Дэвид Эберсхоф - Пасадена
— Дела пошли хуже со времен великой засухи тридцатого года. Это она сразу все здесь погубила. Конечно, это плохо, очень плохо. Больше всего здесь росло апельсинов с рубчиком. Но еще были грейпфруты, мандарины, черимойя, танжерины, абрикосы, королек, персик, грецкий орех, сапота, инжир. Ах, что это было за место, мистер Блэквуд! — продолжила она. — В свое время здесь работали шестеро садовников-японцев; они ходили в зеленых резиновых сапогах и без устали чистили газон бамбуковыми граблями. В доме все было как положено — секретари, горничные в кружевных наколках, швея, а потом и шофер, который ставил машины в бывшую конюшню, переделанную под гараж. Уиллис Фиш Пур строил свой дом четыре года; тридцать мулов работали для того, чтобы можно было срезать верх холма, выкопать пруд, куда запустили форель, и расчистить два акра земли под сотню розовых кустов.
Миссис Ней сказала, что дом напоминает один из замков Французской Луары — Шато Боргар.
— Элмер Хант — вы, конечно, слышали о его племяннике, Майроне, — сделал из него… пожалуй, больше всего это похоже на то, что в Калифорнии называют «кастильо». В подвале была дорожка для боулинга, бильярдная, где мистер Пур, бывало, катал шары со своими работниками, и лоджия, вынесенная за портик, где в фарфоровых горшках стояли маленькие апельсиновые деревца, цветы которых источали такой дурманящий аромат, что Лолли Пур, дочь мистера Пура, однажды упала в обморок, не выдержав их сильного благоухания. Каждая из двенадцати спален дома выходила окнами на апельсиновый сад, и еще восемь ванных комнат (первый в Пасадене дом со всеми удобствами, Джордж все время предупреждает, чтобы я не забыла об этом сказать) и боковое крыло, где могло разместиться двадцать четыре человека обслуги. Но это все прошлые дела, — сказала миссис Ней. — Теперь так больше никто не живет.
Она сомневалась, что Блэквуд намеревается так жить. Вполне могло статься, что он разрушит здесь все до основания, оголит холм и понятия не будет иметь, как поступать дальше. Черри вовсе не была сентиментальной, и, хотя это ее абсолютно не касалось, в самой глубине души она все-таки надеялась, что дому найдется хозяин — придет, постелет в холле ковер, посадит новые растения. Как любила говорить Черри, надо же сохранить хоть кусочек живой истории.
На площадке между первым и вторым этажом они постояли у окна, любуясь видом на Норд-Висту, на ее фонтан с дельфином, теперь совсем засохший, и на посадки камелий, заплетенные порослью ежевики с красными фонариками ягод на ветках. Черри отметила про себя, что отсюда ранчо смотрелось совсем заброшенным и как будто исподволь открывало гостю свою печаль.
— Давно здесь никто не живет, миссис Ней?
— Примерно год. Но в упадок все стало приходить гораздо раньше.
— Вокруг города много таких мест, миссис Ней. Все говорят — Пасадена теперь совсем не та, что раньше.
— Наверное, вы правы, мистер Блэквуд. Когда здесь последний раз строились? Году, может быть, в двадцать девятом — тридцатом. А я еще помню времена, когда новые дома появлялись по два в неделю.
Блэквуд почуял удобный момент, хотя пока и не понял, как им лучше воспользоваться, и заметил:
— Нельзя забывать о войне, миссис Ней.
— Конечно, мистер Блэквуд. Не подумайте только, что я ничего не делаю. Я, как все, сливаю жир после жаренья в консервную банку, чтобы использовать его снова, и вместе со своей поварихой научилась готовить творог на разные лады. Я не жалуюсь. Рано или поздно война закончится, но я уверена: Пасадена никогда не будет такой, как была.
— Ничего не будет таким, каким было, миссис Ней.
— Верно, мистер Блэквуд, — отозвалась она и добавила свое обычное: — Вот так вот. — Помолчав немного, она продолжила: — Но мы ведь не пейзажами любоваться приехали. Здесь еще много чего есть посмотреть, мистер Блэквуд! Обратите внимание на статую Дианы. Она тоже продается вместе с домом.
Черри нелегко было раскусить Блэквуда: он казался одновременно прямым и хитроумным, вызывающим доверие и замкнутым, подростком и взрослым. Ей было известно, что родом Блэквуд не из Пасадены и что его не приняли в охотничий клуб «Долина». Отказали ему и в «Атенеуме» при Калифорнийском технологическом институте: даже его приятель, Суини Вонючка, не поддержал кандидатуру Блэквуда; а в «Плейхаусе» единодушно проголосовали против его принятия. Но Черри жалела неудачников гораздо больше, чем ее супруг и вообще люди ее круга; ей хотелось взять Блэквуда за руку и посоветовать ему прекратить эти бесплодные попытки, ведь некоторым будто на роду написано входить в любую дверь, а некоторым — нет.
С террасы она показала ему апельсиновую рощу, одноэтажный жилой дом и служебные постройки.
— Он продается вместе со всем хозяйственным инвентарем. Если вам интересно и если вы серьезно обо всем этом думаете, я приготовлю для вас опись.
Блэквуд чувствовал, что просто обязан ответить:
— Да, я серьезно обо всем этом думаю, миссис Ней.
Она вытянула руку, показывая границу участка:
— Вот от того холма, видите, со следами пожара на склоне, вон до того, похожего на верблюда, и еще маленькая речка, вон там.
— А что это за шум? — спросил Блэквуд.
— Шум?
— Как будто что-то жужжит.
Они стояли на террасе, и красная керамическая плитка сияла у них под ногами.
— Это парковая трасса, мистер Блэквуд.
— Что, так близко?
— Да, как раз за тем холмом. Капитан Пур, сын мистера Пура, продал часть участка владельцам, которые просто мечтали проложить шестиполосную дорогу вдоль Арройо-Секо.
Она не стала говорить, что одним из этих людей был ее муж.
— И значит, здесь шумно и днем и ночью?
— Наверное, да. Говорят, здесь в час проезжает по сто машин.
Они с Блэквудом понимающе переглянулись — раз дорога проходит так близко, значит, и участок можно будет продать подешевле; Черри благоразумно умолчала о том, что на строительстве дороги они с Джорджем просто озолотились.
— Если бы не этот шум… Мы с вами сейчас как будто оказались в прошлом, не так ли, мистер Блэквуд?
Он думал о том, что перед ним очень привлекательная женщина, маленькая, упертая, похожая на тех немногих женщин-профессоров, которые работали в Калифорнийском технологическом институте. У него на языке вертелся вопрос, и он произнес:
— А вы, миссис Ней? Вы тоже из Пасадены?
Она ответила, что родилась в Приморском Баден-Бадене, а Джордж — в Бейкерсфилде, и продолжила:
— И я, и Джордж — мы оба не из Пасадены, но именно здесь добились всего и сами. Мы уже десять лет живем в Хилл кресте и видим, как все изменилось, мистер Блэквуд. А еще через десять лет перемен здесь будет гораздо больше.
Для себя она никак не могла решить, чего больше в ее занятии недвижимостью — свиданий с будущим или расставаний с прошлым; иногда все получалось легко и просто, открывалась калитка, и бунгало переходило от одного поколения к другому, но иногда, особенно в сделках Джорджа, с прошлым нужно было расправляться весьма решительно — скажем, построить сотню новых хорошеньких маленьких домиков на месте цитрусовой рощи.
Блэквуд заметил, что в последнее время перемены были какими-то особенно быстрыми: отель «Виста» стал военным госпиталем, магазинчики на Колорадо-стрит, где когда-то продавали цукаты, теперь стояли заколоченными, с десяток особняков на Ориндж-Гроув-авеню, брошенных хозяевами, сдавали теперь под меблированные комнаты или оставляли на съедение крысам. Над долиной, где лежало ранчо, почти всегда висела легкая коричневая дымка, отчего пейзаж казался сумрачным, похожим на те картины, что висели по стенам охотничьего клуба «Долина»; по крайней мере, так рассказывали Блэквуду.
— А вон там что такое, миссис Ней?
— Где?
— Вон там, что-то белое на самом краю рощи. Какой-нибудь хозяйский каприз?
— Нет-нет. Это мавзолей. Они все там похоронены, вся семья.
— Кто?
— Семья Пур. Последним был капитан Пур. Он пережил жену с сестрой больше чем на десять лет.
Тут на Черри нахлынули воспоминания, и она произнесла то, чего вовсе не собиралась говорить:
— Необычная она была женщина.
— Кто?
— Его жена.
Они двинулись дальше, и миссис Ней рассказала, что панели красного дерева, которыми была отделана библиотека, попали сюда из поместья обедневшего графа, который жил неподалеку от Виндзора, и доставлены в Калифорнию известной антикварной фирмой братьев Дювен. Шторы были опущены, в щели выложенного елочкой паркета набилась пыль, в комнате было тускло и пусто, хотя на полках стояло несколько тысяч книг.
— Нынешний хозяин их совсем не трогал. Он сказал мне, что не любит читать чужие книги. Он не из Пасадены, мистер Блэквуд. Или все-таки, наверное, из Пасадены, только совсем непохожий на других.
