Владимир Шпаков - Песни китов
— Кто рассказывает-то? — пробормотал Севка.
— Да вот она.
— Никакой я не гений… Просто не успел, мне время надо, чтобы разобраться.
— Так разбирайся, — пыхнула дымом тетя Света. — Сам видишь: рыбок она не отдаст; а если воздуха не будет, остальные тоже героически погибнут.
— Мама! — дернула головой Лорка.
— Молчу, молчу…
Как когда-то он молился о том, чтобы из цеха появилась машина, так и сейчас, перебирая детальки, просил своего бога о скорейшем исправлении механизма. За время работы кверху брюхом всплыли сом с вуалехвостом, что вызвало новый прилив Лоркиных слез, — и тут пузырьки пошли! Опущенный в воду компрессор бодро забулькал, причем Севка сам не понял: почему? Вроде он ничего особенного не делал, механизм включился сам по себе, вроде как его молитва была услышана…
— Ты заработал чай, — сказала тетя Света. — С наполеоном и вареньем.
Севка и сам был готов праздновать победу. Он ожидал слов благодарности, но подружка лишь беззвучно рыдала, вылавливая сачком погибших рыбешек.
— Чего ревешь-то? — скривился он. — Вон у тебя их сколько осталось!
— Ты что — совсем тупой?! Они же были живые! А теперь мертвые! Это твой дурацкий компрессор можно остановить, включить, а с ними так нельзя!
Поразмыслив, Севка решил не обижаться. В нем даже шевельнулась жалость к Лорке, которая переживает за каких-то сдохших рыб. Видела бы она, как пацаны на Пряже динамитом рыбу глушат — там полреки кверху брюхом всплывает! Причем не барбусы какие-нибудь, а лещи по килограмму, судаки да щуки! Что-то ему подсказывало: здесь кроется слабость острой на язычок подружки; а чего спорить со слабыми? Их жалеть нужно…
Только жалеть пришлось себя — чуть позже, когда хрустел наполеоном, пребывая на верху блаженства. Речь зашла о какой-то собаке, что не удивляло. И пусть собака была дикой, и звали ее не Грета, а Динго — какая разница? Но когда выяснилось, что говорят о книжке Женьки Мятлина, пирожное застряло в горле.
— Ты дочитала или нет? Он интересуется. Встретил меня на улице и говорит: если дочитала, я кое-что новое принесу.
— Скоро дочитаю, — отвечала Лорка.
— Давай, давай, образовывайся, а то одни танцы на уме…
Он поглощал сладкое, не чувствуя вкуса. Казалось: напротив уселся этот чернявый хлыщ и, заложив ногу за ногу, затрындел о своих книжках.
— А кто это жует наполеон?! — вскинул бы он бровь, сделав вид, что не сразу заметил Севку. — Самоделкин?! Да гоните его отсюда в шею!
У Севки даже скулы свело, когда представил такое. Он твердо решил: еще раз услышит прозвище — даст в зубы. Еще в прошлый раз дал бы, да Лорка их развела, мол, нечего тут петушиться!
Он так и сидел с одеревеневшей спиной, хотя тему давно сменили. Тетя Света вдруг сделалась серьезной, заговорила о каком-то обмене; а Лорка опустила голову, замолчав. Воспользовавшись этим, он выскочил из-за стола, мол, дома ждут, и прошмыгнул в прихожую. Последнее, что уловил, было:
— …может, нам придется уехать.
— Почему?! Я не хочу!
— Поведение твоего отца невыносимо, ты это понимаешь?!
Он вышел на лестницу и тихо прикрыл за собой дверь. Уфф… Вот так всегда: сделаешь ей что-то хорошее, а потом не знаешь, как ноги унести!
По пути домой он размышлял о странных отношениях ее родителей, которые находились в разводе, но пока не разъехались. Лоркин отец иногда жил в их квартире, иногда не жил; бывало, вообще надолго исчезал, чтобы вдруг появиться во дворе с какой-нибудь красивой и нарядно одетой женщиной. Он вел очередную фифу под руку, заводил в подъезд, и если тетя Света была дома, за дверью квартиры начинался скандал. Иногда ссора выплескивалась на балкон, но чаще либо отец с фифой покидали дом, либо взвинченную тетю Свету увозила куда-то вызванная служебная машина. А Лорка в такие дни даже лицом чернела, потому что любила и мать, и отца. Только рассказывать об их отношениях не хотела; да и слушать чужие сплетни — тоже. Если бы хотела, Севка давно бы рассказал историю, свидетелем которой стал на эти майские праздники.
Получилось все случайно, во время возвращения со свалки через лес. Этот лес славился тем, что сюда нередко наведывались парочки: прихватив бутылку вина или водки, мужчины и женщины вроде как отправлялись на прогулку, чтобы исчезнуть в густом березняке. Когда спустя час-другой они выходили обратно, женщины поправляли платья, подкрашивались на ходу, делая вид, что ничего не произошло. Только пряжские пацаны были отлично осведомлены о том, чем они занимаются. Парочки выслеживали, ныряя за ними в глубь леса; подчас и глуби не требовалось — газеты или прихваченные покрывальца расстилали едва ли не на опушке. Дальше нужно было лишь занять удобную позицию для наблюдения. Если же не смог — слушай рассказы очевидцев, собиравших благодарных слушателей, что хихикали, ощупывая вздутия в штанинах. «А он ее… А она у него…» Севка всегда был слушателем скабрезных историй, свидетелем же сделался совершенно неожиданно.
Он сразу узнал высокого черноволосого мужчину, которого дворовые бабки именовали: кобель. Закинув за плечо пиджак, тот вел незнакомую женщину в цветастом платье, целуясь с ней на ходу. Иногда они останавливались, приникали друг к другу, и следовал такой засос, будто каждый хотел выпить другого. Севка, понятно, тут же спрятался за куст. И хотя мог бы спокойно слинять (парочка ничего вокруг не видела), почему-то остался. Пиджак вскоре полетел на траву, женщина повернулась спиной, чтобы расстегнули платье; потом сама его стащила, оказавшись без лифчика, и начала расстегивать ремень на брюках мужчины. Странно было видеть, как двое взрослых раздеваются догола, судорожно пытаясь гладить один другого, дотрагиваться губами до разных мест, будто оба сбрендили.
Жаль, не хватило духу досмотреть до конца — стараясь не хрустеть сучьями, Севка удалился в лесную чащу. А потом полночи не спал, вспоминая увиденное и размышляя: доложить обо всем Лорке? Или не стоит?
Он решил не рисковать, но сейчас вдруг подумал: если будет с Женькой вязаться, он ей все выложит. Еще и тете Свете расскажет, чтобы ей тоже было обидно до смерти, вот тогда-то Лорка пожалеет о своем выборе!
Но мысли о мести вскоре вытеснило смутное телесное желание. Севка даже рубашку специальную надел, навыпуск, чтобы не докапывались насчет заметного бугорка на месте ширинки. В их доме это вообще не обсуждалось. Наверное, родители тоже занимались этим (иначе откуда бы Севка взялся?), но как-то незаметно, втайне от него.
Он слонялся по квартире, не зная, чем себя занять. Протравленная печатная плата сиротливо лежала на столе без единой впаянной детали, а он маялся от тяжести в паху, что была готова выплеснуться неконтролируемым фонтаном. Когда забрел в кухню, стоявшая у плиты мать озабоченно взглянула на ходики.
— Полвосьмого, а его нет! Ему что — медом на этом заводе намазано?!
— У них конец месяца, — снисходительно пояснил Севка. — В это время всегда напряженка…
— А у тебя конец учебного года! Ты уроки сделал?!
— Да сделал я все…
— Смотри мне!
Пользуясь отсутствием отца, Севка пробрался в мастерскую. Маятник по-прежнему ритмично ходил туда-сюда, доказывая, что небывалое — бывает, только «перпетуум мобиле» почему-то мало волновал. А вот вздыбленная плоть — волновала. Севкой тоже завладела непонятная сила, как теми сумасшедшими в лесу, подталкивая воображение и заставляя представлять сладостные картины. По сути, она подчиняла, командовала Севкиным телом, отчего было неприятно и одновременно — приятно…
Ночью он двигался по лесу с девчонкой, одетой в балетную пачку. Она была не похожа на Лорку, но Севка почему-то был убежден: это именно она. Он крепко держал Лорку за талию, пытаясь целовать на ходу, точнее, тычась губами в ее сомкнутые губы. А глаза шарили по сторонам, выискивали местечко, где можно заняться тем самым делом.
Найдя укромную ложбинку, Севка взялся стаскивать с подружки пачку, — да не тут-то было! Дурацкая балетная одежда будто прилипла к телу, не оторвешь, а значит, и до заветного места не доберешься.
— Не спеши… — проговорила Лорка. — Там кто-то идет.
Севка вполуха прислушался.
— Брось! — отмахнулся он. — Лучше сними эту ерунду — сама!
— Нет, — покачала головой Лорка. — Сюда идет черный мухобой!
— Да перестань ты! — злился Севка, приплясывая в нетерпении. — Снимай сейчас же!
Лишь когда совсем близко раздался хруст, он обернулся. Среди деревьев виднелся черный силуэт того, кто пожирает пацанов и вряд ли побрезгует девчонкой. А тогда ноги в руки — и вглубь леса, подальше от этого урода, жаль, что Лорка (или кто-то похожий на нее) так медленно перебирает ногами. Давай быстрее, ты не на балете! Он тянул ее за руку, петлял между деревьями, чтобы вскоре оказаться на огромном летном поле.
