Исмаиль Кадарэ - Прощальный подарок зла
Итак, миновала середина октября, наступил следующий день, 16 октября 1908 года. В Албании, в городе Гирокастра родился Антихрист, который должен стать правителем страны. Албанцам не нужно ничего больше объяснять — любой, кто жил в коммунистической Албании, знал наизусть дату рождения Энвера Ходжи. Это все равно, что у нас в эпоху Андропова написать, что Антихрист родился 22 апреля 1870 года в Симбирске.
И тут сводятся воедино все намеки, разбросанные по тексту новеллы, и выпукло вырисовывается то, что произошло в истории реальной Албании, словно все действительно было заранее срежиссировано каким-то любителем парадоксов: человек с фамилией Ходжа, что по-албански означает "мусульманский священник", становится правителем Албании и провозглашает создание первого в мире атеистического государства, то есть не просто подвергает церковь гонениям, как это было, например, в Советском Союзе, а объявляет вне закона любую религиозную деятельность, запрещает даже обряды, исполняемые частным лицом у себя дома, при закрытых дверях, сажает в тюрьмы и расстреливает как христианских, так и мусульманских священников. Священник становится коммунистическим Антихристом. Вот он, прощальный подарок уходящего в небытие Зла.
За такой, как сейчас принято выражаться, «мессидж» вполне можно было и срок схлопотать. Автору, однако, повезло: текст не попал в руки госбезопасности, а через несколько лет тоталитарная система рухнула, и описанная Кадарэ фантастическая империя стала уплывать в прошлое — туда же, где осталась и реальная Османская империя.
Интервью для читателей "Иностранной Литературы[5]
Исмаиль Кадарэ (р. 1936) — албанский писатель, проживающий в Париже, один из классиков современной мировой литературы, член Французской академии, кавалер ордена Почетного легиона, первый лауреат Международной Букеровской премии (2005). Его романы опубликованы в сорока странах мира.
В конце 1950-х Исмаиль Кадарэ учился в Москве в Литературном институте им. Горького.
Кадарэ мог остаться никому не известным писателем, живущим в маленькой балканской стране, если бы не случай. В Албании его печатали мало, а за границей о нем практически не слышали, если не считать изданного в Советском Союзе сборника стихов в переводе Давида Самойлова. Помогло чудо — после Второй мировой войны в Албанию вернулся Юсуф Вриони, эмигрант, получивший образование во Франции. Он мечтал участвовать в восстановлении своей страны после войны. Коммунистические власти не оценили его патриотического порыва. Вриони сразу бросили в тюрьму как представителя враждебных классов. Там, просто чтобы не сойти с ума, он стал переводить на французский язык роман Кадарэ "Генерал мертвой армии". Очевидно, он попал в приличную тюрьму, где можно было заниматься литературной работой. Если бы он работал в каменоломнях с утра до вечера, возможно, судьба Кадарэ сложилась совсем по-другому. Вриони — уже после того, как вышел из тюрьмы, перевел все произведения Кадарэ, появившиеся на свет до 2001 года, а в 2001 году преданный переводчик скончался.
Перевод первого романа Кадарэ "Генерал мертвой армии" был тайно вывезен во Францию и издан там, затем его издали в Италии, и по его мотивам режиссером Лучано Товоли был снят фильм "Генерал погибшей армии" (1983) с Марчелло Мастроянни и Мишелем Пикколи в главных ролях… Исмаилю Кадарэ была обеспечена своего рода "охранная грамота" — он был практически единственным албанцем, о котором слышали за пределами его страны, если не считать Энвера Ходжу. Ему удалось сначала вывезти нелегально во Францию и другие свои романы, замаскированные под переводы с немецкого, а затем эмигрировать во Францию и самому.
На русском языке помимо сборника стихов в переводе Давида Самойлова (1960) были опубликованы роман "Генерал мертвой армии"[6] (журнал «ИЛ», 1989, № 6; книжное издание — СПб.: Издатель В. Тюхин, 2006), роман "Суровая зима" (М.: Худож. лит., 1992) и несколько рассказов в «ИЛ» (1992, № 8/9 и 1995, № 9). А одно стихотворение Исмаиля Кадарэ было опубликовано на страницах «ИЛ» в 1959 году, когда он был еще студентом Литературного института им. Горького.
В Албании, так же как и в Советском Союзе, книги издавались весьма выборочно. Каким образом вы знакомились с произведениями современных зарубежных писателей, на каких языках? На албанском, русском, французском? Какими еще иностранными языками вы владеете?
Я начал увлекаться литературой в одиннадцатилетнем возрасте. Одной из первых книг, попавших мне в руки, был «Макбет» Шекспира. Не потому, что я понимал: это — великое искусство, а потому, что на первой странице мое внимание привлекли слова «духи» и «колдуньи». Хотя «Макбет» был и трудноват для меня, он настолько мне понравился, что я переписал от руки большой кусок. Так что, практически, «Макбет» — это первая книга, которую я "написал".
Несмотря на существование коммунистической цензуры, книг в Албании было вполне достаточно. Это были издания времен королевства, а также книги, вышедшие позже, во время итальянской и немецкой оккупации. Многое в нашей истории было не совсем так, как это излагалось в коммунистической версии. Например, в период 1939–1943 годов Албания называлась не оккупированной, а объединившейся с Италией. Король Виктор-Эммануил именовался Королем Италии и Албании и Императором Эфиопии. Как видите, у нас было одно государство с Италией и чернокожими эфиопами. В одном из эссе я написал, что в то время первым поэтом Албании — совершенно официально — считался Данте Алигьери! И так оно и было на самом деле.
И немецкая оккупация была совсем не такая, как у вас. Албания официально именовалась союзницей Германии, у нас было свое коллаборационистское правительство и даже регентство — в ожидании возвращения короля.
Я привел эти примеры для того, чтобы показать, что культурная жизнь продолжалась и во время оккупации: выходили газеты, работал театр, издавались книги.
Я читаю по-албански, по-русски, по-французски и по-английски.
В СССР одним из главных источников сведений о состоянии дел в современной мировой литературе был журнал "Иностранная литература", где печатались произведения, которые нельзя было приобрести в книжных магазинах, и даже произведения писателей, именовавшихся «декадентами» и «модернистами». Доводилось ли вам читать этот журнал во время учебы в Москве? Удалось ли найти там что-то интересное для себя как писателя?
С этим журналом я был знаком очень хорошо во время учебы в Москве, да и впоследствии тоже. Как раз в то время, когда я был студентом в Институте Горького, в этом журнале были напечатаны мои стихи. В нем я прочел многие вещи, которые тогда назывались модернистскими. Вспоминаются, к примеру, американские писатели Сэлинджер и Апдайк. И многие другие. Некоторые номера этого журнала у меня и сегодня есть в моей библиотеке в Тиране.
Насколько неожиданной была для вас публикация вашего романа "Генерал мертвой армии" в "Иностранной литературе"? Известно ли вам, с какими трудностями была связана эта публикация, против которой категорически выступали рецензенты из ЦК КПСС, ведь до конца 1980-х публикация ваших книг была запрещена?
Поскольку я очень высоко ценил журнал "Иностранная литература", публикация моего романа "Генерал мертвой армии" доставила мне двойную радость. Во-первых, потому что это был мой первый роман, изданный на русском языке. И во-вторых, потому что это опубликовал журнал, рассчитанный на читателя высокого уровня и всегда славившийся своим либеральным духом.
Я не знал о том, что на роман была отрицательная рецензия из ЦК вашей партии. Если бы знал, то, могу сказать совершенно искренне, почувствовал бы еще большую радость. Если коммунистический ЦК выступает против какого-то писателя, этот писатель должен радоваться. Против меня выступали два Центральных Комитета. Один в моей собственной стране, самый опасный для меня, поскольку был албанским и сталинистским. Другой — ваш, не игравший в моей жизни никакой роли, поскольку был менее сталинистским и находился за границей.
Вы упомянули о том, что мои книги были запрещены у вас. В этой связи не могу не вспомнить, что мы, писатели бывшего Восточного блока, учились по запрещенным книгам. Сначала это были книги западных авторов, тех, кого называли "буржуазными декадентами". Потом книги наших старых отечественных писателей, считавшиеся вредными. Затем дошла очередь и до нас. У меня было четыре или пять таких запрещенных книг. И тем не менее я всегда помнил, что Россия — это страна, где издали мою первую переведенную книгу, еще в 1960 году. Честное слово, даже не верится, что меня издали в Москве раньше, чем в Париже, где первая моя книга вышла десятью годами позднее, в 1970-м.
Как вы отнеслись к тому, что журнальный перевод, опубликованный в "Иностранной литературе", был сделан с одной из ранних редакций романа? Не повлияло ли это на восприятие русскоязычных читателей?
