Владимир Царицын - Я или Человек Без Тела
- Ешьте ветчину и сыр, Алексей Константинович, берите хлеб. А я буду хлебцы, зелень и пшеницу.
- Истязаешь ты себя, Николаша, - как установленный факт, объявил мне Мурашкин, шлепая сразу несколько ломтей ветчины на кусок белого пшеничного хлеба. - Плоть свою истязаешь своим вегетарианством. Так нельзя! Нельзя без мяса.
- Я не вегетарианец, - возразил я. - Мясо я ем, но только на обед.
- А вечером?
- На ужин ем рыбу. Или морепродукты. С овощами.
- А я вот без мяса не могу, - сообщил мне АКМ. - Мне без мяса не думается. Для того, чтобы мозг активно работал, белок просто необходим.
- А вы знаете, сколько белка содержится…, ну, скажем, в зернах проросшей пшеницы? Или в сое?
- Барахло это, а не белок, - заявил АКМ, заталкивая остатки своего бутерброда в рот. - Белок, правильный белок, содержится только в мясе. Соя - эрзац. Проросшая пшеница - испорченный продукт.
Ее выбрасывать надо, а не в пищу употреблять. Да и вид у твоей пшеницы! Вот, посмотри на ветчину. - Мурашкин взял с блюда предпоследний кусок ветчины и, подняв его на уровень глаз, приблизил к окну. Ветчина, пропустив через себя солнечный свет, розово засветилась. - Ты только посмотри, как она светится. Ты обрати внимание на цвет, на этот прекрасный оттенок. А запах? - АКМ нюхнул ароматный ломтик и, зажмурившись, отправил его в рот. - С таким запахом, вкусом и цветом, - говорил он, пережевывая ветчину, - продукт не может быть неполезным. И белок в нем самый, что ни есть легкоусваиваемый.
Глядя, как он ест, и мне захотелось съесть кусочек. Я потянулся к единственному, сиротливо лежащему на краю блюда, розовому ломтику, но, украдкой бросив взгляд на жующего изобретателя и заметив в его глазах удивленное возмущение, отдернул руку и проглотил набежавшую слюну. Толстяк удовлетворенно кивнул и поспешно подобрал с блюда ветчину, на которую я покушался. Расправившись с ветчиной, АКМ приступил к сыру. Сыр он поглощал с не меньшим аппетитом. Я похрустывал хлебцем и думал о том, что нужно позвонить Вике и либо отменить сегодняшний ужин вдвоем, либо пойти в ресторан чуть раньше обычного.
- А ничего сырок, - одобрительно сказал АКМ. - Съедобный, несмотря на плесень.
- Это целебная плесень, - машинально ответил я. - А сыр…
- Да знаю я, - сказал АКМ и расхохотался. - Знаю я эти рокфоры-шмакфоры! - Он похлопал меня по плечу рукой, которой только что брал с блюда ветчину, не подозревая, что хлопает по Пьеру
Кардену. И вдруг спросил серьезно: - Изучил мое гениальное изобретение?
- Не успел, - соврал я, зная, что сейчас обсуждение кавитационной пушки лучше не начинать.
- Времени не было? - обиделся изобретатель.
- Проблемы возникли. На "Водопаде", в Климу, авария. Блок электрокоагуляции и блок осветления вышли из строя.
- Ну и что?
- Ехать надо, разбираться на месте - что там произошло. Хочу, чтобы и вы, Алексей Константинович, мне компанию составили.
- А это еще зачем? Я не поеду. Что мне там делать? Авторский надзор твоя фирма осуществляет, пусть твои орлы и разбираются. Мне,
Николаша, некогда путешествовать, я на пороге нового гениального открытия. Я тут одну штуковину придумал…
- Алексей Константинович, - взмолился я, - давайте вы в другой раз мне расскажете о своем открытии. В Климу дело серьезное.
"Водоканал" может поверить идиотской статье в Интернете и расторгнуть договор с согласованным планом поставок монтажей наших
"Водопадов" во всех своих филиалах. А "Водопады" запущены в серию.
Изготовление и комплектация идет полным ходом.
- Это мои проблемы? - искренне удивился АКМ.
- Мои. Конечно, мои. Но я напомню вам, Алексей Константинович, ваш гонорар за проект "Водопад" получен вами не полностью. Я лишь аванс выдал. Если тема накроется, то я вам не смогу заплатить остальное. Я вас не пугаю, Алексей Константинович, ни боже мой! Я понесу убытки и не смогу выполнить взятые на себя обязательства.
Просто, физически не смогу. И не только перед вами. Перед своими штатными сотрудниками, перед контрагентами. Возможно, вопрос встанет о банкротстве. - Рассказывая АКМу о том, что может произойти вследствие его отказа ехать со мной в Клим и помогать мне разруливать ситуацию, я сильно преувеличивал.
АКМ шумно засопел, решая, как поступить - согласиться поехать со мной в командировку или остаться дома, творить дальше. Финансовый вопрос был для Алексея Константиновича очень актуален, потому что пенсии изобретателю явно не хватало для жизни, а вместе с ним в двухкомнатной хрущевке жили еще двое, по сути, иждивенцев - жена, которая всю свою жизнь проработала рядовой лаборанткой, а потому и пенсию получала мизерную, и дочь-инвалид. Я это знал.
Посопев с минуту, Мурашкин вдруг спросил:
- А про какую статью ты говорил?
Я встал, сходил в кабинет и вернулся с распечаткой статьи, переданной мне Готлибом. АКМ долго ее читал, шевеля толстыми губами и изредка крякая от возмущения. Прочитав, швырнул статью на пустое блюдо и сказал:
- Что вытворяют, сволочи! Это мой-то "Водопад" барахло? Нет, ты прав, Николаша, ехать надо. Только…, - АКМ поскреб лысину. -
Только с деньгами у меня сейчас не густо. Правильнее будет сказать - нет их у меня.
- Двести долларов, - объявил я сумму его гонорара.
- Две-е-ести? - скривился пенсионер-изобретатель.
- Двести чистыми, - поспешно уточнил я. - Дорога в оба конца, проживание в двухместном номере самой лучшей гостиницы города Клима, трехразовая кормежка в ресторане - все за счет фирмы. Двести на карман.
- Ну, так-то еще куда ни шло… Выезжаем…?
- Сегодня в одиннадцать десять вечера по местному времени. На поезде. Билет на вас уже заказан. Номер в гостинице забронирован.
АКМ посмотрел на меня оценивающе.
- Далеко пойдешь, Николаша, - покачал он своей круглой лобастой головой. - Высоко поднимешься.
- Да нет. Вряд ли. Не хочу я слишком высоко подниматься. Больно падать. Уж лучше я здесь, рядышком с вами, дорогой Алексей
Константинович. Так век и скоротаем вместе. При взаимовыгодном сотрудничестве.
3.
В этом ресторанчике мы с Викой ужинаем чаще всего. Мне он нравится. Нравится своей, лишенной помпезности и показухи, строгой, лаконичной обстановкой, уютом и тихой, ненавязчивой живой музыкой.
Иногда здесь поют, но чаще просто играют. Два парня играют на гитарах современные композиции и классическую музыку. Иногда они играют вдвоем, иногда по очереди. Пока один играет, второй отдыхает, сидит за столиком рядом с подиумом и цедит через соломинку фирменный напиток, безалкогольный, конечно. Хорошо играют парни, владеют своими семиструнками в совершенстве! Ресторанчик так и называется -
"Семь струн".
Нравится ли ресторанчик "Семь струн" Вике? Уверен, что нет. Она просто мирится с тем, что здесь нравится бывать мне. Игру на гитаре она называет бренчаньем, тягомотиной или, когда она сильно раздражена и теряет над собой контроль, то грубо - суходрочкой. Вику больше устраивает грохот басов и громкие, закладывающие уши, не позволяющие разобрать слов собеседника, визги, которые в сочетании с бьющими по мозгам басами принято у молодежи называть клевой музыкой.
Ей больше по душе не умиротворенная тишина, не полусвет и уют, а шумное молодое окружение и хаотическое мигание разноцветных огней. В такой обстановке она чувствует себя вполне комфортно, как рыба в воде. Я не понимаю - как она не устает от звуковых и световых бомбардировок?
Мы с Викой совершенно разные, мы из разных эпох, а потому будущего у нас нет. Нас связывает только мой кошелек и ее молодость.
Мы пользуемся друг другом. Мы обмениваемся тем, что имеем.
Взаимовыгодный обмен. И только! Я это понимаю, а Вика это понимает еще лучше, чем я. А потому она пытается выдавить из меня все, что можно и как можно скорей.
Промедление смерти подобно!
Я не смог заехать за Викой, только позвонил ей и назначил время и место встречи, поэтому в "Семь струн" она приехала на такси. Еще в дверях, когда она вошла в зал в своем новом красном платье, привлекая взгляды всех мужчин, сидящих за столиками, я увидел выражение ее лица и понял, как она раздражена - ее голубые глаза, обычно притворно-ласковые, сверкали гневными искорками. Прическа у нее была такой же, как вчера, у парикмахера она, понятное дело, не была, а косметики на ней почти не было. Может, и правда закончилась?
Впрочем, мне нравилось, когда на Вике минимум косметики.
Вика посмотрела на подиум, где сидел один из гитаристов и тихо наигрывал фугу Баха, презрительно сморщила носик и окинула быстрым взглядом полутемный зал. Увидев меня, она молниеносно избавилась от гневных искорок в глазах, широко и приветливо улыбнулась и направилась в мою сторону.
- Дай мне четыреста рублей заплатить таксисту, - вместо поцелуя сказала она, подойдя к столику.
Я без возражений достал портмоне, вытащил пятисотрублевую бумажку и отдал ее Вике.
- Я сейчас.
Вернулась Вика не одна, за ней плелся ее долбаный братик. Точнее
