Юрий Коротков - Попса
— Ну как? — спросила Лариса. — Уложимся до конца смены?
— Да какое там! — досадливо всплеснул руками режиссер. — Одну строчку полчаса пишем!
— Вы что, спятили тут?
— А что я могу сделать? Сама послушай! — кивнул режиссер на окно в студию.
Славка тоже заглянула через их спины. За толстым двойным стеклом в студии стоял перед микрофоном Влад Бойцов.
— Это Влад, да? — восторженно зашептала она. — Лариса Ивановна, это Влад?..
— Помолчи, — шикнула на нее Лариса.
Режиссер включил фонограмму.
— Не потому ль так часто мы с тобою… — запел Влад.
Режиссер обрубил музыку. Композитор нажал кнопку громкоговорящей связи на пульте:
— Не то, Влад, не то! Ты сразу высоко берешь, а тут с «ре» начинается: не потому ль!..
— Да понял, понял! — Влад нервно поднес ладони к лицу, будто принюхиваясь. — Давай еще раз.
Снова зазвучала музыка.
— Не потому ль так часто…
— Влад, здесь голос по слогам поднимается: не по-то-му ль! Ре-ми-соль! Не по-то-му ль!
Снова музыка.
— Не потому ль… — начал Влад.
— Владик, милый — ре-ми-соль! Это же просто! Не по-то-му ль!
Музыка.
— Не потому ль…
— Владик, ты в ноты можешь попасть? Три ноты! Не по-то-му ль!
— Не потому ль… Не потому ль… Не потому ль… — на разные голоса начал повторять Влад. — Что это за слово — «непотомуль»? — заорал он. — Кто мне объяснит — что такое «непотомуль»?!
— Все, зациклился, — безнадежно сказал композитор.
— Лариса, надо еще полсмены брать, — сказал режиссер. — Это безнадежно.
— Ты у меня дома печатный станок видел? Где я тебе бабок возьму?!
Тяжелая дверь студии распахнулась, появился разъяренный Влад.
— Где этот чертов «непотомуль»? Я ему пасть порву! Ты видел «непотомуля»? А ты?.. А-а, вот он, «непотомуль»! — заметил он Славку, кровожадно схватил ее и легко поднял. — Маленький вредный «непотомуль»! Но симпатичный!
— Ладно, отдохни пока, — вздохнула Лариса. — А ты давай в студию, — кивнула она Славке.
— Прямо сейчас? — растерялась та.
— Нет, концертное платье сперва погладь! Бегом! Время немереных денег стоит!
Славка достала из чехла гитару, вошла в студию и встала перед микрофоном.
— Песня называется «Лес», — объявила она. — Музыка моя на стихи Марины Цветаевой.
— Ого! — сказал Влад. — Она с такой фигурой еще и книжки читает!
— А ты иди ноты учи, последний непотомуль, — ответила Лариса.
Славка запела. Она вдруг изменилась с гитарой в руках, стала необыкновенно серьезной и будто вытянулась вверх.
Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес.
Потому что лес — моя колыбель, и могила — лес.
Потому что я на земле стою лишь одной ногой,
Потому что я о тебе спою, как никто другой…
— Тембр хороший, — сказал режиссер.
— Где ты ее раскопала? — спросил композитор.
— Ты все равно не знаешь. Это дальше, чем Садовое кольцо, — ответила Лариса.
Она напряженно слушала, цепко разглядывая девчонку.
— Вспомнила… — наконец сказала она. — Слушай, Артем, — заговорила она, обращаясь к композитору. — Я об этом подумала, еще когда год назад ее увидела… И сегодня весь день с ней катаюсь, приглядываюсь… Да придави ты ее! — обернулась она к режиссеру. — Сама себя не слышу!
Режиссер убрал Славкин голос. Теперь она беззвучно раскрывала рот за глухим стеклом, и только огоньки эквалайзера на пульте пульсировали вместе с движением ее губ.
— Ее зовут Славка… Славка. Пацанское имя… Представь, среди всех наших раскрашенных кукол, Синди-Барби, всех этих звездных романов, лимузинов, сумасшедших прикидов, всей этой пестрой мишуры — вдруг такая пацанка. Дворняга. Гаврош. Пэтэушница из города Мухосранска. Руки в карманы, взгляд вприщур, веселая, злая, плевать хотела на все авторитеты, пошлет не задумается — и другой быть не хочет. В клипах — никаких декораций, никакой роскоши, никакой зауми, только улица, метро, вокзал… Смотри, глазищи какие! — указала она на Славку. — Ведь парадокс в чем — со всей страны собирают красавиц в агентства, а самые красивые девки ездят в метро! Красивая дворняга слаще любой модели, потому что она живая. Все стыдятся своей провинциальности, как проказы, а на ней сыграть можно.
— Думаешь, пройдет? — с сомнением спросил композитор, почесывая бородку.
— Была б уверена — не распиналась бы здесь перед тобой!.. Но что-то тут есть, ноздрей чую! Момент хороший. Попса совсем зажирела — такой особый мирок на розовых облаках, не дотянешься. Дворовые пацаны и девки будут пялиться на крашеных кукол в поднебесье, а любить-то будут ее, хотя бы из классовой солидарности — она своя, девчонка из соседнего подъезда… Ты про музыку подумай пока, две-три мелодии надо. Тексты простые, как грабли, как сейчас, вот в эту самую минуту, на улице разговаривают, безо всяких «непотомулей».
— Девка-то вроде неглупая, — сказал режиссер. — На пэтэушницу не тянет.
— Это дуре умные глаза не нарисуешь, а поглупеть несложно… Надо с гримом угадать, костюм придумать, движение поставить, чтобы каждая деваха в каждом рабочем поселке под нее стала одеваться и краситься.
— Слушай, может, «Голубую метель» на нее примерить? — спросил композитор.
— А что?.. — Лариса глянула на часы и на лежащего в кресле с закрытыми глазами Влада. — Фонограмма, текст есть? Давай хоть куплет попробуем. Иди помоги ей.
Композитор вытащил из портфеля листок с текстом и пошел в студию.
Все наконец снова обратили внимание на Славку. Она давно уже закончила песню и беззвучно стучала в окно. Режиссер двинул ползунок на пульте.
— …са Ивановна-а! Мне еще петь?
— Спасибо, хватит. Теперь положи гитару и возьми текст. Сейчас тебе дадут фонограмму, ты прочитай первый куплет, примерься.
Зазвучало музыкальное вступление.
— «Чем обидела тебя, что я сделала, скажи, — читала Славка, — я хотела просто другом быть тебе, пойми. Ты ушел, захлопнул дверь, а в душе метет метель, если что не так, то ты меня прости…» Это что за бред? — удивленно спросила она.
— Ты свое мнение засунь куда подальше, поняла? — прикрикнула Лариса. — Не считай себя умнее всех! Это не идиоты пишут… Артем, покажи ей.
— Чем обидела тебя, что я сделала, скажи… — корявым голосом, но с большим чувством запел композитор, показывая Славке рукой акценты мелодии. Славка прикусила губу, сдерживая смех.
— А сейчас спой это так, — сказала Лариса, — чтоб я за всю свою горькую жизнь заплакала и в соплях увязла, поняла? Не попадешь в музыку — не страшно, не останавливайся…
Славка запела — сначала неуверенно, потом во всю силу голоса и всерьез.
— Есть! — торжествующе сказала Лариса. Нажала кнопку: — Все. Молодец! Иди сюда.
— Ларис, как насчет полсмены? — спросил режиссер.
— Два часа еще возьму — укладывайтесь как хотите…
Славка вышла из студии в аппаратную.
— Лариса Ивановна…
— Сядь, — не глядя отмахнулась та.
Славка послушно отошла и села прямо на лежащего Влада. Ойкнула и подскочила. Влад удержал ее и усадил обратно.
— Ничего, не стесняйся. Я тут сегодня вместо мебели, — улыбнулся он. — Давно в Москве?
— С утра.
— Все в кайф, да? Все мелькает и светится?.. У меня вечером сольник во Дворце молодежи — приходи.
— Я с ней, — кивнула Славка на занятую разговором Ларису.
— Нормально. Она по-любому будет… Потом встретимся?
Славка неуверенно пожала плечами.
— Прилип уже! — недовольно сказала Лариса. — Иди работай, последний герой! А то так рублем ударю — не опомнишься!
Влад нервно понюхал ладони и направился в студию, распевая на мотив «Тореадор, смелее в бой»:
— Не по-то-му ль! Не по-ото-ому ль?..
Было еще светло, но по всему городу уже зажглись рекламы и иллюминация. Улицы были запружены машинами. «Додж» короткими рывками едва продвигался вперед. Лариса жала то на газ, то на тормоз, безнадежно выискивая хоть какую-то лазейку. Достала телефон:
— Алло!.. Слушай, я на Садовом увязла. Если опоздаю — задержи Алиску, мне с ней поговорить надо… И вот еще что — собери-ка мне на девять тридцать визажиста и костюмера с фотографом. Все!
Она мельком глянула на молчащую Славку.
— Ты чего скисла? Я уж привыкла с утра, что кто-то над ухом зудит.
— Да нет, все нормально, — улыбнулась Славка.
— Давай рассказывай. Все равно делать нечего, — кивнула Лариса на бесконечную пробку.
— Понимаете… — замялась Славка. — Вот я там у себя музыку слушала — с утра до вечера, как все, — дома телевизор, в автобусе радио, на улице плеер. И все одно и то же, только имена разные — умца-умца, три аккорда. Тексты тупые, одни и те же слова местами переставляют. Я думала — ну не умеют люди…
— А все-таки слушала, да?
