Алексей Славич - Начало перемен
— Вот сейчас–сейчас… ну, кончи–кончи–кончи…
И, почувствовав его судороги и услышав полувыдохи–полувсхлипы, с которыми он кончал, стала уже двигаться, подлаживаясь к его вначале усилившемуся, а потом угасающему ритму, облегченно и радостно вздохнула и рассмеялась…
— Господи, Серенький, родной, как хорошо! Я ведь с тобой сейчас в первый раз по–человечески трахнулась. Все эти экстатические навороты, конечно, потрясали — но и напрягали. И я при этом слышала почти только себя. Помнишь, заставляла тебя кончать сплошными минетами, чтобы хоть так тебя чувствовать. А ты чего какой–то напряженный был?
— Да я боялся, не будет ли у тебя проблем после удаления лягушачьих имплантов.
— Я тоже, честно говоря, побаивалась. Но все совершенно классно. Однако чего же тебе все–таки приспичило жениться на устаревшем, списанном в рабство андроиде? Причем абсолютно вдруг: я к тебе с грязными домогательствами, а ты, — Катя хихикнула, — резко решаешь, что надо прикрыть мои грехи женитьбой.
— Ей–богу, понятия не имею. В традициях чувствительной литературы надо бы ответить «Потому, что я тебя люблю!» — и я тебя действительно очень люблю. Но у меня любовь и женитьба как–то совершенно не связаны друг с другом.
— И я почувствовала своим барометром, что ты не знаешь. Мне интересно, что за подсознательные шарики–ролики у тебя сработали. Ну, ладно, пусть это будет нашим самым трудным вопросом. Почитай мне стишков, а?
Гуров подумал.
— Ну, раз уж ты розумиешь украйинську мову:
Рано ще, рано.
Ще и мати не вставали
I до мене не гукали:
Вставай, синку!
Ще и батько не вставали
I до мене не гукали:
Ходiм, хлопче!
Рано ще, рано.
Ще i донька не вставала
I до мене не гукала:
Вставай, тату!
Ще i онук не вставав
I до мене не гукав:
Ходiм, дiду!
Рано ще, ой, рано!
(стихотворение Л. Киселева. Перевод отдельных слов: ще — еще, гукала — звала, донька — дочка, онук — внук)
— Понимаешь, — задумчиво сказала Катя. — у меня украинский имплантированный, полумертвый, я его почти не использовала. Но я вроде бы чувствую гармоничный сплав деревенского, что ли, языка и классной структуры стиха. На Есенина отчасти похоже. А кто это?
— Леонид Киселев. Эту вещь он написал в двадцать два года.
— В двадцать два года?!
— Да. Но он и умер в двадцать два года. В конце шестидесятых. От лейкемии, кажется.
— Бедный мальчик.
На тумбочке зазвонил мобильник.
— Блин, извини, совершенно забыл выключить, — сказал Гуров. — Ну, отзвонит — выключу.
— Может, что–то срочное, не хочешь послушать?
Гуров взял трубку. Это оказался Иванов.
— Добрый день, Сергей Александрович. Как дела у Катерины?
— Добрый. Похоже, что неплохо, спасибо.
— Ну, замечательно. Не могли бы мы тогда с вами встретиться, например, завтра часов в одиннадцать? У нас тут появились некоторые идеи возможного сотрудничества.
— Одну минуту, я Катины планы уточню.
И Гуров спросил у Кати, не отводя трубки от лица:
— Отпустишь меня завтра к Иванову в одиннадцать?
— Конечно. У меня как раз примерно в это время процедуры.
— Окей, — сказал в трубку Гуров. — В одиннадцать буду у вас. Всего доброго.
Катя засмеялась.
— Слушай, ты становишься настоящим подкаблучником! Важнее рабыни Кати зверя нет! Иванова–то как, не перекосило? Он в принципе мужик хороший.
— Ничего, перекосило — потерпит, рабовладелец. А насчет подкаблучника — каждый мазохист рано или поздно находит своего садиста. Может, за этим мне и приспичило на тебе жениться? Получаются ли из списанных в рабство андроидов строгие жены?
— Думаю, я справлюсь, — зловеще пообещала Катя. — Желание моего господина — для меня закон!
— Прежде всего, — начал Иванов, — касательно Катерины. Мы готовы отпустить ее…э-э… на пенсию в статусе обычного жителя Земли. Есть ли у вас по этому поводу какие–то вопросы?
Гуров пожал плечами.
— У меня лично — нет, но, наверное, с ней и надо это обсуждать.
— Сергей Александрович, я как администратор просто не имею права с ней ничего такого обсуждать — только с вами. Договорились ведь, что воссоздана она может быть только при условии, что вы взяли на себя функции…э-э… опекуна.
— Да, — согласился Гуров. — Была у нас такая с трудом укладывающаяся в мои варварские мозги отсталого аборигена договоренность. Собственно, а какие альтернативы варианту, который вы предлагаете?
— Честно говоря, альтернатив не вижу, — признался, пожав плечами, Иванов. — Случай для меня беспрецедентный.
— Тогда вопрос, очевидно, закрыт.
— Хорошо. Теперь о нашем с вами возможном сотрудничестве. Вероятно, в близком будущем мы будем вынуждены воздействовать на развитие земной цивилизации. Подобные проекты обязательно осуществляются с привлечением аборигенов к участию в наиболее важных решениях. Вот в предварительном порядке я и хотел бы проговорить с вами, как бы вы отнеслись к такой работе.
Гуров потер лоб.
— Ошарашили вы меня. Никогда не представлял себя частью пресловутой Мировой Закулисы. А почему вы вынуждены воздействовать на нас?
— Вашей цивилизации грозят очень серьезные опасности развития, о которых я не хотел бы пока говорить детально. А так обычно на том уровне, на котором находится Земля, мы, как правило, не вмешиваемся — велика опасность породить инфантильность и иждивенчество в масштабах расы.
— А зачем вам вообще привлекать каких–то отсталых аборигенов? Разве вам самим не видней, что с нами делать?
— Мы считаем, что аборигены должны хотя бы в лице отдельных представителей делить ответственность за преобразования. В долгосрочной перспективе это важно с точки зрения самоуважения аборигенной расы. И в среднем по статистике привлечение аборигенов эффективнее. Достаточно часто интуиция, основанная на понимании своей расы, оказывается правильнее некоей общей теории.
— И по каким критериям вы отбираете аборигенов для участия в принятии решений?
— Критерии, естественно, сильно различаются для разных цивилизаций. На Земле, если укрупненно, — честность, способность подняться над интересами конкретной страны и нации, способность принимать решения, от которых зависит жизнь миллионов людей, более–менее подходящие менталитет и образование… Это, пожалуй, основные.
— И я один из наиболее достойных среди миллиардов землян по этим критериям? — с большим сомнением спросил Гуров.
— По комплексу критериев — нет. Собственно, вы попали в наше поле зрения случайно, в результате истории с Катериной. В базе данных вы не входили даже в верхние несколько сот тысяч кандидатов. У вас…э-э…, не обижайтесь, в некотором смысле слабоват характер. Вряд ли вы способны эффективно принимать решения, затрагивающие жизнь и смерть большого количества людей. А к такой категории относится большинство проблем.
— Зачем же мы с вами тогда вообще разговариваем на эти темы? — удивился Гуров.
— Подбор кандидатов происходит коллегиально. Вы произвели очень положительное впечатление на…э-э… члена наблюдательного совета по Земле — ту расу, которую вы с Катей называете «лягушками». Ну и объективно у вас хорошие показатели по многим критериям.
— Не могли бы вы пояснить все–таки, о каких решениях идет речь?
— Ну, скажем, о развитии какой–нибудь важной технологии, побочным эффектом которой станет смерть сотен миллионов людей из–за техногенных катастроф и мутаций. Кстати, вероятность ошибки при принятии таких решений составляет часто процентов тридцать, а порой и больше. Как, готовы морально принимать такие решения?
— Не знаю, — признался Гуров.
— Подумайте. Если надумаете — будем вас дополнительно тестировать. Если не надумаете или не пройдете — я бы с удовольствием привлек вас к консультативно–аналитической работе. Но это уже отдельный разговор.
Пересказав Кате разговор с Ивановым, Гуров спросил, подначивая:
— Ну, что, пенсионерка, не хочешь поторговаться насчет пенсии? А то взяла бы меня на содержание. И начнешь из меня веревки вить.
— Серенький, это будет по отношению к тебе неспортивно. Я собираюсь вить из тебя веревки на одной силе характера. Тем более, выяснилось, что ты хохол и характер у тебя не нордический.
— Окей. Тогда касательно меня. Знаешь, я и сам чувствую, что по характеру отнюдь не вершитель судеб. Что, если мне лучше предложить им себя в качестве консультанта по теме, что мы с тобой обсуждали. Ну, как им стимулировать у нас конструирование социальных систем. У меня даже кой–какие мысли появились. Как ты думаешь?
— Думаю, что ты прав.
— А еще я хочу привлечь тебя — опытного квалифицированного социо–психолога, знающего, к тому же массу других важных для такого проекта вещей.
