Фумико Энти - Маски
– Это не гостья. Она дальняя родственница мамы. – Ясуко посмотрела на красавицу, как смотрят на малое дитя.
Ни один мускул не дрогнул на лице незнакомки под взглядом Ясуко, но стоило ей заметить Ибуки и Микамэ, длинные ресницы пришли в движение, словно сказочная бабочка медленно захлопала темными крыльями в такт дыханию. В то же самое время бледные губы расцвели подобием улыбки, открыв необъяснимо привлекательную темную пещерку рта.
Через мгновение незнакомка поднялась, повернулась к ним спиной и побрела вниз по дальнему склону холма.
Ибуки быстро выбросил ее из головы, но теперь, в поезде, когда Ясуко упомянула про вечер светлячков, необыкновенное лицо той женщины снова всплыло в его памяти. Он все думал, кого же она ему напоминает, но никак не мог угадать; и вдруг сообразил – она же одно лицо с маской Дзо-но онна, которую они видели накануне!
Ибуки моргнул, словно ото сна очнулся.
– Ты ее помнишь, так ведь? – Ясуко как будто ему в душу заглянула. – Та женщина в беседке, вы с Тоёки еще про нее спрашивали. Это и есть Харумэ.
– Правда? Помню только, что она очень красивая, больше ничего. Она замужем?
– Нет. Их с Акио воспитывали порознь. Он мне сказал, что даже не знал о ее существовании, пока не повзрослел.
По словам Ясуко, в семействе Тогано рождение двойни считалось нечистым, презренным актом: только звери по нескольку детенышей сразу приносят. Муж Миэко, выучившийся в Токио на банкира, отрицал подобные предрассудки, но его родители, люди сельские, воспротивились совместному воспитанию малышей. Уважая их взгляды, родители Миэко забрали Харумэ к себе, и официально она числилась дочерью вдовой тетушки. Ребенок так и не вернулся в дом настоящих родителей, даже после смерти отца Миэко. Ясуко узнала о ее существовании только после свадьбы.
– Если они с Акио близнецы, – задумался Ибуки, – значит, ей уже должно быть тридцать. Может, это ночь была виновата, но мне тогда показалось, что ей и двадцати нет.
– Она удивительная женщина, редкой красоты.
– Почему же она не замужем?
– Мне тоже это интересно. – Ясуко неопределенно качнула головой.
– Она как-нибудь себе на жизнь зарабатывает?
– Нет. Наверное, детство в уединенном храме сказывается. Харумэ всегда чувствовала себя немного выше других, как стародавняя принцесса.
– Да уж, вид у нее именно такой и был: как у типичной знатной барышни эпохи Мэйдзи[18], которая волей случая переместилась в наше время. Чувствуется в ней что-то не совсем обычное. Давно она у вас?
– Да, довольно давно. – Ясуко искоса поглядела на него, не поднимая головы.
Мать Миэко тоже умерла, и после войны для семьи наступили тяжелые времена; некоторые из родственников даже начали судиться из-за собственности. В итоге Харумэ отослали обратно в дом Тогано, под тем предлогом, что брат ее, Акио, все равно погиб.
Ибуки подивился подобной судьбе женщины, которая, словно ребенок, слепо подчиняется капризам других людей. Или с ней что-то не так? И не связано ли решение Ясуко уйти из семьи Тогано с возвращением Харумэ?
– Миэко любит ее? – спросил он.
Ясуко медленно покачала головой.
Прежде чем Ибуки успел побольше узнать о Харумэ и намерениях Ясуко, поезд вырвался из длинного туннеля.
За окнами показались огни курортного городка Атами, словно драгоценные камни, рассыпанные по сбегающему к морю склону холма.
Ибуки лениво наблюдал за попытками носильщика справиться с чьим-то багажом, и тут в голову ему пришла одна идея.
– Ясуко, давай сойдем здесь.
– Что?!
Не обратив внимания на возглас удивления, он стащил с верхней полки чемоданы и накинул Ясуко на плечи алое пальтишко.
Поезд остановился. С чемоданами в одной руке Ибуки спешно вытолкал другой девушку на платформу. Не успели они сойти, как поезд снова тронулся в путь.
– Что ты делаешь? Куда мы идем? – Ясуко прижалась щекой к его плечу и смотрела на него снизу вверх, пылая от возбуждения, словно украденная невеста.
Ибуки перехватил чемоданы в другую руку, решительно обнял Ясуко, и они пошли вниз по ступенькам.
Неделю спустя Ибуки сидел за рабочим столом на кафедре, правил корректурный оттиск новой книги. У профессора Макино занятий в тот день не было, а двое других коллег уже ушли домой, оставив кабинет в полное распоряжение Ибуки.
Порой до него доносился звук шагов да телефон звонил в расположенной за толстой стеной библиотеке. Время от времени он стряхивал пепел в пепельницу и смотрел в окно с третьего этажа, на то, как желтые листья гинко трепыхались на ветках дерева, в любое мгновение готовые сорваться вниз и исчезнуть навсегда.
В пять часов отключили отопление, и в комнате заметно похолодало.
Временами перед его внутренним взором появлялась Ясуко, словно в голове рубильник включали, и он снова чувствовал в своих руках ее подвижное божественное тело, как тогда, в отеле на окраине Атами, и в душе нарастало беспокойство. Он с дрожью вспоминал податливую нежность ее запястий и рук, таких хрупких, что временами ему становилось страшно, не отломятся ли они. И тогда он уходил из пыльного и бесцветного мира книг и папок, разложенных на столе, и предавался мечтам, пока не начинал, словно птица, парить в облаках, в неестественно яркой пустоте, где все цвета сливались в один нестерпимо чистый свет.
Только после расставания Ибуки осознал, что ему известно о происходящем в доме Тогано и планах Ясуко не больше того, что она рассказала в поезде.
Перепуганный ее упоминанием о возможной свадьбе с Микамэ, Ибуки поддался импульсу, попытался силой сделать Ясуко своей, но получил лишь необычайно богатый чувственный пир, в конце которого она просто-напросто ушла, не оставив после себя ничего.
Дома он со вздохом отчаяния посмотрел на свою маленькую дочку и стройную безупречную женушку – в одной ни капли детской сладости, в другой ни грамма искуса – и увидел в них только рабские узы, крепко-накрепко сковавшие всех троих.
Сегодня и позавчера он читал лекции, но Ясуко в аудитории так и не появилась. Он просил ее звонить ему в кабинет в любое время, вне зависимости от расписания занятий, вот и сегодня все мешкал и мешкал, даже отменил лекцию в другом университете, чтобы не уходить в три. Проще всего было бы самому набрать номер дома Тогано, но совесть не позволяла.
Ибуки взглянул на наручные часы – оказалось, что уже десять минут шестого. Дольше ждать просто глупо. Он собрал исписанные листы, запихал их в портфель, снял со стоящей в углу кабинета вешалки пальто, надел его…
И вдруг раздался телефонный звонок. Обычно медлительный, Ибуки опрометью бросился к аппарату и схватил трубку, но, услышав мужской голос, разочарованно облокотился на стол.
– А, это ты.
Голос принадлежал Микамэ, которому не было никакого дела до разочарования Ибуки.
– Что за приветствие! – беззаботно воскликнул друг. – Послушай, я тут на одну вещицу наткнулся в книжной лавке неподалеку от больницы и хочу, чтобы ты на нее взглянул.
– Опять твоя порнография?
– Промашечка вышла. Это оттиск со старого выпуска журнала «Светлый ручей». Довоенный. Эссе Миэко Тогано под названием «Мысли о Священной обители на равнине». Читал когда-нибудь?
– Хмм… Нет. Священная обитель на равнине… не об этом ли месте говорится в «Сказании о Гэндзи», в связи с госпожой Рокудзё?
– В точку. Я пару раз читал этот роман, на современном японском, конечно, хотел найти там что-нибудь об одержимости духами, и оказывается, там все на этой госпоже Рокудзё завязано, да ты и сам в курсе. Миэко ни разу не упоминала о своем исследовании, и я даже не подозревал о публикации, но теперь выходит, что она взялась за эту тему задолго до Акио. Меня эссе поразило, а тебе, как специалисту, и подавно будет интересно.
– Спасибо. Ты прав, я бы с удовольствием взглянул на него. Кроме того, мне хочется побольше узнать о Миэко Тогано.
– Помнишь, ты говорил мне тогда, на вокзале Киото, что Ясуко и Миэко как будто бы в разных масштабах видятся? Тогда я не согласился, но теперь начинаю тебя понимать.
Очевидно, эссе действительно произвело на Микамэ неизгладимое впечатление, да такое, что он даже не спросил о том, как Ибуки и две женщины провели остаток времени в Киото. И только когда Ибуки робко признался, что вернулся домой дневным экспрессом, причем ехал вдвоем с Ясуко, интерес Микамэ снова пробудился.
– Она сильно рисковала. На твоем месте я бы вытащил ее из поезда в Атами или еще где-нибудь.
Ибуки мрачно усмехнулся, услышав эти слова. Другу и в голову прийти не могло, что именно так он и поступил.
– Одолжи мне копию эссе, – попросил он, опасаясь, что Микамэ начнет развивать скользкую тему. – Хотелось бы его прочитать. Ты из больницы звонишь?
– Да. У нас сегодня консилиум, но до начала я собираюсь заехать перекусить в кофейню, в ту, что рядом с твоей работой. Поболтать не удастся, но загляни туда по дороге домой, и я отдам тебе эссе.
