Эфраим Севела - Одесса — мама
Соня. Не дождешься, старый вор. Одесса-мама не переживет разлуки с Королем.
Фроим. А ты не говори за всю Одессу. Да и ты переживешь, дочка. Время — лучший лекарь. Уходи, Король. Ты слишком далеко зашел.
Соня. А это, отец, не твоей голове забота.
Фроим. Из-за его фокусов нам всем голов не сносить.
Беня. Ты меня выручил, Грач. В нашей добыче и твоя доля.
Фроим. Сколько моя доля?
Беня. Треть.
Фроим. Не много. Дай половину.
Соня. Ты подавишься.
Беня. Я дам тебе половину.
Фроим обернулся. Беня протянул ему сумку. Тот взял и спустил под себя.
Фроим. А куда денешь остальное? У меня будет сохраннее.
24. Экстерьер.
Сожженное пожаром село.
(День)
Воз въехал в село. Оно выглядит мертвым. На пепелищах торчат к небу задымленные кирпичные печи. Все сгорело. Не только хаты, но и заборы и деревья. Беня и Соня, потрясенные, с высокого воза глядят на черное пепелище. Только маленькая церквушка с крестом на колокольне уцелела от пожара. На каменной мостовой перед церковью сгрудились на коленях несчастные обитатели села, ставшие погорельцами. Бедно одетые женщины, старики, выскочившие из горящих домов, в чем спали. И голые ребятишки. Остатки их скарба, что удалось спасти от огня, лежат тут же на мостовой жалкими кучками.
На ступенях церкви совсем древний поп в черной рясе устремил в небо свою седую бороду, словно прося у Бога защиты.
Перепачканные сажей ребятишки, худые женщины с младенцами на руках окружили воз, плачут. Поп проложил себе дорогу сквозь толпу к возу и смотрит с надеждой на хорошо и богато одетых Беню и Соню.
Поп. Помоги нам, добрый господин. Чем сможешь. Мы — погорельцы. Будем вовек благодарны.
Беня мельком взглянул на Соню, выхватил из сена корзину с драгоценностями и протянул попу. Тот не удержал ее и корзина рухнула наземь, рассыпав вокруг бриллиантовые колье, золотые браслеты и цепочки, кулоны и перстни.
Народ ошалело уставился на свалившееся к их ногам богатство. Поп потерял дар речи и заплакал. Зарыдали женщины, закричали в испуге ребятишки.
Беня. Это — ваше! Хватит на хлеб. И на крышу над головой.
Фроим. Беня,ты — сумасшедший!
Беня, молча, вырвал из-под Фроима сумку и швырнул в толпу. Она раскрылась в воздухе и дождь драгоценностей покрыл толпу.
Фроим. Это моя доля!
Соня. Заткнись. Король не любит шума.
Фроим. Здесь твое приданое, дура!
Поп. Скажи нам твое имя, добрый человек. Мы будем молить Бога за тебя!
Беня. К чему Богу мое имя? Скажи просто: Король. Бог меня знает.
25. Экстерьер.
Двор Фроима Грача.
(Утро)
Наемные работники, одетые как крестьяне, распрягают из возов лошадей, уводят их парами в конюшню. От коней разбегаются индейки и куры. Фроим Грач, еще в исподнем, но в сапогах, вышел в закрытую галерею, опоясывающую дом над двором, и единственным, но цепким глазом наблюдает работу своих людей, распрягающих лошадей. Затем переводит взгляд за ворота, где по тротуару лениво прогуливаются двое одинаково одетых людей, в одинаковых шляпах и с тросточками. Они гуляют взад и вперед, не отдаляясь от двора Фроима Грача.
Старшая дочь Фроима, Бася, огромная и рыжеволосая, как отец, заглянула из-за его плеча на улицу и, просияв всеми веснушками, страстно простонала.
Бася. Папаша, посмотрите! Посмотрите на этих кавалеров! Они ищут меня. Я уверена. Какие у них маленькие ножки. Как куколки! Я бы съела эти ножки!
Фроим. Дура! Это полиция. Они пасут мой дом.
Томно прикрыв глаза и шумно дыша распирающими кофту большими, как дыни, грудями, Бася мечтательно пропела.
Бася. Я бы зацеловала их обоих, таких чудных кавалеров.
Цудечкес из внутренних покоев дома откликнулся на Васины страсти.
Начальник таможни. Эге, мосье Грач. Слепому видно: дитя просится на травку.
Фроим, покидая галерею, отмахнулся.
Фроим. Это ее заботы. Меня больше интересуют эти два супчика за воротами. Полицмейстер установил за моим домом наблюдение.
Бася, нервно заплетая перекинутую через грудь медную косу, не отстает от отца.
Бася. Рыжий вор! Мне уже двадцать пять лет! Девушка должна иметь какой-нибудь интерес в ее жизни. Или вы сделаете что-нибудь для меня или я сделаю что-нибудь с собой.
Фроим гаркнул на нее.
Фроим. Уймись, корова! Я куплю тебе мужа! Я сделал достаточно за мою жизнь… и еще столько. Так что любой… будет счастлив наложить лапу на мое богатство. Цудечкес! Вы слышите меня? Я вас вывел на дорогу… я вам дал профессию в руки… Вы найдете мне, Цудечкес, зятя.
26. Экстерьер.
Дом Фроима Грача.
(День)
Два еврея пересекают двор, гогочущий гусями, индейками и курами. Мосье Боярский, круглый, упитанный господинчик, одетый с иголочки, по последней моде, и худой длинный, с печальным лицом человек в черном, от пальто до шляпы.
Боярский. Разве так принято одеваться во все черное будучи сватом? Как погребальный служка, прости Господи…
Сват(простуженным в разгар южного лета голосом). Мой дорогой мосье Боярский, вы и я, мы оба живем в Одессе, а в этом городе, вы знаете, как это бывает… Вы идете на свадьбу и возвращаетесь с похорон.
Боярский. Если вы скажете мне, что Молдаванка, куда мы с вами приехали на извозчике, не самое аристократичное место на земле, я не стану с вами спорить.
Сват. Я буду спорить. Самые знаменитые воры Российской империи проживают в Одессе. И поэтому этот город ласково и с уважением называют Одесса-мама. Но лучшие из лучших, элита воровского мира, выбрали своим местом жительства вот этот пригород Одессы — Молдаванку. Так что мы идем к настоящим аристократам. Хоть у них нет титулов. А вы что сами? Барон? Мы все — евреи, мосье Боярский. Положитесь на меня. Я подберу вам прекрасную партию.
27. Интерьер.
Дом Фромма Грача.
(День)
Бася, высунувшись в окно, ест глазами приближающихся свата и жениха.
Бася. Какой хорошенький господинчик! Я бы съела его!
Фроим приоделся и причесался для приема гостей.
Фроим. Если бы ты ела поменьше, кто-нибудь может и взял бы тебя. Мало охотников иметь такой кусок мяса.
Бася. Папаша, я вся пошла в вас: и весом, и размером.
Фроим. Лучше бы ты пошла в меня мозгами, а не весом.
Бася. Папаша, вы хотите слишком много. Я —скромная женщина.
Фроим. Вот и жди своего часа. Этот жених не для тебя.
Бася. Не для меня? Рыжий вор! Что вы лопочете? Сколько еще я должна ждать? У меня больше нет терпения!
Фроим(хлопнув в ладоши). Эй, люди! Заприте ее в кладовку, пока я буду иметь разговор со сватом.
Двое нечесаных здоровенных работника сгребли сопротивляющуюся и плюющуюся Басю и с превеликим трудом затолкали ее в кладовку, завалив дубовую дверь бревном. Дверь затрещала под ее ударами, словно необъезженный конь бьет копытом по стене конюшни.
28. Интерьер.
Гостиная в доме Фроима Грача.
(Утро)
Большая гостиная в доме Фроима заставлена мебелью, похожей на хозяина, — старой и громоздкой. Как если бы ее не меняли сто лет!
Над массивным, почерневшим от времени столом, по случаю гостей покрытым расшитым украинским рушником, висит на кованных цепях керосиновая лампа, облепленная мухами. Портрет покойной хозяйки дома, похожей размерами на Басю, а лицом на цыганскую красавицу Соню, смотрит со стены строго, будто напряженно прислушивается, о чем это болтают с ее мужем люди за столом. А люди эти — сват и жених мосье Боярский. Да еще Цудечкес, которого к столу не допустили, и он сидит на табурете у дверей, как бы охраняя вход от посторонних. Из дальней кладовки, откуда рвется запертая невеста, доносятся шум и удары по дереву.
Фроим(не без гордости). Мое добро считается не худшим в Одессе. Оно нажито вот этими трудовыми руками.
Он показал над столом свои руки-клешни и сделал движение, как будто он этими руками кого-то душит.
Фроим. И наш товар мы нашли не на помойке. Девка в самом соку. Слышите, как рвется сюда? Что твоя застоявшаяся кобыла. Но мы ее сюда не пустим до времени. Совет держат мужчины.
Сват, согласно кивая, рвется вставить и свое слово.
Сват. Мы высоко ценим ваше семейство, и у нас и в мыслях нет чего-нибудь дурного про вашу уважаемую дочь… Басю Фроимовну. Я никогда не назову белое черным, как и не скажу, что черное — это белое, но наш товар, глубокоуважаемый мосье Грач, мы тоже не подобрали на улице. Мы, мосье Грач, учились в коммерческом училище… Но еще важнее то, что мы имеем дядю в Америке. Как вы понимаете, это вам не фунт изюму.
