Олег Суворов - Красотки кабаре
– И что сделал ваш брат? – взволнованно поинтересовалась Эмилия.
– Он где-то раздобыл старый револьвер, в котором остался всего один патрон, и выстрелил себе в сердце. Так я впервые стал свидетелем похорон. Второй раз это было еще страшнее, хотя тогда мне уже стукнуло пятнадцать. За моей любимой сестрой, которой было девятнадцать, начал ухаживать один молодой офицер – их полк был расквартирован неподалеку от нашего поместья. Она полюбила его, но он, то ли из-за недостатка средств, то ли из-за недостатка чувств, медлил с предложением. И тогда в нашем доме появился пожилой помещик-сосед. Он так умело повел дело, что через несколько месяцев они с моей сестрой обвенчались в нашей сельской церкви. Жить новобрачные должны были в поместье мужа, но произошло то, чего никто не ожидал. За час до отъезда, когда Лина поднялась в свою комнату, чтобы собрать вещи, мы вдруг услышали револьверный выстрел. Как и мой бедный брат, она выстрелила себе в сердце и через два часа скончалась, не приходя в сознание.
– Она все еще любила того офицера?
– Не знаю, – грустно отвечал Вульф. – Кто-то из прислуги рассказывал, что якобы видел, как моя сестра получила какое-то письмо, однако после ее смерти мы так ничего и не нашли… Теперь вы понимаете, что когда подросток дважды посещает кладбище, чтобы стать свидетелем того, как его юных брата и сестру зарывают в землю, то…
– Понимаю. – И тут Эмилия с неожиданной теплотой пожала его руку.
Вскоре фиакр остановился. Вульф первым выбрался наружу, подал руку Эмилии и лишь после этого огляделся по сторонам. Сады, подступавшие к самым предгорьям Альп, скромные, но аккуратно выбеленные дома с погашенными огнями, глухая тишина да редкий лай собак. В то время как центральная часть Вены по ночам веселилась, предместья, в преддверии нового рабочего дня, рано ложились спать. Интересно, в какой стороне расположено кладбище?
– Скажите извозчику, чтобы подождал нашего возвращения, – скомандовала фрейлейн Лукач и, не дожидаясь своего спутника, решительно направилась к двухэтажному дому, возле которого горел едва ли не единственный на всю улицу фонарь.
Вульф договорился с владельцем фиакра, который слушал его с явным недоверием и согласился подождать, лишь получив аванс, после чего последовал за Эмилией, которая уже громко стучала в дверь. Сначала дернулись занавески и мелькнул свет ночной лампы, затем изнутри послышался дребезжащий старушечий голос, говоривший на ломаном немецком языке. Эмилия произнесла несколько слов в ответ – при этом Вульф ничего не понял и вопросительно посмотрел на нее.
– Это квартирная хозяйка, у которой моя подруга снимает комнату, – нетерпеливо пояснила фрейлейн Лукач.
– Она тоже венгерка?
– Да, только я, как и маэстро Кальман, из Шиофока, а Берта – из Дебрецена.
– Я имел в виду квартирную хозяйку…
– Нет, она румынка, из Трансильвании, но хорошо говорит по-венгерски.
Наконец дверь приоткрылась, и в проеме возникла высокая старушечья фигура в белом капоте. Эмилия произнесла еще несколько фраз, после чего старуха, выглядевшая явно испуганной, пропустила их внутрь и тут же тщательно заперла дверной замок.
– Зажгите лампу, она там, на кухне.
Вульф кивнул и, осторожно ступая по темному коридору, отправился искать кухню и лампу, пока Эмилия разговаривала с хозяйкой. Когда он вернулся, освещая себе дорогу, то застал свою спутницу в сильном волнении.
– Фрау Попелеску говорит, что последний раз видела Берту в день убийства князя Штритроттера.
– То есть прошло уже пять дней?
– Да. Самое странное, что на следующий день после убийства она не явилась на репетицию, прислав в театр записку о том, что больна, хотя фрау Попелеску уверяет, что уже в тот момент Берты дома не было.
– Надо заявить в полицию.
– Сначала давайте осмотрим ее комнату.
– Зачем?
Эмилия полоснула его гневным взглядом, после чего протянула руку за лампой.
– Если не хотите, можете оставаться здесь.
Вульф с сомнением покачал головой, однако направился вперед.
Они поднялись по лестнице, дверь была незаперта, и Вульф вошел первым, поставив лампу на стол у окна. Обстановка была весьма изящной – чувствовались претензии хозяйки на то, чтобы превратить свою комнату в будуар светской дамы. Старинная кровать с голубым балдахином, позолоченное трюмо, на подставке которого разместились красивые безделушки, платяной шкаф, где висело несколько платьев, а в углу, на тумбочке, – таз и серебряный умывальник. Поперек кровати лежал белый чулок с розовым бантом-подвязкой, а на полу валялись ночная сорочка и длинный обрывок голубой ленты. Да, подобный беспорядок вызывал определенные подозрения…
– Похищение из сераля, – пробормотал Вульф и тут же вздрогнул от негодующего шепота.
– Как вам не стыдно шутить!
– Простите… – И он смущенно оглянулся на Эмилию.
Она несколько раз решительно прошлась по комнате, внимательно осмотрела вещи подруги, а затем с разочарованным вздохом опустилась на кровать.
– Где же она может быть? – На этот раз Эмилия говорила не шепотом, но достаточно тихо.
Вульф осторожно присел на плетеный венский стул. Да, у него с этой красавицей романтические приключения следуют одно за другим. Ночь, тишина, таинственное исчезновение подруги – и они вдвоем в ее пустой полутемной комнате… Черт, до чего неуместные мысли могут лезть в голову! Он смущенно кашлянул.
– Неужели у вас нет никаких предположений?
Эмилия медленно подняла на него задумчивые глаза.
– Не знаю… последнее время Берта вела себя как-то странно. Впрочем, она всегда была достаточно скрытной.
– У нее был любовник?
Ответом стала лукаво-усталая усмешка.
– Вы так плохо знаете нравы кабаре? Любовник для таких девушек, как мы, необходим не менее ангажемента…
Вульфа неприятно поразило столь откровенное сравнение, но он сдержался. В конце концов, что ему задело? Он не влюблен, а потому должен не ревновать, а рассчитывать…
– Вы говорили, что вместе приехали в Вену из Венгрии? – напомнил он. – Может быть, ваша подруга решила вернуться домой?
Эмилия отрицательно покачала головой.
– Берта бы не стала этого делать, не известив меня. И вообще, она никогда не любила Венгрию.
– Так это Фальва устроил ваш приезд в Вену? – неожиданно догадался Вульф, вспомнив толстого и голого импресарио в цепях.
– Я бы не хотела сейчас говорить об этом человеке.
– В таком случае, – и Вульф первым поднялся со стула, – нам не остается ничего другого, как обратиться в полицию.
– Вы сходите туда вместе со мной? – с надеждой спросила Эмилия, и он радостно кивнул.
Подойдя к столу, чтобы забрать лампу, Вульф заметил фотографию в рамке. Она стояла боком к окну, отбрасывая длинную тень. Чтобы рассмотреть получше, Сергей взял ее в руки и осветил лампой. Одной из двух девушек, позировавших в студии на фоне нарисованного на заднем плане старинного замка, была Эмилия, а вот второй… Вульф наклонился пониже, поднеся фотографию к самым глазам. Несомненно, что это красивое женское лицо он уже где-то видел, этот взгляд развращенного ребенка ни с каким другим не перепутаешь. А, ну разумеется, несколько дней назад он столкнулся с этой дамой у входа в дом, где обосновался лорд Сильверстоун. Но позвольте, ведь это же было на следующий день после убийства в театре!
Глава 5.
Инспектор Вондрачек и профессор Фрейд
Комиссару полиции Карелу Вондрачеку явно недоставало усов. Еще не старый, лет сорока пяти, этот солидный, добродушного вида чех имел золотистый загар, соломенного цвета шевелюру с небольшой лысиной, напоминавшей полянку на пшеничном поле, и наблюдательные зеленые глаза. Но вот пшеничного цвета усов ему явно не хватало – и это впечатление постоянно приходило на ум, стоило взглянуть на бело-розовую кожу того места, где они и должны были находиться. Сергей Вульф, который уже битых полчаса торчал в полицейском участке на Ригенштрассе, расположенном напротив старого пожарного депо, смотрел на комиссара, задумавшись и совсем не обращая внимания на направление своего взгляда. Сейчас он видел перед собой не этого дородного чеха, сидевшего под портретом императора Франца Иосифа, а таинственную и прекрасную фрейлейн Лукач. Какие у нее чувственные губы – темно-розовые, и при этом очень нежные. И как интересно наблюдать за их движением, даже не вникая в смысл произносимых слов. Один поцелуй таких губ стоит любого признания, а один теплый и томный вздох – самой изысканной арии…
– Какого черта вы на меня уставились? – вдруг рявкнул комиссар. – Что вам в моей физиономии не нравится?
– Простите? – разом очнувшись от задумчивости, изумился Вульф.
– Я спрашиваю – что вам во мне не нравится? Усов, что ли, нет? Так сбрил я их, сбрил, имею я право сбрить усы, если мне так захотелось?
– Да, разумеется, господин комиссар, но при чем здесь ваши усы?
