Дмитрий Панченко - Записки русского бедуина
В молодости Цезарь, несмотря на настояния диктатора, отказался развестись с женой; скорее из любознательности и азарта, нежели стратегического расчета, он переправился в Британию; его трезвость никогда не переходила в мелочность. У него много привлекательных черт, за ним много красивых поступков. Историка примиряет с ним его конструктивность. Он угадывает будущее. Завоеванная Галлия станет процветающей страной, германцы на столетия оставят мысли о вторжении в Италию, Рим примет новый государственный строй, а имя Цезаря унаследуют русские цари и немецкие кайзеры; календарь, введенный по инициативе Цезаря, до сих пор в употреблении у части христианского мира. Принимая в рассуждение обыденность войны в его время, с ним легко примириться. За одним исключением. Он продал в рабство великое множество людей, причем делал это не столько для того, чтобы устрашить галлов и тем самым предупредить будущее взаимное кровопролитие, сколько для того, чтобы получить средства на политический подкуп и вербовку своих сторонников в Риме. За это он, правда, был наказан.
Чем больше политических успехов оказывалось на счету проконсула Галлии, тем неотвратимей становилась развязка, наступившая в мартовские иды. Когда Цезарь разбил всех, его противникам ничего не оставалось делать, как встать на путь убийства из-за угла. Цезарь, с его безошибочным чувством стиля, не мог окружить себя стражей, словно заурядный тиран. Флегматичный садизм в духе Суллы (не из любви к искусству, а из «почему бы нет?») был ему чужд. Демонстрируя бесстрашие и доступность, Цезарь, как всегда, сделал сильный ход, но спасти его могло разве нагромождение случайностей.
То, что Цезарь был убит в театре Помпея, — не прихоть истории, как и не следствие преданности заговорщиков памяти Помпея. Это попытка замаскировать предательство под своего рода жертвоприношение. И это показывает, что для многих участников заговора решение действительно должно было сопровождаться внутренней борьбой — как это принято рассказывать о Бруте. Когда-то мне нравились эти люди — тираноборцы, действующие из убеждений, а не соображений выгоды. Но ведь вышло все хуже некуда. В диссидентстве Тразеи, кажется мне, было больше проку.
На последних часах Тразеи Пета, получившего от императора приказ умереть, выразительно обрываются «Анналы» Тацита. Римская политическая оппозиция, сложившаяся при Нероне, обычно воспринимается как благородная, но бесплодная — республиканцы из антикварной лавки. Я думаю, что это неверно и что Тразея, его зять Гельвидий Приск и подобные им люди немало, хотя и косвенно, содействовали процветанию римской Европы. Спор, собственно, шел о том, что такое Рим — государство или частное поместье императора. Тразея и его единомышленники способствовали воспитанию высшего класса римского общества в духе служения государству, хотя бы и монархическому, а не лично императору, в духе служения общему делу, а не одному человеку. Они были услышаны не только в городе Риме, но и за его пределами. Там неореспубликанство соединялось с тем духом общественности, который проистекал из самого уклада греко-римских городских общин. В городах Италии и провинций считалось почетной обязанностью для богатого и честолюбивого человека принимать в расчет интересы сограждан, делать что-либо для общественной пользы. Так, Плиний Младший, о котором мы много знаем благодаря его письмам, построил для родного города библиотеку. После свержения Нерона и последовавшей смуты эти люди получили шанс. Они заполнили сенат и достигли ключевых должностей в армии и провинциях. За вычетом правления Домициана, империя на столетие получила разумных и трудолюбивых императоров, дельных генералов и толковых наместников. При них и процветали римские провинции Западной Европы.
Мы знаем, это все кончится. Кончится тем, что власть налогами и конфискациями разорит общество, подорвет силы городских общин, отдаст предпочтение принудительному труду и крепостной зависимости. Социальные основы греко-римской цивилизации будут подавлены, культура частично деградирует, частично переродится. Ни Рейн, ни Альпы, ни легионы более не послужат преградой варварам. Римская Европа рухнет.
Италия начнет приходить в упадок еще задолго до того, как это случится. Одной из причин этого будет хозяйственная конкуренция заальпийских земель, когда-то Италией покоренных и колонизованных. Там станут выращивать и производить все то, чем раньше торговала метрополия. Важнейшим потребителем в Римской империи были римские легионы, разместившиеся на границах. Естественные заботы о том, чтобы эти границы были подальше от Италии, естественным же образом шли вразрез с интересами италийской торговли, а соответственно плоды сельского труда и изделия ремесленных мастерских не находили в стране достаточного сбыта, и постепенно пустели города и окружающие их деревни.
История справедлива на манер языческих богов: она карает потомков.
БОЖЕСТВЕННАЯ ФРАНЦИЯ
Франция — это целый мир. Она просторна. У нее есть свое океанское побережье, свое северное море и южное. Альпийские вершины и песчаные пляжи, безводные плато и речные долины, виноградники, уходящие в даль поля — вы найдете здесь все. И еще: несущиеся по автострадам автомобили; настырно карабкающиеся по горным дорогам велосипедисты; сотни городов, многие из которых прекрасны. И вся европейская история здесь.
Обыкновенно я приезжал во Францию через Германию или Швейцарию, и потому я особенно привязан к Бургундии и стране, прилегающей к Юрским горам. Но и туманы Нормандии не изгладились в моей памяти — летние, опускающиеся на землю по вечерам, когда в природу не только всматриваешься, но и вслушиваешься. И ничуть не меньше я люблю Овернь, где многообразие событий, разворачивавшихся со времен Галльских войн, воспринимаешь как краткий эпизод в истории Земли (потухшие вулканы посреди плато способны породить такое чувство). Чуть дальше на юг — чудеса природы: отвесные скалы, нависшие с обеих сторон над рекой Тарн, непостижимым образом проложившей себе путь среди них. И слава Прованса заслуженна. Вот уж перекресток цивилизаций! И греки, и кельты, и римляне, и германцы, ломящиеся в Италию, а до них еще Ганнибал, переправляющий через Рону слонов. Это здесь арабы научили трубадуров слагать стихи, передав им и то, что они придумали сами, и то, чему они научились у китайцев, — ведь было время, когда Юг, от Китая до Испании, был на удивление един (Север тогда прозябал). Прованс — это вторжение Средиземноморья на Европейский континент. Долина Роны плавно ведет в глубь материка, и средиземноморские контуры и краски сочетаются в Провансе с континентальным размахом. Видно далеко, и вид, открывающийся с высокого холма, я бы сказал — феодальный, а не республиканский.
Говоря о ландшафтах отвлеченно, я отдаю предпочтение среднему между равнинным и горным. Бескрайние плоские равнины однообразны и невыразительны. Они требуют украшений, к каким, например, прибегают французы, заполняя отглаженные поля северо-запада островками из высаженных деревьев.
Красота гор несомненна, но она театральна. В горах пасут скот, но там не возделывают землю и не строят города. Передвижение в них затруднено. Над пространством, где разворачивается история народов, горы возвышаются как декорация. Сколь угодно зрелищные, дикие места пленяют нас постольку, поскольку мы прибыли из недиких и вернемся туда.
К моему удовольствию, ландшафт большей части Франции таков, что во многих местах с возвышенной точки открывается прекрасный вид. Французы ценят это и ненавязчивыми стрелками указывают путнику на belle vue.
По Франции нужно ездить в июле, когда круговорот времен года достигает своей высшей точки. Вы смотрите и говорите: вот благословенная земля!
Во Франции цивилизация не ограничена городами, но вольготно чувствует себя на природе. Вы то и дело видите так называемые замки, а на самом деле стилизованные под них небольшие дворцы. Некоторые — такие как знаменитые Шамбор, Шенонсо, Шеверни — весьма, впрочем, величественные, с нарядными парками и сказочной красоты. Готические соборы и романские церкви вы тоже порою увидите с дороги — одни из них огромны, другие же в ходе исторических перемен оказались достоянием полузаброшенных деревушек.
Среди городов некоторые сохраняют средневековый облик. Большинство отмечено печатью разных эпох, в том числе благотворным влиянием градостроительных принципов восемнадцатого и девятнадцатого веков. Лабиринты из переулков в них кое-где заботливо сохраняются, но в целом города спланированы удобно для жизни. Так, Авиньон, в котором, как и подобает, находится интереснейшей архитектуры папский дворец, весь окружен стеной, но по улицам в ее пределах можно ездить без особых затруднений. Трамвай в Страсбурге совершенством дизайна поразил меня не меньше собора.
