Александра Крючкова - Сон
К тому же… я испачкала его наибелейший свитер своей помадой… Не специально…
И я пишу ему… Обращаясь «на ты»… Я прошу у него прощения… И за свитер… И за всё остальное… Я хочу побыть с ним наедине… Уехать куда-нибудь… Внезапно я вспоминаю про Венецию, где знаю каждый мостик, каждую узкую улочку, где я — как дома… Хочешь, я покажу тебе Венецию? Мой самый любимый город? Ты никогда не видел её такой…
Когда смотрю на стаи голубей,
Я вижу мостиков — зовущие вдаль — лица
И маски — незнакомых мне — людей,
И улиц — узких, шумных — вереницы.
Дай руку мне, тебя я проведу
В тот Город, где оставила когда-то
Я часть своей Души, и где найду
Последнюю — в страницах жизни — дату…
Хрупка я, как муранское стекло,
Созвучная с напевом гондольера,
Я прихожу к причалу на поклон
И замираю сердцем суевера —
Я помню сон: в тумане на заре
Всплеск вёсел предвещал плохие вести…
Забудь! Ещё не в этом феврале —
Мы не бродили там с тобою вместе,
Где карнавалом — каждый божий день,
Где каждый дом — ласкается волною…
Я завещаю Город На Воде
Хранить тебе, как был храним он мною…
Я со страхом отправляю ему смс-ку. Он ничего не отвечает…
На следующий день, во вторник, мне звонят из союза писателей и просят приехать к 16.00. Я не понимаю, зачем… Говорят, будет объявление итогов 1-го международного конкурса «Литературный Олимп». Я совсем забыла, что год назад подала на него 1-ую часть «Иной Реальности», но приезжаю без какой-либо надежды и вхожу в переполненный номинантами зал. Меня вызывают как победителя в номинации «Проза»… На шею вешают медаль «Литературный Олимп»… Я не верю происходящему… Я плачу.
Возвращаясь домой, я пишу друзьям смс-ку о своей первой победе в литературе… Все поздравляют меня в ответ… Он молчит…
«НЕ ОН…» — тяжело вздыхаю я, нервно закусывая губы.
Утром в среду я выезжаю на работу на машине. Я работаю далеко от Москвы, добраться туда можно исключительно на собственном автотранспорте. Выезжая на МКАД, я слышу трель мобильного телефона. Одной рукой держась за руль, второй судорожно выискивая телефон в сумке, я чувствую тот самый, необъяснимый, панический страх. Чего-то неизбежного, что вот-вот должно произойти.
Я смотрю на телефон звонящего — ОН… Я улыбаюсь. Он не забыл меня, он звонит, чтобы поздравить со вчерашней наградой…
— Привет… — я буквально заставляю себя произнести это слово вместо «Здравствуйте», одновременно пытаясь не выдать каких-либо из переполняющих меня чувств.
— Привет, — громогласно и как-то устрашающе гремит в ответ. — Ты не имеешь права мне писать. Ты больше никогда ничего мне не напишешь. Ты поняла меня?! Если так хочется что-то сказать, звони. Ты хорошо услышала, что я сейчас тебе сказал?!
— Да, — выдавливаю я из себя…
Всё, что он говорил после, даже не поздравив меня со вчерашним, о какой-то книге, которую нужно написать его друзьям про начало 90-х, я уже не слышала. Почему я не повесила трубку сразу? Не знаю. Возможно, потому что мама учила меня быть вежливой.
Когда разговор, представляющий из себя, скорее, его монолог, наконец-то, закончился, я остановила машину на обочине. И положила голову на руль.
Что ты знаешь обо мне, чтобы говорить со мной ТАК?! Как говорят высокомерные «умудрённые жизнью» Короли с малолетними девочками, у которых в голове нет ничего, кроме… и которые ещё не прошли в своей жизни через то, через что прошла я… Ты считаешь меня какой-то там поэтесской и предлагаешь в качестве великого одолжения написать книгу про бандитские разборки 90-х…
Извини, я не люблю одолжений… И не пишу на заказ… Однажды я стану Королевой… Поэтов И ты поймёшь, как глубоко ты заблуждался.
Я никогда больше не позволю тебе разговаривать со мной ТАК.
Кем бы ты ни был…
* * *С годами реже говоришь «Люблю»,
Да и вообще…
Говоришь — реже…
И всё сложнее кораблю
Причалить к гавани,
И, вроде, всё — те же
Карты
С маршрутами
Столь хорошо известного всем
Плаванья…
Раньше —
Была смелее, теперь — страшно
Набрать простые цифры телефонного номера,
Чтобы услышать в ответ
Вместо: «Привет, Саша!» —
«Ты позвонила
НЕ
вовремя!!!»
Резким и властным голосом
вОрона…
С годами привычнее полосы
Чёрные,
И я откладываю телефон
В сторону,
В сторону!
В сторону!!! —
Я не смею тебя отвлекать…
Мне, конечно же, хочется…
C тобой погулять…
Например, по Арбату…
А ты никогда,
Никогда уже не станешь мне
Братом…
Забрось те книжки на верхнюю полку…
Что толку
В них?
С годами проще ничего не знать
О сердце раненном…
Я сделала что-то,
Чего не случалось со мною
Ранее…
Я буду о тебе читать
Со сцены зала,
Под вспышки фото
И в анфас, и в профиль…
Мне кажется, я всё тебе уже сказала
В ту субботу,
Где чашка не предложенного кофе
Расколота…
И всё сложнее, знаешь, кораблю…
С годами реже говоришь «Люблю»
И понимаешь, что молчанье —
Глава 6
По вечерам перед сном я захожу к маме. Её только что в очередной раз выписали из больницы, и теперь она обосновалась в большой комнате, а я сплю у себя одна. Мама почти совсем не встаёт. К ней каждый день приходит врач и колет наркотики, но и они уже не помогают — она говорит, что больше не в состоянии терпеть бесконечную адскую боль во всём теле. И мне больно смотреть в её огромные бездонные чёрные глаза, которые раньше были карими.
Все говорят мне, что она скоро поправится. Я хочу им верить на уровне Сознания, но моё Подсознание уже давно знает правду.
— А ты пишешь стихи, Алиса? — внезапно спрашивает мама.
Я молча киваю. Я не хочу её огорчать, помня о том дне, когда она запретила мне писать, но я не способна врать ей.
— Прочитай мне, что ты написала, последнее, — отрешённо просит она.
Я иду в свою комнату и возвращаюсь с листочком, сажусь рядом с ней на кровати и молчу.
— Прочитай, — спокойно говорит она. — Я не буду тебя ругать…
— Я написала про похороны папы…
— Но ведь ты на них не была, — таким же ровным голосом произносит мама.
— Я не сама пишу стихи… Они ко мне приходят…
— А тебе когда-нибудь снился папа?
— Нет…
Он умер, когда ему было 36, а мне 4. Я почти совсем его не помню. Всего пара фрагментов из детства, очень туманно. Вот мы на даче, обедаем. Бабушка разливает суп по тарелкам. Папа говорит, что хорошо бы сорвать зелени с грядки. Я бегу в «огород». Пока собираю, мою, возвращаюсь за стол, папа уже всё съел, а я так старалась… Потом мы идём в лес и играем в «шишко-стрелялки». Потом возвращаемся, и я «прыгаю» у него на животе, мама говорит, что папе больно, а мне весело.
До его смерти я ходила в детский сад на пятидневку. Возможно, поэтому совсем ничего больше не вспоминается.
Папа часто уезжал в длительные командировки по работе заграницу. Он был разведчиком и даже встречался лично с Андроповым. Это я узнаю уже после его смерти. Мы будем смотреть с мамой «17 мгновений весны», она скажет: «Твой папа был как Штирлиц». У меня сохранились его письма мне и маме из последней командировки в Америку.
Потом помню, что долго его не вижу, и он не приезжает. Периодически спрашиваю маму, где он. Однажды мы идём с ней домой, и она произносит: «Папа умер, он больше никогда не придёт». Я начинаю смеяться. Мама ужасается, спрашивает, почему я смеюсь. Я отвечаю: «Мама, люди же никогда не умирают…»
Мама говорит, что его последние слова были обо мне. Он сказал, что я умру, и как я умру, и чтобы мама меня спасла. Мама считала, что он бредил. Но когда через семь лет после его смерти и практически в день его рождения я действительно умерла, неужели она так и не поверила в то, что будущее можно увидеть? И не просто увидеть, а… изменить…
Он умер внезапно, незадолго до того, как мы втроём собирались уехать на несколько лет в другую страну. Все родственники считают, что его отравили «долгоиграющим» ядом. Я знаю, что это действительно так. Да и те, кто работал с ним в последней командировке, скоропостижно скончались после возвращения в тот же год, и их смерти окутаны легендами.
У меня мало его фотографий. В детстве я была очень похожа на него.
— Он приснился мне сегодня… — спокойным голосом произносит мама, видимо, прокручивая сон на внутреннем экране. — Будто у нас снова свадьба…
— Ты говорила мне, что сны обманчивы, и им нельзя верить…
