Дэймон Гэлгут - В незнакомой комнате
— Да нет же, нет, уверяю вас.
Теперь старик почему-то едва не плачет, источая ненависть.
— Оставь его, — говорит Райнер, — похоже, он в панике, ему ничего об этом не известно, никто ему не рассказывал этого, оставь его.
На следующий день они покидают Рому и следуют по дорогам, ведущим к высоким горам. До той поры они ходили по предгорьям Дрейкенсберга, теперь пики громоздятся вокруг них, фантастически-причудливыми очертаниями вырисовываясь на фоне неба. Дорога то взлетает, то обрушивается вниз, как корабль во время шторма, она сплошь состоит из крутых, наподобие шпильки для волос, изгибов и замысловатых петель, удлиняющих короткий путь. В полдень разражается страшная гроза. Небо над вытянутой узкой долиной смыкается, устрашающе сверкают молнии. Они укрываются под карнизом какого-то дома, потом двигаются, высматривая ровное место, где можно поставить палатку, но такого нет, дорога тянется высоко над краем долины, с обеих сторон крутые скалы. С наступлением темноты они добираются до какой-то миссии. Выясняется, что здешние священники немцы, Райнер долго и приветливо разговаривает с ними, улыбаясь и кивая, сейчас он кажется совсем другим человеком. Священники говорят, что у них свободного места нет, но отсылают их к главе ближней деревни; они проводят ночь на земляном полу в хибарке, с соломенной крыши над их головами доносятся таинственные шорохи.
Священники сообщили Райнеру, что дорога, по которой они идут, заканчивается недалеко впереди, до следующей придется идти по бездорожью. У Райнера есть план.
— Смотри, мы можем сделать вот что.
Он хочет, чтобы на следующий день мы совершили длительный переход, самый долгий из тех, что совершали до сих пор. Непосредственно до Симонконга.
К этому времени даже самые заурядные события становятся пробным камнем для демонстрации власти. Два года тому назад, познакомившись в Греции, они считали себя одинаковыми. На этой пустынной дороге они являют собой зеркальные отражения друг друга. Вероятно, оба полагают, что в реальных средствах общения нет необходимости — слова, множась, лишь разделяют. Главное — единомыслие, не облеченное в слова. Но теперь они сознательно воздерживаются от разговоров, потому что разговоры могут показать, насколько опасно они не похожи друг на друга. Отражение в зеркале противоположно оригиналу, отражение и оригинал неразрывны, но могут свести друг друга на нет.
Итак, в подтексте путешествия таится конфликт, можно сказать, другое, отдельное путешествие, борьба за доминирование, которая по мере продолжения странствия начинает пробиваться наружу. Утром, когда они встают, Райнер отправляется мыться один, либо в реке, если она есть поблизости, либо водой из бутылок. Потом вытирается и усаживается на камень втирать в кожу кремы и лосьоны, извлекаемые из множества баночек и флаконов. Потом достает деревянный гребень и долго расчесывает волосы, пока они не начинают сиять. Хотя этот ритуал с каждым днем занимает все больше времени, до получаса или даже больше, Райнер всегда щепетилен в отношении исполнения своей доли обязанностей — подожди немного, я тебе помогу, не трогай палатку, я сам сложу ее, — но его спутнику невмоготу наблюдать за ним, лучше уж чем-нибудь занять себя — сварить кофе, свернуть палатку, — пока Райнер чистит перышки. Когда через некоторое время они пускаются в путь, он задыхается от гнева и раздражения, Райнер же полон самодовольства, каштановые кудри колышутся на его плечах.
Другой источник конфликта — деньги. Он тщательно фиксирует все расходы в своем маленьком блокноте, но Райнеру это явно безразлично. Однако, когда бы они ни остановились что-либо купить, между ними завязывается молчаливая битва вокруг того, что выбрать и кому позволено делать выбор. Райнер, например, продолжает покупать свои шоколадки, но если чего-то захочется мне, то всегда возникает спор. Гм, насчет этого я сомневаюсь. Зачем нам это? Иногда Райнер покупает что-нибудь для себя, коробку конфет или бутылку воды, и ждет, чтобы спутник попросил у него. Просить унизительно, Райнер это знает. Деньги всегда не просто деньги, они символизируют другие, более глубокие смыслы. В ходе этого путешествия то, сколько ты имеешь, является знаком того, насколько ты любим. Райнер копит любовь, одаривает же ею как милостью. Меня постоянно гложет отсутствие любви, быть нелюбимым — значит не иметь никакой власти.
Таким образом, в каждом периоде путешествия бывают моменты единения и моменты конфликтов, а между ними протяженные раздельные участки пути, на которых каждый из них остается один, сам по себе. Но даже в отношении хождения они не могут прийти к согласию. Недостаточно просто прийти из пункта А в пункт Б, это нужно сделать в определенное время, недостаточно просто идти по дороге, нужно подняться на определенную скалу или спуститься в определенную пещеру, всегда что-то постоянно измеряется, что-то постоянно преодолевается. Вечерами Райнер бесконечно долго сидит с фонарем над своей картой, отмечая пройденные километры, сверяя расстояния со временем.
Так что намерение Райнера совершить завтра дальний переход означает для обоих нечто новое.
— Насколько дальний?
— Около шестидесяти километров.
— За один день?
— Это нам по силам.
— Но зачем?
— Потому что я хочу победить.
Он понимает, что Райнер устраивает себе своего рода испытание, чтобы определить границы своих возможностей во враждебных обстоятельствах. Среди этих обстоятельств он представляет собой один из факторов сопротивления, который следует преодолеть. Он не хочет быть этим фактором, поэтому говорит:
— Да, что ж, можно попробовать.
Они встают задолго до рассвета. К тому времени, когда начинает светать, они уже давно покинули домик с земляным полом и преодолели большой отрезок пути. Вчера они в основном двигались по дороге, пролегающей над лесистой равниной, но теперь, когда горы с обеих сторон подступили ближе, дорога круто низвергается вниз, пока не приводит их в деревню. Здесь она кончается. Они присаживаются ненадолго среди домов и запущенных садов, чтобы отдохнуть. Козы пасутся среди цветов, дружелюбно поглядывая на них, куры выклевывают что-то из земли. Затем они снова пускаются в путь, приблизительно выдерживая общее направление. Им предстоит выбраться из долины и перевалить через горы, теперь путь идет все вверх и вверх. Склоны здесь самые крутые из всех, с какими им до сих пор приходилось иметь дело, никакая дорога так круто подниматься не может, большую часть времени они вынуждены на ощупь искать опору для ног. Изредка встречаются тропинки, по которым они следуют, тропинки приводят в деревни. Да, даже здесь, среди отвесных голых скал, встречаются небольшие скопления круглых хибарок, земля между которыми суха и утоптана. Когда они проходят по такой деревне, из окон за ними следят с любопытством или удивлением люди, всю жизнь прожившие на одном крохотном клочке земли и безразличные ко всему, что находится за его пределами. Память снова работает прерывисто, отдельными вспышками. Почему некоторые картинки, некоторые отрезки пути глубоко врезаются в нее и ярко воспроизводятся перед мысленным взором, а другие исчезают без следа? Я вижу, как эти двое карабкаются по последнему склону на голую вершину плоской горы, там тоже есть деревни и маисовые поля, вдали вьется лента дороги, по ней, словно игрушечный, движется автомобиль. Мы сделали это! Смотри, смотри, мы здесь!
Понадобился еще час, чтобы добраться до дороги. Ими уже овладела глубокая усталость, они садятся возле какого-то дома отдохнуть. Время от времени мимо проезжают машины, они могли бы проголосовать, но это скомпрометировало бы поставленную цель, поэтому спустя недолгое время они снова идут. На небе сегодня ни облачка, чудовищная жара наваливается сверху, прижимая к земле. Они останавливаются у магазина на склоне горы. Теперь уже совсем не осталось ни воли, ни энергии, чтобы идти дальше, и они садятся на цементной веранде. На миг он теряет сознание, а ведь проделана еще только половина пути.
Когда они отправляются снова, то вначале идут по проселку, который поднимается от густонаселенного плато, потом по горной пустоши, безлюдной, сколько видит глаз, ничто здесь не движется, только они, да и то едва-едва. Они очень устали. Безжалостный подъем, который они преодолевали с самого утра, вымотал их вконец, и хотя сейчас они следуют по пологому спуску, мышцы напряжены до предела, в подобной ходьбе нет никакого удовольствия. Даже Райнер его не испытывает. Нигде никаких дорожных указателей или поселений, по карте невозможно определить, где они находятся. Я вглядываюсь в пространство впереди в надежде рассмотреть Симонконг, он где-то близко, мы, конечно же, должны были уже дойти до него, но за каждым следующим поворотом снова дорога, разворачивающаяся перед ними, словно судьба. Навстречу на осле двигается человек, кутающийся в одеяло и в немыслимо широкой шляпе басуто[4]. Он проезжает мимо, не обратив на них ни малейшего внимания. Дорога становится круче, они снова спускаются от самой высокой точки в горной гряде, солнце садится за вершины.
