Кэйдзо Хино - Остров мечты
Когда он овдовел, многие искренне ему сочувствовали: «Должно быть, вам нелегко самому управляться с хозяйством», — но это не соответствовало действительности: тоскливо ему бывало, а вот бытовых неудобств он не ощущал.
И вдруг в его жизни стали происходить перемены. Всё началось с того дня, когда он побывал на пустыре, а точнее, — после того, как он попал на странное детское сборище в Харуми. Мало того, что с тех пор он каждый выходной отправлялся к Токийскому заливу, в его гардеробе тоже кое-что изменилось. Прежде он носил только белые сорочки, теперь же у него появились и бежевые, и голубые, и в полосочку, — пусть и сдержанных тонов, но тем не менее. Кроме того, он обзавёлся несколькими новыми галстуками яркой расцветки. То же и с едой: отчасти потому, что неподалёку от его дома открылся большой супермаркет с изобилием импортных продуктов, в последнее время он пристрастился к эскарго, разнообразным сырам, языку, баранине и прочей довольно калорийной и тяжёлой пище.
И ещё: теперь ему стали сниться сны, и это тоже было внове. Как многие люди его возраста, Сёдзо зачастую просыпался чуть свет, — тогда он вставал с постели, шёл в гостиную и, сидя на диване, смотрел, как за окном, помигав напоследок, один за другим гаснут уличные фонари. И вот в предутреннем полумраке, когда ночь уже отступила, но день ещё не занялся, перед ним, словно в прокручиваемой на медленной скорости видеозаписи, проплывали фрагменты только что увиденного сна.
Например: он находится в какой-то старой деревянной развалюхе; вдруг, откуда ни возьмись, прилетает игрушечный самолётик, точная копия американского палубного истребителя времён Второй мировой войны, и, врезавшись в трухлявую дощатую стену, застревает в ней, отчего она сразу же загорается; красно-жёлтое пламя расползается по стене, медленно тянется к потолку, дрожащими всполохами озаряя предрассветное небо над пустынной улицей…
После таких минут лежащие перед ним на столике зажигалка, лупа, держатель для ключей переставали быть обыкновенными предметами, — в струящемся из окна бледном мареве они обретали странную, почти иллюзорную лёгкость и казались чем-то невыразимо прекрасным.
Сёдзо учился в средней школе, когда война вступила в заключительный этап. Надежды на спасительный «божественный ветер» не оправдались, и после разгрома Японии в нём поселилось недоверие не только ко всякого рода мистике и суевериям, но и к религии. Даже свою непонятную страсть к высотным сооружениям, где все линии чётко пересекаются под прямым углом, он отчасти объяснял отвращением ко всему туманному и неопределённому.
В свете всего этого Сёдзо несказанно удивляло ощущение неслучайности событий, происходивших вокруг него в последнее время, а вернее, та лёгкость, с которой он поддавался этому ощущению. Например, недавно ему на работу позвонил школьный приятель, сотрудник Департамента портового хозяйства токийского муниципалитета. Речь шла всего лишь о традиционном сборе бывших одноклассников, но вот что странно: они уже долгое время не беседовали друг с другом по телефону, к тому же, постоянно бывая у Токийского залива, Сёдзо ни разу не вспомнил, что у него есть приятель в Департаменте портового хозяйства. Невольно возникало впечатление, будто этот звонок был нарочно кем-то подстроен.
Вначале они поговорили об общих друзьях, а потом Сёдзо спросил, в каком месте Токийского залива сейчас сбрасывают мусор, чем весьма озадачил своего собеседника.
— С чего это ты стал интересоваться такими вещами? — удивился тот. — Вы собираетесь там что-то строить?
— Да нет, у меня тут сугубо личный интерес.
Посмеявшись над этим признанием (право же, нашёл, чем интересоваться), приятель сказал:
— Сейчас идут работы на дальнем участке тринадцатой зоны. Официально это называется так: «Намывная территория с внешней стороны центрального волнолома».
— То есть речь идёт о…
— Знаешь, где находится Морской музей? Так это в той стороне, только дальше.
— Довольно-таки обширная территория. Я как раз в прошлое воскресенье ездил туда на автобусе.
— Ну и ну, с каких это пор ты пристрастился к прогулкам по искусственной земле?
— С недавних. Тамошний пейзаж произвёл на меня огромное впечатление. Сам не знаю, почему. Видимо, он напомнил мне пепелища моего детства. Как ни странно, в этом было даже что-то ностальгическое, словно я вернулся в родные места.
— Ну, это уж чересчур — в наши дни вспоминать про пепелища.
— Я и сам так думаю, но, понимаешь, в последнее время у меня возникла потребность нащупать какую-то точку отсчёта. Все эти тридцать лет мы работали как бы вслепую, и теперь хочется понять, кто мы и откуда.
— Это возрастное.
— Может быть. Но, мне кажется, дело не только в желании оглянуться назад. Вот посмотри: мы из кожи вон лезем, строя дома на крошечных пятачках, где земля ценится на вес золота, а, оказывается, существуют огромные пустующие территории! Причём, созданные человеческими руками! Разве это не потрясающе? Какие новые кварталы здесь могут быть возведены! Хоть по характеру я и не мечтатель, в голове невольно рождаются всякие фантазии. Вернее, нет, не совсем так. Как бы это проще сказать?.. Оказываясь там, я словно бы попадаю в другой мир. Должно быть, нечто похожее испытывает человек, оказавшись в пустыне. Там я ощущаю себя совершенно другим человеком. — Сёдзо сам удивился той горячности, с какой произнёс эту тираду.
— Понятно. Ну что ж, если хочешь, я могу выступить в качестве сопровождающего.
— Да нет, не стоит. Я люблю бродить в одиночестве. Интересно, а туда, где сейчас идут насыпные работы, пускают?
— Нет, туда нельзя. Как говорится, посторонним вход воспрещён.
— Вот тут мне как раз пригодилось бы твоё содействие.
— Вообще-то мусором занимается Департамент коммунальных отходов и чистоты города, но я попробую договориться.
Беседуя с приятелем, Сёдзо не мог отделаться от ощущения, что им руководит то ли чья-то воля, то ли какая-то неведомая сила, и дивился тому, что подобная несуразица могла прийти ему в голову.
Пролегающее по тринадцатой зоне прямое шоссе закончилось, и при въезде в протянутый по дну моря туннель, ведущий к намывным территориям с внутренней стороны центрального волнолома, Сёдзо высадился из такси. Был погожий субботний полдень. Рядом высилась огромная вентиляционная башня, — точно такое же сооружение стоит на Прибрежной магистрали, там, где начинается её подводный участок, по которому курсирует автобус из Синагавы.
В назначенный час из туннеля вынырнул джип; за рулём сидел человек в спецовке и жёлтом шлеме. Подобрав Сёдзо, джип снова устремился в туннель, заполненный двигавшимися в обоих направлениях голубыми мусоровозами. Хотя отсюда до центра города было рукой подать, Сёдзо волновался так, словно ему предстояло путешествие в далёкую неведомую страну.
По пути гид — он оказался мастером участка — объяснил, что обычные бытовые отходы поступают к ним уже в виде золы, то есть пройдя через мусоросжигательные заводы, которые имеются в каждом районе города. Напрямую же сюда доставляют только негорючий и крупногабаритный мусор.
Когда машина выехала из туннеля, с левой стороны показалась высокая земляная куча размером со средней величины холм.
— Неужели это мусор? — удивился Сёдзо, на что сопровождающий равнодушно ответил:
— Мусор и земля укладываются слоями, по принципу сэндвича. Сейчас вы видите высокую горку, но со временем она осядет.
— Сама по себе?
— Да, сама по себе.
Горка была довольно широкой у основания. На её плоской вершине работало несколько бульдозеров, разравнивавших землю. В нескольких местах из земли торчали трубы, образуя нечто вроде вентиляционных отверстий.
— Через них выходит скапливающийся внутри метан, — пояснил сопровождающий. — Прошу вас воздержаться от курения, это опасно.
Они поднялись на уже разровненный участок холма, над которым хлопотало бесчисленное множество чаек. Кое-где между ними мелькали и вороны. Белое и чёрное птичье оперение сверкало на солнце. Разжиревшие чайки не боялись людей и улетали лишь тогда, когда к ним подходили совсем близко. Всё вокруг: обширный участок уже готовой намытой земли с построенными на ней причалами, резервуары для газа и даже виднеющиеся вдали, за искрящимися в солнечных лучах водами залива, высотные здания центральной части Токио — было подёрнуто голубоватым смогом.
«Итак, горы исторгаемого Токио мусора создают для него же новые территории», — размышлял Сёдзо. Разумеется, этот гигантский круговорот инициирован людьми, их идеями и расчётами, и всё же ему трудно было избавиться от ощущения, что за действиями людей скрываются какие-то иные, куда более могущественные силы. В воздухе стоял прелый запах, смешанный с солёным дыханием моря. Сёдзо чувствовал, как внутри холма бурлит и клокочет метан, как под ногами медленно проседает земля. Он чувствовал суетливое движение Токио, самочинно вступившего в борьбу с заливом за жизненное пространство, он чувствовал его дыхание, температуру его тела…
