Джон Маверик - Я, Шахерезада…
Сколько бед происходит от простого неумения человека быть честным? Сперва он обманывает себя, свою память, судьбу. Потом начинает врать другим. И вот уже красивая ложь, которая проливается целебным бальзамом на кровоточащие раны, цветочными гирляндами опутывает руки и ноги, так, что и шагу не сделаешь, в конце концов захлестывается удавкой на шее.
Неправда множится, как компьютерный вирус, бесконечно реплицируя саму себя. Ее становится так много, что вот она уже заполнила весь твой маленький мир. И не надо пытаться ускользнуть в яркое волшебство красок, в разноцветную феерию иллюзий. Они не более реальны, чем высыхающие капли дождя на оконном стекле, лишь на мгновение сверкнувшие драгоценными бриллиантами и тут же обратившиеся в теплый пар, в ничто.
Любая сказка — ложь, а ты уже достаточно взрослый, чтобы просто подойти к зеркалу и заглянуть в глаза самому себе.
Джонни сидел один в пустой комнате и с придирчивым любопытством разглядывал фотографию женщины на экране монитора. Гладко зачесанные назад темно-каштановые волосы, открывающие высокий, чистый лоб; тонкий изгиб бровей и большие ярко-серые глаза с мягким налетом желтизны. Нос, пожалуй, чуть великоват, но не с горбинкой, как у Маверика, а благородный и почти прямой, точно на картинах художников Ренессанса. И мелкие, но отчетливые морщинки в уголках рта. Возраст, да.
Джонни уже обменялся с новой знакомой парой простых, но искренних и теплых писем, а теперь она прислала в прикрепленном файле свое фото. Для установления «визуального контакта» друг с другом. Новая ступень доверия, а для Маверика — новый виток лжи. Послать Кристине свой собственный портрет он не мог: девятнадцатилетний мальчишка при всем желании за импозантного тридцатидевятилетнего мужчину не сойдет. Оставалось только одно.
Джонни задумчиво кусал себе губы, нетерпеливо постукивая пальцами по столу: так обманывать ему не хотелось. С другой стороны — не все ли равно. Надо только найти подходящую фотографию на каком-нибудь гей-портале. Уж туда его интернет-подруга наверняка заглядывать не станет.
Маверик еще раз вгляделся в лицо Кристины. Хоть и был он к женской красоте абсолютно равнодушен, оно ему нравилось. Чисто по-человечески. Интересно, будь на его месте «натурал» Поль, что бы он испытал, созерцая облик прекрасной незнакомки? Джонни улыбнулся, представляя. Ему было приятно ощущать себя другим, сильным, уверенным в себе… настоящим мужчиной, которому не хватает только верной и красивой подруги рядом. Вот такой, хотя бы, как эта Кристина. Он почувствовал, как личность Поля затопляет его, словно вода в Блисе, заливающая ранней весной грязную бетонную набережную и распаханные газоны парка. Как вытесняются и тают, точно росинки на ладони, его собственные страхи, вдруг показавшиеся мелкими, пустыми и ненужными.
Он посмотрел на Кристину глазами Поля и вдруг залюбовался ею. Интересная женщина. И почему от нее муж ушел, разве что… к любимому парню? И тут Джонни усмехнулся, снова превращаясь в самого себя. Потом набрал в верхней строке адрес «Гей Ромео», одного из любимых своих интернет-сайтов, где всегда есть на что… то есть, пардон, на кого посмотреть.
Маверик перебрал фотографии нескольких десятков парней — и некоторые были очень даже ничего, но на роль Поля, увы, не годились — и, наконец, остановил выбор на некоем Акселе Шмидте из Дюссельдорфа. Мужчина средних лет, но какой красавец! Жгучий брюнет с одухотворенными, волевыми чертами лица; орлиный взгляд, одновременно суровый и нежный… Ах! Джонни даже захотелось ему написать, но он прикинул расстояние от Дюссельдорфа до Блисвайлера, потом сравнил внешние данные Акселя Шмидта со своими, и понял, что шансов на взаимность нет.
Оставалось лишь скопировать фотографию в отдельный файл и прикрепить к письму: «Дорогая Кристина, посылаю и я тебе свое фото (они как-то удивительно быстро перешли на „ты“). Оно не слишком удачное, но не суди строго…» Попробовала бы она судить строго такого мужчину, впрочем, кто их, женщин, разберет? Джонни очень надеялся, что «Поль» придется Кристине по душе, в конце концов, он ведь старался, выбирал.
Когда Маверик нажимал на «отправить письмо», его снова окатила ледяная волна стыда и отвращения к самому себе. Врать-то, Джон, ой, как нехорошо! Но прервать приятную дружескую переписку из-за такой ерунды, как фотография, было жаль.
К тому же, он помнил слова Маленького Принца: «Ты всегда в ответе за тех, кого приручил». Именно так: набрав пару ничего не значащих фраз на компьютере, ты уже взял на себя ответственность за чью-то жизнь. А единожды солгав, будешь вынужден лгать снова и снова.
ЧАСТЬ 2
Глава 1
Вот и лето прошло. Дразняще яркие краски сменились теплой прозрачностью осени; а в серых водах Блиса размножились микроскопические водоросли, заставлявшие реку окутываться по ночам призрачным, мягко-изумрудным свечением. Странное это было зрелище и завораживающее. Настолько, что Джонни, медленно прогуливаясь по узкой бетонной набережной, глаз не мог отвести от светящейся воды, по которой стайками солнечных мотыльков скользили облетевшие с деревьев листья. И небо, как огромная, до краев наполненная жидким серебром чаша, простиралось над его головой. Ночи в сентябре холодные, но от Блиса, блестящей зеленой змеей вьющегося меж темных берегов, исходило мягкое, живое тепло. Река как будто дышала, ровно и глубоко, точно во сне.
И Маверик, сам чувствуя себя частью ее сна, старался ступать бесшумно и легко, чтобы, не дай Бог, не потревожить грубым звуком шагов чуткой, волшебной тишины. В подобные мгновения даже его никчемное существование наполнялось таинственным смыслом, и он ощущал себя уже не незваным гостем на пиру жизни, но созданием загадочным и мудрым, вплетенным всеми своими мыслями и мельчайшими движениями души в гармоничную и тонкую ткань Мироздания. Жаль, что никто больше не видел его таким.
Нет, по крайней мере один человек видел. Кристина, переписка с которой переросла за лето в настоящую дружбу, и с которой Джонни, уже не стесняясь делился всем, что только приходило ему в голову. Благо, больше поделиться было не с кем. И это оказалось ошеломляюще новое чувство: видеть, что твои слова находят отклик в другом человеческом существе. Что твое «я», хотя и слегка искаженное, отражается в ком-то… так же, как твое лицо отражается сейчас в спокойном, темно-изумрудном зеркале воды.
Как необычно просыпаться по утрам, зная, что, кроме опостылевших унижений, ссор и бесконечного самоедства, тебя ожидает еще и что-то совсем иное. Письмо от твоего далекого друга, в котором он рассказывает о своих бедах, и отзывается на твои мысли, и грустит, и радуется вместе с тобой.
Кристина поделилась с Джонни грустной историей крушения своего счастья. Какая большая и светлая была в ее жизни любовь. Как она и ее муж… вместе шутили, и со смехом преодолевали все трудности… вначале.
Как постепенно, капля за каплей, из их отношений уходила радость, вытесненная этими самыми трудностями, финансовыми проблемами, бытовой неустроенностью. Постепенно муж Кристины впал в глубокую депрессию. И бедная женщина чего только не делала, чтобы его расшевелить, все в пустую. Кристине казалось, что она бьется изо всех сил о прозрачную, но необыкновенно прочную стену, как глупая бабочка об оконное стекло. Бьется и бьется, калеча себя, ломая крылья, захлебываясь в своей и чужой боли. И еще дети. Маленькие, но атмосфера отчаяния давит на них, не дает нормально развиваться. Старшему уже три года, а он ни слова не говорит.
Думая о спутнике жизни своей подруги, Джонни представлял себе Алекса: такой же избалованный, ничем не довольный, привыкший вымещать собственные обиды и неудачи на тех, кто слабее. Его даже звали «Саша», что, разумеется, являлось производным от того же самого имени — «Александр».
Дело кончилось тем, что Саша просто бросил жену и детей и уехал в другой город. К другой ли женщине или просто отправился искать счастья, из писем было неясно — да и не важно это.
Вот и отец Джонни когда-то так же поступил: не вынес тягот эмигрантского быта и вернулся обратно, в Россию. Один, без семьи. И его место занял отчим.
Но Маверик, разумеется, не стал писать Кристине ни про своего отца, ни, тем более, про отчима, а просто постарался утешить, как мог. Хотя какое уж тут утешение. А еще старался отвлечь, рассказывая ей о своей, точнее Поля, нелегкой, но увлекательной жизни. И сам любовался этими историями, даже где-то в глубине души верил в них. Хотел верить, что и в его судьбе такое возможно.
Иногда во сне он видел себя красавцем-Полем. Но Полем, у которого было прошлое Джона Маверика. И знал, что это прошлое нужно от всех скрывать, иначе он будет опозорен до конца своих дней. И прекрасная сказка рассыплется, как битое стекло по асфальту; развеется, точно мираж. Но скрыть не удавалось, и Джонни просыпался с мокрыми от слез глазами и с чувством такой тоскливой безнадежности в сердце, что хотелось вскочить с кровати и выброситься из окна, с пятого этажа, только бы положить всему конец.
