Арсений Несмелов - Литературное наследие

1

Зажглись огни вечерние
В селениях глухих,
И ветер, равномернее
Заколыхав, утих;
Погасла тучка алая,
Сошла заря с небес,
И тишина немалая
Обшаривает лес.

Чуть тропочка наметится,
По сторонам — ни зги,
Лишь волчьим оком светится
Окно в избе Яги,
И над ее избенкою,
Над срубом вековым,
Поднялся струйкой тонкою
И розовеет дым.

В снегах, в трущобной темени
Который год живет.
Без счета пало времени,
Годам потерян счет;
Лишь леший рядом гукает,
Сивобород, велик, —
Хохочет да аукает
Косматый баловник.

К Яге, седой затворнице,
Несет лесовика —
Погреться в теплой горнице
У древнего шестка;
Свела его с соседкою
Давненько ворожба,
Но скучно с бабой ветхою —
Горька ее судьба:

Слепа, зубами мается
И с памятью — беда.
Всё сетует да кается,
Ждет Страшного Суда;
Суха, что подморозило, —
Легко ль два века жить!..
Грозится всё за озеро
К Угоднику сходить,

Чтоб слезы лить смущенные
И на помин души
Отдать все сбереженные
Зеленые гроши;
Не хочется за печкою
Скончаться в день лихой, —
Увы, ни Богу свечкою,
Ни черту кочергой!

2

И смотрит Леший ласково,
Давно смирился бес,
Давно уж он не стаскивал
Ни звездочки с небес,
Давно над богомолками
Не измывался, лих,
Давно ветвями колкими
Не стегивал он их.

И где они? Похитили
Куда их? Чья вина?
Уж нету и обители,
Давно разорена,
И в озере хоронится
Ее последний скит:
На Пасху ясно звонница
Из-под воды гудит.

И горестно негоднику,
И на себя он зол:
Теперь бы сам к Угоднику
Он богомольцев свел,
Да нету их, пригоженьких,
Не повстречаешь их, —
Теперь несут дороженьки
Лишь мужиков лихих.

Деревья стонут, падают
От их зубастых пил;
Везде грозят засадою,
Куда б ни отступил.
Но Леший, тем не менее,
Куда бы ни залез,
Без боя, без сражения
Не уступает лес.

Он тенью долговязою
Шагает за порог,
Чтоб сызнова завязывать
Концы лесных дорог;
Ворчит Яга, головушкой
Качает тяжело:
Одна!.. Пропала совушка,
А кот сбежал в село.

3

Эх, Русь, страна неверная,
Опасная страна:
То сонно-благоверная,
Как рыхлая жена, —
С медами да с просфорами,
С перинами, с вожжей,
С потупленными взорами,
С покорною душой;

То словно баба пьяная,
Что дружество ведет
С ворами да смутьянами,
И плат на клочья рвет,
И держит, полуголая,
Ветрам подставя грудь,
Кровавая, веселая,
За самозванцем путь.

Но и гуляя, мается
И знает, что опять
Отпляшет, и покается,
И руки даст связать;
Затем, чтобы от ладана,
Поклонов и просфор
Опять умчать негаданно
В свой буйственный простор.

Вот с умниками щуплыми
Спаял какой-то миг,
И в старосты над дуплами
Назначен лесовик;
Разжалованный в филина,
Он — бабий разговор,
И глубже в лес осиленный
Врубается топор.

4

Идет, бредет по просекам,
Которым нет конца;
Луна из туч колесиком
Выкатывается;
Порублено, повыжжено,
Повалено кругом,
И плачет бес обиженный
Бездольным горюном.

Идет, бредет, не ведает,
От тяжких слез незрящ,
Что сам Угодник следует
К нему из темных чащ;
Уж пересек он просеку;
Как в давние года,
Волосиком к волосику
Струится борода.

И ряска та же самая,
И на скуфье снежок,
Несет рука упрямая
Всё тот же батожок;
Им Лешего оттаскивал
Святой немало раз,
А нынче смотрит ласково,
Но бес не поднял глаз.

Лишь охнул он: «Доканывай!
Хоть в смерти отдохну!
Борьбу былую заново
Ужо я не начну;
Кем создан я — не ведаю,
Но с дней твоих предтеч
Я следовал и следую
Приказу — лес беречь.

И верил, сверстник Игоря,
Олегов проводник:
Леса горят — не выгорят,
Трущобный край велик;
Но горько изурочена
Рассеюшка: моя
Под топорами вотчина —
Под топором и я!

Но ты ее был жителем,
Так ты уж и добей!» —
И пал перед святителем
Трущобный лиходей;
Бить лбом о снег не ленится
И слышит, полный слез:
«Не мщение — прощеньице
Я дурачку принес!

И хоть ты рода низкого
И надо лбом рога,
Но луч Христов отыскивал
И в лужах жемчуга,
В трущобе, древле дикая,
Душа твоя росла:
К зверью любовь великая
Негодника спасла.

Ты белочку и ежика,
Медведя и лису
От пули и от ножика
Оберегал в лесу;
Взрастил ты сердце отчее
К обидной их судьбе,
И это, как и прочее,
Засчитано тебе.

Защитник сирых, выстоял
Ты против многих сил:
Ведь волю ты пречистую
Неведомо творил;
Враги в былом — изгнанники
Не оба ль мы теперь?
Так что ж, пойдем, как странники,
Искать иную дверь.

Я с палочкою спереди,
Ты позади, как пес.
Меня отсель на Тверь веди,
А там — Господь понес;
По горочкам, по балочкам,
От зорьки до зари,
Постукивая палочкой,
Поючи тропари…

И горестно, и сладостно,
И веселей вдвоем…
Потрудимся и в радостный
Ерусалим придем;
Там внешность неудобную
Тебе я отпущу.
Лишь ручкой преподобною
Крестом перекрещу».

5

Умолк. Слеза по носику
Скользит, кристальней льда;
Волосиком к волосику
Струится борода;
Но Леший хмуро косится,
Глаза блестят живей,
Сошлись на переносице
Пучки седых бровей.

«Нет, — молвит, — не упрашивай!
Хваля или кляня,
Но из лесу из нашего
Не уведешь меня;
Ну как лесную, малую
Оставлю тварь навек?
И так ее не жалует
Ни Бог, ни человек.

Ко мне ведь, лишь покликаю,
Бежит!.. Оставить лес?
Смущение великое
От этаких словес.
Уж лучше смерть, и скоро-де
Косу ее узрю,
А во святом-то городе
Я со стыда сгорю!

Зачем пойду я за море,
Лесной оставя мрак, —
Ни стать, ни сесть на мраморе
Не выучен лешак;
А лес я этот вынянчил,
Хранил, оберегал,
В нем схоронил Горыныча,
Кощея закопал.

Ветвистая, полощется
Лесная глушь в груди,
И пусть хотя бы рощица,
Я — тут, а ты — иди!»
Бойцом, не горемыкою
Умолк трущобный бес.
Смущение великое
Оледенило лес.

6

Молчит неодобрительно
Над схимником сосна;
Как лезвие, пронзительна
Лесная тишина —
До звонкости бездонная
Легла она вокруг;
И волк, и белка сонная
Насторожились вдруг.

В дупле — тоска сердечная,
В норе — глазок кружком,
Везде остроконечное
Приподнято ушко:
Чутьем с предельной ясностью
Лесной народ постиг,
Что огненной опасностью
Грозит нависший миг.

Страшней ножа железного
Он упадет на них:
Навек дружка любезного
Берут из чащ лесных;
Настанет время черное,
Как летних палов гарь, —
Лесная, беспризорная
Повыведется тварь.

Ведь человек-то — выжига,
Лишь топором стучит:
Ни ужика, ни чижика,
Ни мышки не щадит.
От конного и пешего
Поборы и разор, —
Нехорошо без Лешего
Оставить русский бор!

7

Текут мгновенья длительно,
Тревоги ночь полна,
До звонкости пронзительна
Лесная тишина;
И вдруг — очей сияние,
И, вздрогнув, слышит лес:
«В последнем испытании
Ты был, российский бес!

Хоть ты и рода вражьего,
Но Бога не гневил,
А Он не отгораживал
И бесов от любви;
И Господа растрогало,
Что ты, лесной божок,
С рачительностью многою
Лесную тварь берег.

Слюбились вы и спелися,
А это — Небу взнос!..
Постой, тебе от Велеса
Я весточку принес;
В венке из алых розочек,
Прощенный навсегда,
Пасет он райских козочек
Чистейшие стада.

А в камышах — не узницы! —
Русалки… Говорун,
Приставлен к райской кузнице
Потопленный Перун;
Вчера, гордясь обновою,
Он в райской тишине
Илье телегу новую
Оковывал к весне.

Последний ты… Отплавала
Ладья твоя во зле:
Не сам ли ты от дьявола
Ушел в зеленой мгле?
Господь всё это взвешивал,
Решила Благодать
Трущобе русской Лешего
Как старца даровать».

Угодник в топь сугробную
Шагнул, исполнен сил,
И ручкой преподобною
Его перекрестил;
И всплыл… уже колышется
Чуть ниже облаков,
И звон сладчайший слышится
Из-под озерных льдов.

8

Звенят на елках льдиночки,
Вся в музыке тропа;
По той ползет тропиночке
Старинная ступа;
В подскок да с перевалкою,
По горлище в снегу, —
Иссохшую и жалкую
Трясет она Ягу.

Трясет, несет до города
Великого, где встарь
Боярам резал бороды
Серьезный государь;
Там сдаст ступу затейную
В сияющий музей:
На редкость ту музейную
Желающий глазей.

Сама же мымрой жалкою
В слободке станет жить —
Заделавшись гадалкою,
Бабенкам ворожить;
Потом на жизнь советскую
Ягу ль переключить?
Решится в книжку детскую
Забраться и почить.

А Леший всё аукает
В густых березняках
И тенью длиннорукою
Проносится в кустах;
Еще сивей и гривистей,
Могучее еще:
Никак его не вывести,
Зане он окрещен!

И спит зверье укладистей, —
Не без охраны бор, —
И снится больше радостей
В тепле берлог и нор;
Спит белочка с лисичкою,
Похрапывает крот,
И белой рукавичкою
Зайчиха крестит рот.