Далия Трускиновская - Коломбине дозволено все
СОЙМОНОВ. Ты не слышала, что я тебе говорил?
ЛАРИСА. Я на секунду вырубилась, понимаешь?
СОЙМОНОВ. Значит, так. Мы с тобой не маленькие дети…
ЛАРИСА. Вот!…
СОЙМОНОВ. Что – вот?
ЛАРИСА. Как ты это сказал.
СОЙМОНОВ. Обыкновенно сказал. Значит, мы оба взрослые люди…
Несомненно, из этого вытекали какие-то важные выводы, но Лариса их проигнорировала. Она вдруг поняла одну довольно страшную вещь.
Хотя у Соймонова и достало ума не пользоваться грубоватыми сравнениями, но суть дела оставалась той же. Лариса и для него была не возлюбленной, а доброй и покладистой рабочей скотинкой, старой боевой лошадкой, с которой удобно идти по жизни в одной упряжке, которая и выбрана-то именно за это качество. Пестрый демон оказался прав – выплыло то, чего она раньше не хотела эамечать.
Мы с тобой не маленькие дети! Вот точно так же сказал Кологрив – мы с тобой старые боевые кони! И поддержал его Дима – ты же свой парень!
Возлюбленный, жених и сосед – так что же это? Неужели они правы? Чушь, бред и галиматья.
Лариса не слушала Соймоновских рассуждений и забыла, как только что сама прижалась к этому человеку в поисках спасения от грядущих глупостей.
А слышала она смех Повелительницы Коломбин – иронический такой смешок.
ЛАРИСА. Это невыносимо…
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Сейчас тебе двадцать восемь. В будущем году, следовательно, двадцать девять. И так далее.
ЛАРИСА. Я искренне хотела… я делала все, что в моих силах…
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. И потерпела крах.
ЛАРИСА. И все-таки…
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. А ведь Коломбине дозволено все!
ЛАРИСА. Не знаю почему, но я боюсь Карнавала.
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Никто не тянет тебя туда за ухо. Но запомни – Коломбине дозволено все!
ЛАРИСА. Я постараюсь обойтись малой кровью. Я рискну немногим. Ведь проучить всего одного человека – для этого не нужно Карнавала. Разве не так?
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА КОЛОМБИН. Попробуй.
Глава третья, в которой Лариса выходит на военную тропу
Следующий день у Ларисы был выходной. Она хотела заняться с Никой злодейским планом, но прихворнул Дениска, забюллютенила Ася, и Лариса с вязаньем перебралась на весь день к соседям. Ася бегала в поликлинику на процедуры, а Лариса мужественно играла в маленьких луноходиков, оружейный магазин и прочие, не предусмотренные детсадовским воспитанием, игры. Когда на вахту заступила Ася, Лариса пошла закупать продовольствие на два холодильника, потому что от Димы в хозяйстве проку нет. Потом она осталась с Дениской, пока Ася ходила к портнихе за платьем – она уже так располнела, что пришлось выпустить все швы.
Пообедали, разумеется, втроем, Дениску уложили спать и завели за чаем сугубо женский разговор.
АСЯ. Не мечись, как наскипидаренный кот, а выходи за Соймонова и рожай дите. Годы-то идут!
ЛАРИСА. Дите – это хорошо, но когда тебя считают рабочей лошадью…
АСЯ. А я, по-твоему, кто? То-то… Мне от тебя в хозяйстве больше пользы, чем от Димки. Он прекрасный человек для всех, с кем работает или в горы ездит. Я бы с ним охотно работала в одной лаборатории. Умница, спортсмен! Мальчик тридцатидвухлетний, сплошное очарование!
ЛАРИСА. Но он не считает тебя старым боевым конем.
АСЯ. Да пусть бы считал, но пахал со мной в одной упряжке!
ЛАРИСА. Не поторопилась ли ты все-таки?
АСЯ. Я хотела второго ребенка, и он у меня будет. Насчет Дениски врачи говорили то же самое. Как видишь, жива. Пойми, еще года два-три, и я не очень-то буду нужна Дениске.
ЛАРИСА. Что за чушь ты несешь?
АСЯ. Он растет. А я перехожу в категорию обслуживающего персонала. Рабочей лошадки, как ты говоришь. Ничего не поделаешь. Я и сама бы не хотела оставаться для него на всю жизнь центром мироздания. А так хочется все повторить – чтобы вот такусенький комочек меня, и я над ним со своей любовью…
ЛАРИСА. А потом?
АСЯ. Потом – не знаю.
До сегодняшнего дня Лариса как-то больше проникалась идеями старшей подруги. По натуре она не могла жить без лидера и пять лет назад выбрала на эту должность Асю. Ася же, подобрав Ларису в трудное для той время, искренне старалась ей помочь, и совсем уж приближалась к цели, но не вовремя приключилось свидание Ларисы с Кологривом у бокового портала музея.
В результате все аргументы Аси в пользу Соймонова оказались недействительными. Правда, оставался еще один аргумент, о котором подруги упорно молчали, и Лариса была благодарна Асе за это. А, наверное, стоило бы вспомнить этот аргумент, чтобы одним ударом выбить из головы все ее затеи. Но Ася ничего не знала о пестром демоне.
А следующий день начался с разгадывания сна.
Марианне приснилась очередная чушь, но на сей раз в ней участвовал корреспондент Геннадий Мошкин. Этот товарищ был высок, мрачен и малоразговорчив, а специализировался на сельском хозяйстве, велоспорте и концертах симфонической музыки. Так вот, во сне Мошкин скакал галопом на лошади, одетый в камзол и при шпаге, да еще и говорил с Марианной по-французски.
Корректура принялась выдвигать гипотезы. Зоя утверждала, что лошадь означает ложь, Людмила отказалась от обсуждения, потому что сбываются только сны на пятницу и понедельник, а Ларису больше всего заинтересовал фасон камзола – она хотела угадать, книгу о каком веке читает сейчас Марианна.
Дверь корректорской открылась. На пороге возник Мошкин. Он молча пересек комнату, оказался возле Марианны, и его лаконичная речь обращалась именно к ней.
МОШКИН. Привет. Дай до завтра два рубля.
И бежал постыдно Мошкин из корректуры, сопровождаемый всхлипами и загадочными возгласами о вещих снах.
Поджидал и еще один сюрпризец. Лариса не обратила внимания на то, что натюрморт на подоконнике не полон. Косметичка и фолиант имелись, а вот авоська отсутствовала. Ей бы задуматься, а она не задумалась. Ведь не бывало такого, чтобы по дороге на работу Зоя не отоварилась.
В середине рабочего дня у корректуры обычно выпадало около часа свободного времени. Оно употреблялось на буфет, торчание перед зеркалом, блуждание по редакции – словом, крайне бестолково.
В это никчемушное время Лариса и Марианна направились вдвоем к редакционному туалету. Корреспондент Елена зловредно обогнала их и скрылась за дверью. А навстречу по коридору шли Кологрив, редактор и какие-то незнакомцы. И в тот момент, когда все оказались возле заветной двери, из-за нее раздался умопомрачающий визг.
Мужчины остановились с разинутыми ртами, и при этом оказались в глупейшем положении – черт его знает, что там стряслось, а кинуться на помощь корреспонденту Елене никак невозможно – на двери крупно намалевана запретная буква «Ж». Лариса и Марианна тоже замерли от изумления, а потом Лариса кинулась на помощь, ибо хоть корреспондент Елена и была врагом корректуры «номер один», но явно попала в беду.
Марианна вскочила следом, и картину они увидели такую.
Елена в полуобморочном состоянии привалилась к стенке, а в бачке что-то остервенело плюхалось и возилось. Вдруг над фаянсовым краем, там, где кусок крышки был отбит, мелькнуло блестящее, вроде бы в чешуе, вроде бы щупальце, и коллегам стало жутко.
Но были уже в Ларисиной судьбе белые мышки! Мужественно схватила наша героиня палку от швабры и сбросила ею крышку с бачка.
Тут в туалет ворвалась Зоя, с необъяснимой отвагой склонилась над бачком и стала там что-то ловить полиэтиленовым пакетом.
Лариса заглянула и увидела здоровенного карпа. Вода постепенно наполняла бачок, карп успокоился и дал себя поймать.
Вышли из туалета в следующем порядке – впереди Лариса, за ней Зоя с пакетом, за Зоей прикрывающая отступление Марианна, а уж за Марианной – еще не пришедшая в себя Елена. У двери столпилось, наверное, полредакции, и раздавались возгласы вроде «Опять эта корректура!», «Сладу нет с этой богадельней!» и тому подобные.
Редактор попросил Ларису к себе в кабинет, где в присутствии Кологрива перечислил все корректурские прегрешения. Фигурировали там и чемпионат по катанию на роликах, затеянный вечером в редакционном коридоре, и таскание стаканов из типографского буфета, и громогласное исполнение оперных арий в рабочее время.
Очень не понравилось это Ларисе. Редактор отрицал ее женское право на маленькие шалости. А Кологрив соглашался. Но быть старым боевым конем Лариса более не желала! В ее ответной речи фигурировали обещанный и не купленный для редакционных нужд холодильник, несоблюдение типографией рабочего графика, создающее корректуре часы вынужденного безделья, и наглость мальчиков из секретариата, отношения к карпу, правда, не имеющая, но давно требующая возмездия.
Свою подчиненную Зою Лариса стойко выгораживала, ибо куда же девать матери семейства купленную по дороге на работу рыбину, как не в емкость с холодной водой? А если это воспрещается, так не посоветует ли товарищ редактор, чем Зое кормить семью – может быть, покупной жареной рыбой, от которой ее сиамский кот и тот нос воротит?
