Фигль-Мигль - Ты так любишь эти фильмы
Я ждал, что теперь они спросят, с чего бы я выделил и запомнил именно эти шаги, именно эту машину, мало ли бездельников на автомобилях катаются по дворам в на редкость тёплую сентябрьскую ночь. Но спросили о времени и покивали, когда я ответил. «А что случилось?» — спросил я в свою очередь, чтобы не выглядеть совсем уж безучастным, потому что, по-моему, люди, которые не утруждают себя разузнать, что погнало представителей власти с обходом по их квартирам, не внушают к себе доверия, а мне бы хотелось считаться если и не внушающим доверие (что несбыточно), то, по крайней мере, безвредным. «Да так, убийство», — сказал опер постарше. И вспомнить тошно, как при этом он на меня посмотрел. Словно ждал вопроса «а кто убил?», — чтобы улыбнуться и ответить тихим, совершенно убеждённым голосом: «Как кто? Да вы же и убили». Я собрал все силы и промолчал. И когда после обдумывал сам с собою, что да как, поймал себя на мысли, что делаю это по привычке — ведь всегда о чём-то думаешь, правда? — а вообще же мне хотелось забыть об этом происшествии немедленно, навечно, чтобы никакие «кто», «кого» и «зачем» не приходили без стука или со стуком ужасным и наглым в мою усталую голову.
И Гриега«А можно по ошибке попасть в ад вместо кого-то другого?» — лениво интересуется опер-бандит. «Да ну, такого не бывает», — отвечает спокойный. «Есть многое такое, чего нет», — угрюмо говорит бандит. «Это как?» — «А вот так, фу-фу сквозь пальцы».
Они только что. Рассказали народу историю семнадцатилетней девки, которую её работодатель тире ёбарь послал завалить конкурента. Девка дело сделала, но случайную свидетельницу («не кричи, дура, у меня патроны кончились») упустила. Потому что ей пришлось идти в соседний подъезд, чтобы заказчик перезарядил пушку — сама она не умела. В итоге её. Закатали на двенадцать лет. Мужику дали условно. Теперь опера зациклились на вопросе, кто из двоих попадёт в ад, а я — на той свидетельнице. Что за баба? Зачем дала показания? По-хорошему она должна была. Получить пулю. А получила чудо, хотя и впустую. Я хочу сказать, чудо случилось с ней, но не для неё. И как были у бабы тупые башка и сердце, так и остались. Я бы не стал опознавать деваху. Когда с тобой случается чудо, на этот вызов нужно отвечать адекватно. Сделать что-нибудь милосердное. Спокойно, безнаказанно, в радостном приятии собственного идиотизма. Или она думает, теперь для неё пулю не отольют? Очень даже отольют, с опережением плана отольют. Если чудеса не пробивают, пуля — самое то.
Как-то я распизделся с супругой братца о всяком таком. И та сказала, что удивлена. Что я думаю о подобных вещах. А чего удивляться, если у человека мозги кислотой выжжены. Это здоровые мозги решают Реальные Вопросы — про бабло, выборы, воспитание детей, английский язык. А торчков тянет на этику. Один мой знакомый, до того, как подох, ходил по гостям и гнал. О проблеме теодицеи. Когда всем надоедало, его вместе со стулом разворачивали лицом к стене, и он всё равно не обламывался. Ещё часа два разговаривал со стеной. Но уже вполголоса. Соображал, что стена не глухая. До стены докрикиваться не надо.
«Какое-то идиотское покушение: ножом, на глазах у охраны. — Ага. Не перевелись ещё на Руси камикадзе». От восторга я едва не скатываюсь с дивана. Вот что бывает, когда. Представители крупного и среднего бизнеса начинают посещать культурные мероприятия. Мне хотелось узнать детали, я всматривался. В честные волчьи глаза спокойного опера. Но там было столько ножей, блестящих и уже заляпанных, столько отличных костюмов на бесформенных жирных телах, столько, в конце концов, холодного белого простора — а морги то были или выставочные залы современного искусства, кто разберёт, — что я сдался. Ну и ладно. Суд определит меру вины задержанного. Потом я, вероятно, задремал. И видел во сне багровые реки, дальние белые дороги и, посреди стихий, солидный дом. Моего поганца старшего брата. И даже — через стекло — смешную Сашину таксу, встревоженно метавшуюся по широкому подоконнику. Проснулся — на экране всё то же: приветливая улыбка закона, весёлые рассказы с убийствами. Или это уже стиральная машина так приветливо улыбается?
Или чьи-то зубы? Главный плюс телевидения в том, что оно. Не заставляет тебя напрягаться. Следишь ты за последовательностью событий или не следишь. Один чёрт. Потому что последовательности всё равно нет. А если и есть, то всем на неё насрать, самому телевизору — в первую очередь. Наоборот, включил агрегат — выключил голову. Почему и появилось такое слово как «тупить» в узком значении «смотреть телевизор».
Некоторые идиоты недовольны. Нужно быть идиотом вдвойне, чтобы сперва смотреть телевизор, а потом на него жаловаться.
К. Р.Искореняя чужие традиции повсюду, где увидит, Контора ревностно сохраняет собственные. Дважды в месяц, в нечётную пятницу, я еду (большое спасибо, что не на велосипеде) в некий лесочек Ленобласти и достаю из заветного дупла новые инструкции, на место которых помещаю очередной доклад. Эти инструкции и доклады можно писать не приходя в сознание и спокойненько отсылать по электронной почте. Воображать, что они кого-нибудь заинтересуют, — симптом клинической гордыни. Против люциферова греха ничего бы не имел, гоняй конторские чины по буеракам свои бумеры. Если моего красавца так подбрасывает посреди сухого и ясного сентября, что будет в октябре и далее по списку? Машина не повинна в существовании национальных государств, таможенных пошлин, преференций, мировых корпораций и битвы, которую корпорации ведут с монокультурными брендами. Я сам работаю на дело Глобализма без огонька и не позволю вымогать подвиги у бессловесного железа. Будь мы пожарные… бригада скорой помощи… участвуй в гонках — это имело бы смысл. А так? Боже правый, неужели Ты вторично сойдёшь на землю, только убедившись, что каждая деревня этой страны обеспечена: Большое Говейново — Макдональдсом, Малое — хотя бы ларьком с презервативами и американской символикой. А Контора мне: давай план! давай план! Ну и плевать. Сказали глобализировать — глобализирую. Из роно тоже на днях прислали цидульку: всемерно содействовать обеспечению сакрализации тра-та-та. В мирных формах, полезных для родины.
Добравшись до дупла и совершив положенные телодвижения, я какое-то время сижу на пеньке, разглядывая то мох и сучья под ногами, то мох и сучья на ближайших деревьях. Не стану уверять, что профессор сидит со мной рядом. Я ещё не спятил. Потусторонняя персона, сопровождающая мои мечты, не таскается за мной по пятам в буквальном смысле. Когда душа алчет чуда — это ещё не душевная болезнь. Впрочем, в последних циркулярах Конторы само наличие души приравнено к болезни. И в последних циркулярах роно! И в последних известиях! Вызывающих мучительную, бок о бок с рвотой, тоску по утраченному задолго до того, как мы родились.
Если бы в детстве я видел, допустим, человека, умевшего правильно кланяться, или хотя бы того, кто таких людей помнил, то и по сю пору в моем владении оставались бы и гипнотический образ (плывёт, милый, как стареющая любительская фотография, такой же невсамделишный и неопровержимый), и доказательство (сам видел! сам!) его пусть и пресечённого бытия. А в моих руках нет доказательств, моя память пожимает плечами в ответ на встревоженный запрос сердца. И тогда сердце стучится — тук-тук! — в дверцу к воображению.
Допущение, будто некий гражданин стал бы идеальным убийцей, додумайся он вовремя поступить на кафедру классической филологии, не безумнее всеобщей веры в то, что кофе без кофеина остаётся кофе, обезжиренное масло — маслом, признавшая гуманистические идеалы церковь — церковью. Но вещи этого мира распределены не по принципу возможно/невозможно, а допустимо/недопустимо. Слишком многое нельзя на Западе, слишком многое нельзя на Востоке; когда они наконец сойдутся на одном дебелом, окончательном НЕЛЬЗЯ, исчезнет последний зазор для свободы и поэзии — и чудес, между прочим, коль скоро существуют те, ради кого чудеса могли бы происходить. Но это вряд ли. Ведь обезжиренное масло безальтернативно не благодаря проискам фирм, разнообразно сколачивающих деньгу на диетах и долголетии, а просто потому, что за настоящее масло, за возможность его производить и жрать, на костёр никто не пойдёт. Я бы первый не пошёл.
Фу, фу, человечий дух! Эти мнимокиплинговские монологи (записывай да публикуй) — результат бесед с одной из училок (что она, кстати, у меня преподаёт?), энтузиасткой взволнованного любомудрия в стиле Льва Шестова. Сперва я думал, что она со мною заигрывает, но это оказалось всего лишь родством душ. От случая к случаю мы тихонько обсуждаем какие-то патологические книжки, геополитические расклады, место и значение смерти в современном мире. Эти поиски абсолюта (Мировой Дух, История, Противостояние Цивилизаций) скорее смешны, чем трогательны — взять хоть нашу уверенность в том, что цивилизации именно противостоят, — но рядом с отвратительным и смешное выглядит гордо.
