Рю Мураками - 69
При виде меня на лицах Нарасима и Отаки появились неприятные ухмылки. Во втором классе мы учились вместе. Оба они были отстающими. Когда я, впрочем, не очень понимая смысл, пытался одолеть «Империализм как высшая стадия капитализма», они даже имени Ленина не знали. Оба были тупицами и только начинали осознавать, что оказываются в ряду заурядностей. Вступив в Объединенный фронт борьбы, они переменились, поняв, что даже посредственности могут стать звездами. Я с презрением смотрел на них, когда они начали распространять в школе листовки с призывами Студенческо-рабочего движения университета Нагасаки. Я считал их намного ниже себя. Но, используя футоны, подушки и бумажные салфетки, они смогли привлечь к себе таких же тупых, как они сами, и теперь почувствовали уверенность в себе.
– Что это значит? Ядзаки? Подумать только! – воскликнул Нарасима.
– Решил вступить в наши ряды? – спросил Отаки.
Когда он еще только создавал организацию и приглашал меня, я отказался. Я сказал тогда, что еще не созрел и занимаюсь внутренними поисками, но это была ложь. Мне не хотелось, чтобы меня выперли из школы за занятия подобной деятельностью, а кроме того, считал, что производство фильмов быстрее приведет меня к разбросанным футонам, подушкам и бумажным салфеткам. Но сейчас говорить об этом было неуместно. Причиной тому – Мацуи Ка-дзуко. Моему олененку Бемби нравились мужчины, которые ведут борьбу.
– Да, хочу вступить, – сказал я.
Отаки и Нарасима вначале удивились, а потом обрадовались и пожали мне руку. Они представили меня парню в шлеме со словами, что я блестящий теоретик и еще в школе читал труды Маркса и Ленина. Парень в шлеме сказал, что одной теории недостаточно, и посмотрел на меня. Вид у него был довольно дебильный. Но я имел дело с девятью, и мне нужно было срочно взять ситуацию ПОД КОНТРОЛЬ.
– Хорошо, Отаки, – сказал я, – расскажи, каковы твои планы борьбы.
Отаки и Нарасима растерянно переглянулись. В их головах не было никаких идей. Объясняя свои планы, они сказали, что собираются создать группу, связанную с Нагасакским университетом, и вместе с Ёкота-сан и другими распространять листовки с призывами «За мир во Вьетнаме»...
– Давайте лучше построим баррикады.
На Кюсю еще ни разу не только в школах, но даже в Нагасакском университете не возводили баррикад. В нашем провинциальном городке на западном побережье острова еще ни разу школа не была забаррикадирована. Такая идея была им столь же малопонятна, как фильмы Годара или песни «Led Zeppelin». Она всех ошеломила.
– Я уже решил. Это должен быть день окончания занятий, 19 июля. Мы забаррикадируем крышу школы.
Мое предложение всех привело в восторг, только у парня в шлеме вырвалось: «Это безумие!»
– Помолчи, это дело Северной школы. Оно не имеет никакого отношения к студентам Нагасакского университета, которые никогда не возводили баррикад.
Масугаки и прочие второклассники посмотрели на меня с уважением.
– Вся проблема в том, что мы имеем дело с организацией, где нет даже десяти членов. Как только станет известно, что мы собираемся забаррикадироваться, нас исключат из школы раньше, чем мы успеем начать, – уверенным голосом произнес я, потом продолжил: – Нам нужно приобрести больше сторонников. Пока их число не возрастет, наш план должен оставаться в тайне. Организация должна быть подпольной. Поэтому 19 июля доверим баррикадирование нашим союзникам. После баррикадирования там никого не останется. Это будет тактикой герильи.
Я всерьез увлекся и перешел на стандартный японский:
– Нашей тактикой будет написание граффити на стенах школьных помещений. Потом мы вывесим с крыши огромный лозунг. Мы сделаем это глубокой ночью, в стиле герильи. Мы забаррикадируем проход между лестницей и крышей, чтобы лозунг было невозможно снять. Нам нельзя будет использовать нынешнее название организации, иначе Нарасима и Отаки немедленно исключат из школы. Поскольку организация пока еще слишком малочисленная, такого мы допустить не можем. Именно об этом писал Че Гевара в своей книге «Принципы герильи».
Никто не произнес ни слова. Только Адама, улыбаясь, почесывал подбородок. Он один понимал, что причиной всему Мацуи Кадзуко.
– С маленькой группой нам не потребуется много денег, и число участников достаточное. Если мы сделаем это в день окончания школы, трудно будет что-то узнать, поскольку назавтра начнутся летние каникулы, а на учащихся вывешенный плакат произведет сильное впечатление. Так как во время каникул они не будут общаться с учителями, их не смогут настроить в антиреволюционном духе, и, возможно, за время летних каникул они даже прочтут Маркса или задумаются о Вьетнамской войне. Еще одним важным лозунгом должно быть что-то имеющее отношение чисто к префектуре Нагасаки: протест против Общенационального состязания, которое правительство хочет использовать как контрреволюционную меру. Нужно подчеркнуть, что девушкам участие в подготовке к массовым церемониям мешает готовиться ко вступительным экзаменам в университет. Значительно проще расширить фронт борьбы, если удастся сформулировать конкретные требования, когда люди соотносят задачи общей борьбы с личными интересами. Разумеется, мы не станем говорить, что все было задумано учащимися Северной школы, но и не будем утверждать, что это дело рук посторонних. Мы можем только намекнуть, что ветер дует из Северной школы.
Немного погодя, Отаки поднял руку.
– А как мы назовем себя, если не Всеобщий комитет борьбы Северной школы?
Я посоветовал ему не волноваться.
– Я уже придумал название – «ВАДЖРА». Это санскритское слово ассоциируется со страстными и гневными богами. Этого недостаточно?
– Более чем достаточно! – прокричал Масугаки, и все зааплодировали.
Так я стал предводителем общины «Ваджра», новой антиправительственной организации Северной школы.
КЛАУДИА КАРДИНАЛЕ
Через несколько дней после окончания семестровых экзаменов, которые я сдал очень плохо, мы с Адама и Ивасэ снова поднимались по холму к агитационному пункту.
– Помнишь, Кэн-сан, как в прошлом году мы ездили поразвлечься в Хаката? – сказал Ивасэ.
– Когда мы целую ночь провели в кинотеатре?
Ивасэ вспомнил о том уик-энде прошлым летом, когда мы с ним сели на поезд и отправились в Хаката, чтобы посмотреть несколько фильмов. Мы поехали туда в субботу, узнав, что там всю ночь будет проходить фестиваль польских фильмов.
– Помнишь джаз-кафе, где мы были?
– Ага.
– Как оно называлось?
– Кажется, «Riverside». Оно было прямо на берегу реки.
– Я подумываю, чтобы во время летних каникул там немного подработать.
– В «Riverside»? Здорово!
– Хозяин его – славный парень. Я послал ему письмо.
– Правда?
В прошлом году мы с Ивасэ прибыли в Хаката после обеда. Забросив вещи и отметившись в общежитии университета Кюсю, мы сразу отправились посмотреть на американский «Фантом». Потом съели по миске лапши и направились в квартал кинотеатров. Прямо напротив маленького кинотеатра «Худфильмы» находился красочный стенд. Его украшала розовая женщина с огромными титьками, и были написаны названия фильмов: «Потроха ангела», «Похитители эмбрионов» и «Грязные бабы в лесной глуши». Я остановился и пялился на стенд. Ивасэ сразу потащил меня туда, где показывали «Пассажирку», «Мать Иоанна от ангелов» и «Канал».
– Подожди, подожди, подожди, подожди, Ивасэ! Давай посмотрим лучше фильмы Вака-мацу Кодзи или Тодзюро вместо этих польских фильмушек, где нет даже «Пепла и алмаза». Вместо гостиницы нам придется дремать в кинотеатре, наблюдая за страданиями монашек и партизан...
Всегда серьезный Ивасэ предложил сделать выбор при помощи дзянкэн, и я проиграл. Но все равно я сказал, что смотреть на нацистов не хочу, и направился к бабам с розовыми буферами. Такой была наша краткая поездка. Мы встретились на следующий день в джаз-кафе «Riverside». Ивасэ попросил сыграть Колтрей-новскую балладу, а я заказал мелодию Стэна Гетца. В промежутке между этими мелодиями оркестр исполнил песню Карлы Блэй по просьбе группы девчонок лет двадцати. Их было три и, похоже, что все они работали продавщицами в отделе одежды в универмаге. Девицы из универмага с удовольствием слушали песни двадцатилетней давности. Одна из трех очень приглянулась Ивасэ. Она была типичной выпускницей коммерческого колледжа: невзрачная, длинноволосая, смуглая и узкоглазая. Я знал, что они с Ивасэ переписывались, и подумал, что он хочет получить временную работу на летних каникулах, чтобы видеться с ней. Однажды он показывал мне письмо от этой девушки. «Дорогой Хидэбо, как вы поживаете? (Настоящая фамилия Ивасэ была Хидэо.) Сейчас, когда я пишу вам, я слушаю совместное выступление „Booker Little“ и Эрика Дольфи. Возможно, вы правы, когда считаете меня слабой женщиной. Мне следует слушать, что говорят люди вокруг, а верить только самой себе. Но когда я думаю об окружающих, то утрачиваю уверенность в себе... Что мне делать?» Когда я попросил Ивасэ объяснить, в чем состоит ее проблема, он притворился, что ничего не понимает, но мне было очевидно, что речь идет о какой-то ЗАПРЕТНОЙ ЛЮБВИ. Может быть, о начальнике с женой и детьми, о якудза, об отчиме, о любимом песике? Связь с этой девчонкой была единственным, что делало Ивасэ старше меня. Когда я упоминал о ней, Ивасэ только улыбался и бормотал: «Она настоящая женщина». Я даже ревновал, думая: неужели он приехал сюда только ради встречи с этой девицей? Хоть в чем-то Ивасэ меня обогнал. Я вспоминал эту девушку в легком платьице. Ивасэ был прав: от нее исходил запах «настоящей женщины».
