Сергей Гаврилов - Доспехи
небо теперь было совсем рядом — заряженные ливнем облака спустились угрожающе низко. дон кихот посмотрел на паромщика пустым, невидящим взглядом. тонкие струйки воды побежали по его щекам.
— я просто больше не могу себя выносить.
Часть 8, заключительная
● Oct. 23rd, 2009 at 3:44 AM
ливень, накрывший побережье, закончился странным образом. в какой–то момент он вдруг изменил направление и пошел снизу вверх, как будто кто–то пустил пленку в обратную сторону. пролившаяся вода собралась в капли и устремилась назад в облака. задрав голову, дон кихот наблюдал, как они разъезжаются в стороны на манер театральных кулис, открывая взору новое небо. теперь оно выглядело как купол из тонкого черного пластика, за которым установили множество разноцветных неоновых трубок.
— эта граница… самое неправдоподобное, что я видел… я убеждаюсь в этом всякий раз…
паромщик опустил ворот пиджака.
— все границы условны. а стало быть, неправдоподобны. вот почему разрушая себя, ты разрушаешь мир вокруг. и наоборот.
— постой. ты же сам говоришь — есть бог, есть зверь, есть дульсинея, есть альдонса.
— вот именно. говорю. а для того, чтобы говорить, нужны слова. потому что люди не умеют без них обходиться. но они научатся. и тогда понимать друг друга станет проще, а врать — сложнее.
— в начале было слово.
— это всего лишь ошибочный перевод. никаких слов в начале не было. как не будет их в конце. и ни начала никакого, ни конца тоже не было и не будет. мы сами устанавливаем границы и сами их отменяем.
— как же тогда отличить фантазию от реальности?
— да никак. посуди сам — мы с тобой вымышленные герои, продукт творчества. но вот мы сидим здесь, на этом вымышленном песке, у этой вымышленной воды, и вполне себе реально беседуем. я могу тебя потрогать, могу рассмешить. а могу довести до слез. и ты в отместку можешь проткнуть меня копьем… хотя копья у тебя нет… но не важно — переехать мотоциклом. вот и решай, где тут фантазия, а где реальность. есть ли эта граница, и нужна ли она.
— я могу выдумать копье.
— вот–вот.
— творчество — опасная штука.
паромщик заулыбался.
— с другой стороны, оно позволяет безнаказанно проделывать вещи, за которые в условной реальности реально получить совсем не условный срок.
— безнаказанно?
— да что ты серьезный такой! cheer it up, amigo! on the road to happiness joy is the ferrari.
дон кихот перевел взгляд на паромщика.
— что ты называешь творчеством?
— помимо того, что это обратный разрушению процесс, это еще и особый взгляд на вещи, особое отношение и особый подход. непрекращающийся поиск новых путей, стремление к уникальности выражения. чем бы ты ни занимался. божественная энергия созидательна, и поэтому творчество помогает нам сдерживать зверя и способствует раскрытию нашей истинной природы. его высокая задача — напоминать людям о самом главном. чем больше будет таких напоминаний, тем лучше. чем больше проломов в стене, тем больше света.
— любую брешь в стене можно заклеить банкнотами.
— значит, нужно пробивать новые. до тех пор, пока стена не рухнет.
дон кихот горько усмехнулся.
— …and the world will live as one. nice to meet you, john.
— тебе это может казаться сколько угодно нелепым, но так и есть. попробуй создать что–нибудь. и постарайся учесть при этом ошибки твоего создателя.
— и в чем же, по–твоему, он так грандиозно ошибся?
— это только тебе решать. я могу сказать одно. мы не должны забывать, что наши создания могут жить собственной жизнью, независимо от нас и нашей воли. твой создатель попытался тебя убить. но вот ты сидишь передо мной, и тебе плохо.
— где бы еще занять человеколюбия для всех этих напоминаний. швед прав в том, что обмануть можно только того, кто хочет быть обманут. так же и спасти можно только того, кто хочет быть спасен. знание входит в открытые двери.
— если человек помог себе и хочет помочь другим, ему прежде всего следует позаботиться о тех, кто уже находится на одной с ним волне. даже если вокруг таких наберется ничтожно мало. нужно поддержать их, помочь им преодолеть чувство отчуждения, придать уверенности, уберечь от отчаяния. дать каждому из них понять — да, ты на луне, приятель, но ты здесь не один. вот это важно.
— по такому же принципу создаются секты.
— в том–то и дело, что нет. волна одна. и нет никаких других. свет, амиго. свет.
— человеку может показаться, что он правильно настроен, но…
— не может. бог, свет, абсолют, счастье — это все синонимы. и если это есть в тебе, если ты это чувствуешь… ты не спутаешь это ни с чем.
— а если в тебе этого нет?
— ищи. he who seeks finds. а когда найдешь, не теряй. потому что это как камертон — все, что человек делает, должно быть настроено по нему. и тогда человек перестанет спотыкаться о выбор. он всегда будет знать, по какой дороге пойти. его жизнь станет если не простой, то понятной — никаких больше поисков смысла.
дон кихот разом выдохнул и посмотрел в сторону парома.
— заводи.
— все не так просто, амиго.
— что опять?
паромщик на секунду завел руку за спину и предъявил дон кихоту кривой, почерневший от времени, изъеденный ржавчиной цирюльничий таз.
— узнаешь?.. странная штуковина, да? flying saucer lost in space. однажды ты поклялся им завладеть. и завладел. и возгордился.
повертев таз в руках, паромщик резко швырнул его в сторону моря. тот взмыл в воздух тарелкой фрисби, описал широкую дугу и приземлился аккурат на палубу парома. раздался хлопок, и на глазах у замершего дон кихота машина, пусть и стояла у самого берега, целиком ушла под воду.
паромщик брезгливо скривился.
— тяжелый, зараза.
дон кихот вскочил на ноги.
— какого черта?! ты что наделал?!
— я?
— ты что наделал, я тебя спрашиваю?!
— успокойся, амиго.
— ты рехнулся?! я таскаюсь сюда, как проклятый, терплю твои оскорбления — все, чтобы только уплыть! ах ты…
дон кихот наклонился к паромщику, ухватил его за лацканы и притянул к себе.
— тебе нравится надо мной издеваться? да? ну скажи! мнишь себя самым умным? сто лет как впал в каннабиоз, а тут на тебе, цирк приехал! так?!
— успокойся, все хорошо.
— ты зачем заставил меня рассказывать историю?
— тебе не нужен паром.
— отвечай мне! зачем? про дурдом, про карраско, про шлюху эту слабоумную… говори!
— ты — моя любимая книга. я хотел знать, что было дальше.
дон кихот разжал пальцы, паромщик грохнулся на песок и закашлялся.
— ох, амиго… если ты сейчас такой бешеный… страшно представить, что было раньше… я ж тебя совсем чуточку обманул…
— я тебя сейчас убью.
— а что мне оставалось делать? я понимал, что это единственный способ тебя разговорить. да, я просто живу здесь. и никого никуда переправить не могу. но ведь никто не может. только ты сам. в тысячный раз тебе говорю. а ты меня совсем не слушаешь. и паром этот — условность. символ, понимаешь? ты и без него можешь, вплавь. все, что тебе нужно сделать, это снять доспехи. потому что ты не себя не можешь выносить, амиго, а доспехи свои. они ж тяжелые, как… ты сам все видел. паром утонул, и ты утонешь. сними доспехи, дон кихот ламанчский. и плыви, куда хочешь.
дон кихот сорвался с места, добежал до воды и остановился. потом, чертыхаясь и размахивая руками, прошелся туда–сюда вдоль моря, плюхнулся на песок, обхватил колени руками и уставился вдаль. паромщик подошел к нему сзади, уселся рядом и раскрыл пухлую книгу в затертой обложке.
— однажды утром дон кихот, облаченный во все свои доспехи, ибо он любил повторять, что его наряд — это его доспехи, а в любой битве его покой, и оттого не расставался с ними ни на мгновение…
паромщик покосился на дон кихота и захлопнул книгу.
— когда человек бросается с копьем на ветряную мельницу, амиго, это не бесстрашие. это безумие. истинное бесстрашие это не самурайский психоз, нет. оно спокойное. очень спокойное. осознанное и уверенное. когда ты стоишь на пороге важного решения, тебе в любом случае приходится выбирать. или ты идешь дальше, или разворачиваешься. и если ты находишь причины, чтобы повернуть назад, это означает только одно. то, что решение это никогда не было для тебя вопросом жизни и смерти. а стало быть, не стоит придавать ему слишком большое значение. но… ведь ты приезжаешь сюда раз за разом. видимо, тебе это действительно нужно… ты думаешь, что доспехи защищают тебя, а они делают тебя уязвимым. потому что они не пропускают свет. ни в ту, ни в другую сторону. потому что они есть воплощенный страх. и если ты их не снимешь, если не откроешься, рано или поздно зверь заберет тебя. ведь страх — это его оружие. и я, честно говоря, не знаю других вопросов жизни и смерти. так что… по большому счету, у тебя нет выбора.
