Ирина Комиссарова - Школа. Остаться в живых (сборник)
Длинная серая девятиэтажка проползает мимо, все ускоряясь. Маша оборачивается: Витюша смотрит вслед машине.
Чувак в камуфляже достает сигареты:
— Куришь? Нет? Правильно. Зачем тянуть в рот всякую гадость.
Маша не знает, что теперь делать. И просто закрывает глаза.
* * *Когда она открывает их снова, белая «пятерка» уже катится прочь, подмигивая алыми фонариками. Поддает газу, и в воздухе повисает сладкая бензиновая вонь. Сладкий вкус и во рту — от дрянного ментовского коньяка. Коньяк бывает разным, понимает Маша. И жизнь бывает разной. На вкус и даже на запах.
Всего лишь за день эта жизнь серьезно изменилась.
И еще она потеряла серебряную заколку.
Морщась, Маша смотрит вокруг. Где это она?
Вдали — знакомая серая девятиэтажка, похожая на длинный мусорный ящик. Они не заехали слишком далеко.
Маша идет туда, пошатываясь.
Витюша маячит у подъезда. Что-то такое было связано с ним. Что-то неясное. Господи, как голова-то болит.
Почему он прячет глаза?
— А я тебя ждал, — говорит он. — Я в милицию звонил. Они сказали, обязательно приедут.
— Уже приехали, — отзывается Маша.
Витюша мнется.
— Может, зайдем ко мне? — предлагает он несмело. — Просто… это… у меня родаки только в восемь…
Да. А ее мать дома. У нее смена завтра. Совершенно невозможно показаться перед ней в таком виде.
В прихожей он суетится. Снимает с нее курточку. Она вздрагивает. И внезапно понимает, что ей срочно нужно в ванную. Там она перегибается через бортик, и ее тошнит — неудержимо. После этого становится легче. Ненадолго, потому что она тут же чувствует на себе его руки.
Ей хочется его ударить. Потом она понимает, что сделать это довольно трудно. Можно просто закрыть глаза и не видеть. Так гораздо легче.
Гитара, отброшенная на пол, обиженно звенит.
Витюша очень неловок. Ему так и не покоряются отдельные детали Машиной одежды, как сказали бы раньше. Но он не останавливается. Его ждет немало открытий.
Вот только неудобно и тесно на этом диване. Особенно если не вполне знаешь, как все должно быть.
— Тихо ты, — шепчет он. — Тихо.
Он зажимает ей рот рукой. Все-таки соседи могут пропалить. Хотя ей уже не больно. Да, в общем, все уже и кончилось.
Глаза у Витюши — блестящие, выпуклые.
На нем футболка с «Арией».
На потном носке — дырка.
Маша прячет лицо в подушку.
— Застирай покрывало, — говорит она оттуда. — В холодной воде.
И еще, чуть помолчав:
— Я тебя ненавижу.
* * *И следующий день тоже наступает, как и все остальные перед ним. Этим следующим утром Маша входит в класс, чуть заметно улыбаясь. Захлопывает за собой дверь. Но не замедляет шаг. И не смотрит ни на кого.
Она смотрит на Светку.
— Я пошутила, — успевает сообщить Светка, и вслед за этим ее сердце обмирает и проваливается куда-то вниз. А сама она вылетает из-за стола в проход, несколько неуклюже и не вполне самостоятельно. Потому что рука у Машки совсем не слабая.
— С-с-сволочь, — Машка сжимает пальцы. — Ты умрешь.
Слыша это, Дан Лозинский поднимается во весь рост — там, у окна — и делает шаг к Машке. Витюша вскакивает тоже и что-то кричит, но его никто не слышит, потому что все говорят одновременно. И все бросаются в одну сторону. А кто-то, кажется, лезет за мобильником — подснять на видео.
Все это было бы похоже на скверный фильм, если бы не происходило прямо сейчас.
— Ты не будешь жить, — твердит Машка.
— Дура сумасшедшая!
С этими словами Светка вырывается и отскакивает прочь. Даник крепко обнимает Машку сзади. Это выглядело бы довольно эротично, если бы фильм начался именно с этого момента. Да на нем же и кончился.
— Ма-ша, — шепчет Даник ей на ухо.
Она могла бы его ударить. Но она просто закрывает глаза.
— Я все знаю, — говорит он. — Я уже все знаю.
Если бы это и вправду был фильм, оператор показывал бы только их двоих. Остальных как бы и нет здесь. Остальные не нужны.
Кому нужен Витюша, герой-любовник в потных носках? Кому нужна старая ворона Лариса Васильевна, которая мгновение назад отворила дверь и застыла, щелкая клювом от возмущения? Кому нужен жирный задрот-охранник, который что-то услышал и уже поднимается по лестнице, чтобы успеть столкнуться в дверях с убегающей Светкой? Да кому нужна и эта Светка, ревнивая дура, из-за которой вся эта история закончилась, как сказали бы раньше, идиотским фарсом?
— Я не понял сразу, прости, — говорит Даник Маше на ухо.
Очень нежно.
Девчонки подходят тоже. Кто-то по-дружески берет Машку за руку. Пальцы у Машки длинные, красивые. Только ноготь она успела сломать.
— Что здесь происходит? — вопрошает Лариса Васильевна.
Да как бы и ничего.
Все чудесно.
Можно начинать урок истории. Про которую еще Уинстон Черчилль говорил, что она никого и ничему не учит.
Он врал, этот Уинстон.
Все видят, как Даник собирает вещи и садится рядом с Машкой. Рисует для нее в тетрадке какие-то загадочные круги. Все видят, как она улыбается сквозь слезы.
— Кстати, я с папашей поговорил, — шепчет он ей. — Он же у себя в банке в кредитном комитете заседает. Он денег даст, вообще без проблем. Понимаешь?
В глазах Машки не видно радости. Что-то новое появилось в ее взгляде. Особенно когда она смотрит на него.
— Ты будешь скучать? — спрашивает она тихонько.
— Не буду.
Он улыбается своей удивительной улыбкой (как Элвис, сказала бы Лариса Васильевна). И продолжает:
— Если я соскучусь, я просто к тебе приеду. Поедем на колесе кататься. Поедем?
Никто не слышит, что отвечает Маша.
* * *Витюша сидит с гитарой на подоконнике. За окном совсем стемнело, но лампу из «икеи» на длинном гибком кронштейне он почему-то не включает.
Дома — никого, только телевизор бормочет в родительской комнате. Ноутбук валяется на диване — закрытый.
Было довольно забавно посмотреть порнушку, где он сам — главный герой… Хорошо, догадался в тот раз включить веб-камеру.
«Теперь вообще все будет как надо», — думает Витюша.
Они все уедут в свой Лондон, а он останется. Вот уж скучать по ним он точно не будет.
Кстати, Светка тоже ничего себе телка. Он к ней давно приглядывался. Только теперь-то он знает, что нужно делать. Подпоить немножко коньяком, и вперед.
Но клевую песню он еще напишет. Закачает на «трубу» и проснется знаменитым. Сегодня немножко лень, и горло болит.
А вот за подбитый глаз этот Лозинский еще ответит.
Зря он думает, что история кончилась.
Жанар Кусаинова. Две полоски
Пустырь, темный и сырой, на самом краю городка. Такие городки похожи на постаревших мальчиков, которые никогда не станут мужчинами. И в них обязательно есть пустыри. Ржавые качели, сухая земля, и только иногда мелькнет спутник в темной глубине небес. Там они и встретились. Две девчонки, Таня и Аня, старшеклассницы, они дружат с детства, всегда ходят парой. Два испуганных зверька в бесконечной вечной мерзлоте. Прижавшись друг к другу, они держатся за руки, чтобы, не дай бог, не сгинуть поодиночке.
Поздний вечер. Унылый захламленный пустырь.
Таня достает из кармана тест на беременность.
Аня тревожно затягивается, густо выпускает дым:
— Ну, и?
Таня тяжело вздыхает:
— Капец. Две полоски.
Аня берет в руки тест, приглядывается:
— Смотри, вторая вроде как слабенькая совсем, может, и вовсе…
Таня качает головой:
— Нет, тут по фигу, слабенькая или нет. Главное, что две. По ходу я круто попала на тиви. Только не говори никому!
— Ты что? Кому я скажу, мы же подруги. — Аня затягивается еще раз, так же жадно. — А он знает?
— Нет, — отвечает Таня.
— Ну, он же тоже в этом участвовал. Ну, пусть он теперь вот… И вообще, в каком веке живете? Вам что, про презервативы никто не рассказывал? Твой МЧ надевать их не умеет или просто не любит с резинкой? Мне сестра говорила, они теперь все такие, не заставишь надеть, о себе только и думают. Мол, а ты таблетки попьешь. Ничего с тобой не станется, — на одном дыхании выпаливает Аня.
Таня бросает на нее злой взгляд, настолько злой, что Аня даже пугается. И затихает. Повисает пауза.
— Ничего, сами обойдемся, правда? — торопливо говорит Аня. — Давай сестре моей позвоним, — она достает мобильник, — сестра на первом курсе учится, взрослая! Она, конечно, знает, что делать! И маме не скажет! Ну так как, звонить?
Таня кивает, мол, давай, и Аня набирает номер:
— Алё, Викуся? Это я, чмоки-чмоки! У меня вопрос…
Таня мотает головой — мол, не надо, я передумала. Аня прикрывает телефон ладошкой.
— Что, уже не надо? Окей, не буду, — и Аня убирает ладошку. — Да нет, ничего, Викуся, я просто так. Нет, все в порядке, точно! Нормальный у меня голос! Нет, у меня все хорошо, я с Таней. Да, уже иду домой. Ладно, потом поговорим, чмоки-чмоки!
