашиваю:
— Что с тобой, Вася? Ты упал, или ещё как повредился!? — а у него уже синева смертная по лицу разливается…
— Нет, тётя Нина, это меня Гришка-полицай так отделал.
— За что!?
— Разбирайся, за что, мать. Не нравится ему моя личность. Лишнее я что-то сказал. Ну, ничего…
Бригадир-немец каждое утро приводил ко мне Васю, а у меня наготове уже было чем ему подкрепиться. С неделю Василий на станции отлёживался, чуть окреп. И молчал. Доставала ему покурить, с расспросами к нему не лезла: молчит человек — значит так ему нужно"
Стоп! Что же это получается!? "Свой" убивал своего, а немецкий мастер, явный "враг" по определению, спасал убиваемого? Тётушка, вы не "сочиняете"? Разве такая дикость может иметь место в среде самого… ну, куда не кинь взгляд — кругом мы, только мы одни "христолюбивого" народа!?
Больше Василий на шахтном дворе не появлялся. Но это не всё:
"…как-то слух прошёл: пленные в своём лагере двух своих же, русских полицаев в сортире утопили! Немцы вмешиваться не стали, не до того им уже было. Да и не любили они полицаев из русских. Потом я как-то шла на смену, увидела Василия, узнал он меня, помахал рукой и улыбнулся. Это уже был другой человек, а не тот труп, что отлёживался на станции. Видно, с Гришкой он всё же расчёт произвёл. А через день в лагере военнопленных вынули из петли ещё двух полицаев, и смерть их была позорной потому, что висели они без исподнего, но в немецких френчах…"
