Андрей Битов - Белая шляпа Бляйшица
А шмотки он сдавал, после первых встреч, уже не самому Фиме, а «мальчику», из улично-ресторанных бездельников, которого Фима, опять же, хорошо угостил, и повторил, и предложил в третий раз, но сначала — рассчитаться невинной переноской невинных вещей до парикмахерской, где портфель с барахлом был отдан расторопной мастерице. Первая цепочка заработала: Фима лишь получал от парикмахерши процеженные деньги, которые и распределял по справедливости между всеми трудящимися в этой маленькой фирме.
Цепочка, естественно, попыталась отделаться от босса как от нахлебника и захребетника и утаить груз, но на то и босс, чтобы уметь ремонтировать цепочки: мальчик, конечно, отнюдь не хотел знакомить шофера с парикмахершей, чтоб не стать ненужным самому, и именно он-то, связующее звено, возомнившее себя мозгом, был по безмоглой-то голове и другим нежным органам жестоко отметелен приблатненным с Фиминого двора (и вся-то любовь за две бутылки, а бойцу одно удовольствие) и предупрежден о неполном служебном соответствии: в следующий раз вообще в канал сбросят.
И к первой цепочке стали быстро подсоединяться разнообразные другие: фирма превращалась в концерн.
Рисковые одиночки поняли и оценили преимущества организации труда и гарантированного заработка. Ершистых карали беспощадно. Нищих уличных мальчишек купили на корню: в такие мелочи Фима быстро даже перестал вникать.
6. Мы рождены, чтобы сказку сделать былью
И вскоре это выглядело так:
К дому двадцать два по Восьмой линии подваливал сияющей интуристовский автобус. Оттуда выходил вальяжный молодой человек с двумя чемоданами, поднимался на второй этаж и звонил в дверь Фиминой квартиры.
Дверь распахивалась — и он оказывался в приемной, где за огромным столом сидел другой вальяжный молодой человек. Последний бегло смотрел на содержимое чемоданов и швырял их в угол, из ящика стола доставал пачку денег и швырял посетителю. Дверь захлопывалась, автобус уезжал.
Квартира сияла простором. Соседи были выселены посредством дорогой комбинации: дом поставили на капремонт, указанным жильцам предоставили новую (лучшую) жилплощадь, после чего новая комиссия признала дом годным без капремонта, а негодными объявила только их комнаты, каковые Фима и отремонтировал, оставшись хозяином двухсотметровых хоромов.
Продукты привозились исключительно с рынка и кладовых Елисеева.
В подъезде дежурила пара денди с широкими плечами.
Два телефона звонили круглосуточно и говорили непонятным разведческим языком.
А в маленькой задней комнате, привычной с детства, сидел Фима в дешевом костюмчике фабрики Володарского, в скороходовских туфлях, с часами «Победа», и координировал движение маховика.
Он не изменил своих привычек ни в чем. Мало ел, практически не пил, тихо и вежливо разговаривал, и только для передвижения, абсолютно необходимого в деле, купил старый подержанный «Москвич».
Милиционер на углу пытался отдавать ему честь. Через неделю льстивого милиционера перевели в Москву. Милиционерам вообще не полагалось знать о существовании Фимы Бляйшица. На то были мальчики.
7. Шляпа
Тем временем «открыли» финскую границу — для финнов сюда, но уже не нашим туда, ясно. И водкотуристы валом повалили в Питер отдыхать на уик-эндах от своего полусухого закона. Общение с иностранцами росло, и Фима рос вместе с ним.
Среди прочих инспекторских вылазок отправился он по весне на Выборгское шоссе, где подвижные пикеты его мальчиков останавливали и трясли автобусы с финнами, снимая сливки еще до города, прямо после границы.
Он оставил «Москвич» на обочине перед поворотом и закурил за кустиком.
Первый мальчик сидел с бутылкой наготове в коляске мотоцикла, а второй поворачивал на костерке шашлычки.
Автобус показался, мальчики приветствовали, лица за стеклами радостно оживились и готовно откликнулись на приглашение к десятиминутному пикничку, прямо так, запросто, без потери времени и без всяких хлопот и расходов. Шофер принял полтинник, в багажнике люльки открылся ящик водки, и интернациональное братание на лоне природы естественно перетекло в алкогольно-вещевой обмен.
Фима утвердительно кивнул и направился обратно к машине.
Но в последний момент глаз зацепил что-то, заинтересовавшее его.
Из автобуса вывалился здоровенный дородный мужичина, розовый от свинины и пухлый от пива. Замшевые шорты обтягивали его откормленные ляжки, а клетчатая безрукавка — нуждающуюся в бюстгальтере грудь. Он был похож скорее на тирольского немца, нежели на турмалая. Он и оказался тирольцем, а в Финляндии просто гостил.
А на голове у упитанного тирольца была шляпа.
Это была не простая, а какая-то необыкновенная шляпа.
Она была белая, как синий снег, и поигрывала искристой радугой, как бриллиантовое колье королевы. Драгоценным муаром опоясывала ее орденская лента, и горделиво подрагивало стрельчатое рыцарское перо, горя алым знаком доблести. Короче, какая-то офигенная шляпа.
Фима задумчиво вернулся на свой наблюдательный пост.
Мальчики не оставили необыкновеннейшую шляпу без внимания. Тирольцу вручили шашлык и стакан. Он выпил и закусил. Мальчик указал на шляпу и изобразил, что тирольцу представился единственный в жизни шанс толково пристроить эту в общем-то малоинтересную вещь. Тиролец качнул отрицательно.
Мальчик похлопотал еще пару минут, а после перешел к более сговорчивым гостям нашего города, ибо их было сорок пять, а наших умельцев всего двое, и за часок максимум надо было всех обработать.
За кустом Фима сплюнул окурок и направился к пикнику.
Мальчики приветствовали босса навытяжку, изображая ошеломление, хотя такая проверка была в порядке вещей. Шофер посмотрел на часы, а финны — на солнце, садящееся в озере: они хотели в гостиничный ресторан, но не раньше, чем выпьют все здесь.
Фиме постелили чехол у костерка, спихнув с места пару финнов, спешно ополоснули в озере и подали стакан, налили, сняли лучший шашлык и распечатали пачку «Мальборо». Такое отношение впечатлило окружающих. Фима встретился взглядом и тирольцем, поднял стакан и предложил жестом сесть рядом. «Это большой босс. Миллионер. Очень сильный человек», — значительно шепнули мальчики тупому тирольцу.
Тот достойно присел к Фиме и чокнулся. Они обменялись фразами о прекрасной природе и необходимости дружить. Мальчики кончали потрошить автобус, затискивали сумки в люльку.
Фима достал из кармана золотой паркер и подарил тирольцу на память.
Тиролец с благодарностью обогатил свою память, но расстаться со шляпой отказался.
— О'кей, — сказал Фима. — Сто рублей.
— Найн.
— Двести. Я хочу сделать подарок одному знаменитому кинорежиссеру. Эйзенштейн, может, слышал? броненосец «Потемкин»?
— О, йа!
Тиролец соглашался слушать об Эйзенштейне, но решительно глох, когда речь заходила о шляпе.
— Тысячу, — сказал Фима.
Мальчики вылупили глаза. Финны приостановились допивать.
— Слушай, ты, дубина стоеросовая, — нежно сказал Фима по-русски, обнимая тирольца за трехохватную талию. — Хряк баварский. Какого хрена тебе надо, скажи? сдай чепец и канай кирять, животное!
Он кинул мальчикам ключи от машины, и через минуту тирольца в два смычка накачивали коньяком: слева армянским, справа французским. Тиролец выжрал литр благородного напитка, довольно рыгнул, утер губы и подтвердил свое намерение никогда не расставаться с дорогой его сердцу шляпой.
— Сниму и уеду, — раздраженно предложил старший мальчик.
— Не трогай, — холодно приказал Фима.
Тиролец заплакал, перешел на немецкий и стал сбивчиво бормотать романтическую историю, связанную с этим необыкновенным головным убором.
— Гитлер капут! — оборвал Фима. — Что ты делал во время войны? Служил в СС? Воевал в России?!
— Найн! — завопил тиролец. — Их бин швейцарец!
— Швейцарская гвардия французских королей, — польстил эрудированно Фима. — А в армию тебя не взяли по здоровью? — презрительно хлопнув по заколыхавшемуся животу. — Сердце больное, небось? еле ходишь?
— Я был спортсменом, — обиженно заявил тиролец.
— И что за спорт? кто больше пива выпьет?
— Ватерполо! Я даже играл за сборную Швейцарии!
— Такая туша умеет плавать?
— Жир потонуть не даст, — презрительно включился старший мальчик. — Пора ехать, Ефим Данилович.
— Да я, наверное, плаваю и то лучше, чем ты, — сказал Фима.
И вот Фима с раздразненным, как бык, тирольцем начинают сдирать с себя одежды. Вода в озере Красавица, что по Выборгскому шоссе, заметьте, и летом ледяная, а в мае просто в свиное ухо закручивает.
Фима остается в семейных трусах и первым шагает к берегу, кося на тирольца. Старший мальчик заводит мотоцикл, младший делает стойку на шляпу.
