Дэниэл Хэндлер - Наречия
— Сработало! — изумилась Андреа и одарила Хелену улыбкой, когда дети один за другим вышли из класса. — Наверное, все дело в твоем акценте. Дети любят, когда-то кто-то говорит с иностранным акцентом.
— Теперь понятно, почему в Америке так любят слушать записи речей Черчилля, — ответила на это Хелена, но Андреа велела ей последить за ее сумочкой.
— Следи за моей сумочкой, — сказала Андреа, — а я тем временем займусь твоими бумагами. Боюсь, первые свои деньги ты получишь не раньше, чем через три месяца.
— Хорошо, — покорно произнесла Хелена, однако, как только Андреа вышла из класса, открыла сумочку и нашла бумажник. В нем было смехотворное количество наличности, и Хелена выгребла ее всю. Наличность успешно перекочевала в карман Хелены задолго до того, как Андреа вернулась в класс с пластиковым стаканчиком в руке.
— Мы обязаны проверить тебя на наркотики, — сказала она, — у нас в Америке так принято. Тебе надо сюда пописать.
По пути домой Хелена купила в винном магазине большую бутылку дорогущего шампанского. Надо сказать, что продавец самым безбожным образом заигрывал с ней. Она отвечала ему тем же и выпила почти все шампанское по дороге, потому что бутылка была тяжелая, как пара близнецов.
— Интересно, как тебе после этого не приспичило писать? — удивился муж, когда она вошла в дверь.
— О, я пописала, можешь не волноваться, — успокоила его Хелена.
— Все, с кем бы я ни встречался, любили выпить, — сказал Дэвид. — Твоя мать предупредила меня, что ты наверняка примешь капельку в первый день на новой работе. Ты англичанка, но даже все американки, с которыми я встречался, все пили по-черному.
— Ты о чем? — переспросила Хелена. — О том, что нет никакой разницы? Даже у сорок и то есть различия, так что уж говорить тогда про Англию и Калифорнию. И знаешь, в чем разница? В оперении!
— Я хотел сказать, — успокоил ее Дэвид, — что завтра утром тебе предстоит вывести на природу пятьдесят детей, чтобы там наблюдать за черными птицами. Андреа сказала, что ты должна быть там ровно в восемь.
— У них на груди желтое оперение, — кисло возразила Хелена, — и прошу тебя, только не говори, что тебе это безразлично, но бюст у твоей бывшей подружки колоссальных размеров.
— Мне действительно безразлично, — возразил Дэвид и вздохнул. — Знаешь, мне не нравится этот наш с тобой разговор. Ты ведешь себя агрессивно.
— А ты хитришь, — парировала Хелена. — А вот Андреа по-своему яркая и привлекательная. И у меня в голове не укладывается, как ты мог разговаривать и с моей матерью, и со своей бывшей подружкой — и это в то время, когда я покупала для тебя бутылку дорогого шампанского!
— Которую сама же практически всю целиком и выпила, — заметил Дэвид. — Кстати, я равнодушен к шампанскому.
— Послушай, — произнесла Хелена. — Послушай, я люблю тебя и не знаю, что делать. Я сильно переживаю из-за денег. Любовь такой не бывает.
С этими словами она опустилась в кресло, которое купила, повинуясь минутному порыву. Обошлось оно ей… ну, скажем… в три миллиона долларов. В свое время мать говорила ей, что одной любовью сыт не будешь, но Хелена так и не смогла найти для себя другой прокорм. Любовь есть любовь, и в этом вся проблема. Любовь можно заработать, но ждать ее еще целых три месяца, поэтому приходится одалживать ее у других людей и покупать подарок любимому, который не любит шампанское, вот и надо пить одной. То есть ты живешь любовью и начинаешь переживать из-за того, что ее недостаточно. Хелене подобные рассуждения были не по нутру, однако проблема заключалась в другом: даже если вам подобные рассуждения не по нутру, денег все равно не прибавится.
— Я тоже тебя люблю, — произнес Дэвид и взял у нее бутылку.
— Я хочу, чтобы ты любил именно меня, — произнесла Хелена. — Ведь я не американка. Я существо совершенно иного вида и хочу, чтобы ты уловил эту разницу, если так можно выразиться. Как только ты можешь говорить, что тебе все равно! Или мы потому переехали сюда, чтобы ты вернулся к своей старой подружке, к этой своей Андреа?
— Я не возвращался к ней, — возразил Дэвид. — Зато она нашла для тебя работу.
— Ну как же! Вовек не забуду! — воскликнула Хелена. — Ты, главное, скажи, что любишь меня.
— Я люблю тебя, — ответил Дэвид. — Но мне почему-то кажется, что тебе этого недостаточно.
— Тогда скажи, что любишь меня, и дай мне сто миллиардов долларов, — сказала Хелена, на что Дэвид покачал головой.
Наутро не было никакой вылазки на природу, но не потому, что проснулся вулкан. Вылазки на природу не было по причине погоды, если можно так выразиться. В окно стучал дождь, и Хелена дала задание классу написать письма ее матери, а затем прочитать их вслух для художественного самовыражения. Хелена написала на доске список вещей, которые должны быть непременно упомянуты в письмах, а в остальном учащимся разрешалось проявлять фантазию.
Дорогая мама Хелены!
Звонить из Сан-Франциско в Лондон очень дорого, поэтому вы должны позвонить сами. В конце концов, вы мама. Интересно, спит или не спит мой муж Дэвид с начальницей Хелены?
Искренне ваша,
Лори.
Дорогая мама Хелены!
Вы такая жадина. Хелена старается изо всех сил. Наверное, ради разнообразия вам надо накричать на Дэвида. С приветом,
Майк.
Дорогая мамочка!
Хватит заставлять Хелену звонить вам. Одной любовью сыт не будешь. Вы жадная мама, а Дэвид и его подружка Андреа наверняка целуются втихаря. Боже, что мне делать?
Ваш друг
Тодд.
Дорогая мамочка!
Я хочу себе на Рождество лошадку.
Судя по всему, Маргарет не поняла суть задания, но, как оказалось, это не имело значения, потому что где-то в середине урока в класс вошла Андреа и положила конец всей образовательной программе.
— Денег нет, — сказала она и выразительным взглядом посмотрела в сторону Хелены. — Ребятишки, можете выбросить эти ваши письма.
Хелена никогда бы не назвала их ребятишками, но в Америке так, наверное, принято.
— Не надо ничего никуда выбрасывать! — закричала она. — Я хочу послать все эти письма моей маме!
Однако ребятишки оказались народом жестоким и забросали Хелену смятыми в комок письмами и бумажными самолетиками — этакий теракт со стороны граждан страны, которым якобы неведом террор.
— Видишь ли, — сказала Андреа, когда ребячья ватага выкатилась из классной комнаты. Хелена посмотрела туда, куда устремила свой взгляд Андреа, а именно на кучу скомканных писем на полу класса. — Я хочу сказать, видишь ли, — повторила Андреа и тоже подняла с пола несколько бумажных комков, — концерт окончен. Денежки — того, были да сплыли. Понятно?
— Моя мать здесь не работает, — произнесла Хелена. — И я тоже.
Андреа вздохнула.
— Тебя уволили, — сказала она. — Меня уволили. Нас всех уволили, потому что денег нет. Были да сплыли. В общем, гореть нам ярким пламенем.
— Что ж, гореть так гореть, — согласилась Хелена, кладя в сумку бумажный самолетик. — Как в той песне. Я охвачен огненным кольцом. Ее еще пел этот, как его там, Джонни Мани.
— Огненно, — поправила Андреа. — Джонни Кэш.
— Агрессивно, — произнесла Хелена. — Хитро.
Это было по части художественного выражения, той самой части, за которую ей обещали деньги. Кстати, какое там было третье слово? Хелена задумалась.
— Деньги, — произнесла она и выглянула из окна. Город словно океаном дешевого вина был затянут пеленой дождя, влажной и серой, и это тоже напоминало любовь. Обычно мы любим кого-то конкретного, но без денег. Это нам как-то без разницы. Потому что мы в отчаянии. Без денег с тем же успехом можно пристроиться к чужой подружке, и не так уж важно, любовь это или нет. Но для таких людей, как Хелена, этого мало. И каждое произнесенное ею слово любви становилось еще печальней. Каждое новое слово становилось все печальней и печальней, как те записки в ее сумочке.
— Деньги, — в очередной раз произнесла она. — Деньги, деньги, деньги, деньги, деньги, деньги, деньги.
Кратко
Играя сегодня в гольф, я нечаянно отшиб сороке голову. Да-да, любовь моя, да-да. Ну, если не сороке, то какой-то другой птице — мячиком, прямо в воздухе. Птица упала. Я подошел к ней через всю лужайку, толком не понимая, что мне только что привиделось: какой-то непонятный черный комок рухнул на землю. Я хорошо размахнулся, да и глазомер у меня тоже не плох, но есть такие моменты, когда не важно, смотришь ты или нет. Клюв у сороки был открыт, будто она сама отказывалась поверить в случившееся. Я поднял мячик и посмотрел на оставшийся на нем кровавый след. Затем слегка поддел мертвую птицу ногой, стараясь откатить ее в ту часть площадки, где трава погуще. Здесь я тебя и похороню, о крылатое создание, что оказалось на пути моего мячика для гольфа. Ибо только мне одному известно о твоей мертвой голове.
