Вольфрам Флейшгауэр - Три минуты с реальностью
— Они превратят твою дочь в машину для танцев, — сказала мать и добавила: — Держу пари, в первый же год они начинают колоть девочек гормонами.
— Что за чушь, — возразил отец. Хотя на самом деле ему тоже было не по себе при мысли, что обожаемая дочурка пойдет в балетную школу бывшей Восточной Германии — страны, ненавидимой им больше всего на свете. Балет ведь тот же большой спорт, а жизнь большого спорта в ГДР хорошо известна. Классический танец, разумеется, преподавался там по русской методике. Школа Вагановой. Анита раздобыла учебник и прочла его от корки до корки. Потом возразила Маркусу:
— Только послушай. «Упражнения требуют такой же борьбы со своим организмом, как и преодоление болезни». Понимаешь, что это значит? Они обращаются со здоровым организмом как с больным.
Вопрос некоторое время оставался открытым.
— Ты погубишь себя, изуродуешь свое тело, — как-то сказала мать. Джульетте исполнилось семнадцать, и конец обучения был не за горами.
— Ерунда. Сходи в дискотеку, где дым стоит коромыслом, или на футбольную площадку. Спорт в десять раз опаснее танца.
— Посмотри на свои ступни! Это же вредно.
— Конечно, мама. Это вредно. А миллионы людей сидят по восемь — десять часов в день абсолютно неподвижно и зарабатывают искривление позвоночника или смещение межпозвоночных дисков. Или катаются на горных лыжах и ломают себе все на свете. Или курят по двадцать сигарет в день, как ты, например. И пока ты куришь, не тебе говорить о моих ступнях.
Через две недели ей вырвали все четыре зуба мудрости одновременно — чтобы лишний раз не пропускать тренировок. Почти неделю она пролежала с флюсом, глотая болеутоляющие и антибиотики, но тренироваться стала еще прежде, чем сняли швы. Анита всерьез собиралась подать на стоматолога в суд.
— Танцорами становятся люди, по-настоящему одержимые, — говорил Маркус. — Иначе ничего не получится. Радуйся же, что твоя дочь чего-то хочет в этой жизни.
Маркус разделял беспокойство ее матери лишь отчасти. Хотя физическая выдержка дочери приводила его в изумление, но одновременно и восхищала та непреклонность, с которой ребенок посвящает свою жизнь выбранной профессии. Поэтому разговоры Аниты и Маркуса на эту тему проходили всегда по одному сценарию.
— Она слишком молода, чтобы знать, чего хочет.
— Подобные рассуждения верны для среднестатистического человека. Но твоя дочь не среднестатистический человек.
— Каждый ребенок имеет право на детство.
— Но каждый талант имеет право быть реализованным.
— Гэдээровская ментальность. Успех, успех, успех.
— Нет. Закон природы. Если хочешь играть на скрипке, нужно действительно на ней играть. Часто и помногу, в противном случае лучше сразу отказаться от этой идеи. Эти ваши западные хиппи и иже с ними — конечно, это все очень мило, но в итоге ничего стоящего из них не вышло, так, школьные учителя да несколько не признающих галстука парламентариев.
— Однако наша страна все еще существует. В то время как другая исчезла с лица земли.
— Не отклоняйся от темы.
— Ты подстегиваешь свою дочь, потому что у тебя самого на подобное не хватает мужества.
— В точку. Не хватает. Ни мужества, ни таланта. Но я никого не подстегиваю. Она сама подстегивает себя.
И в этом матери приходилось с ним соглашаться. Она надеялась, что Джульетта вскоре сдастся, не выдержав гонки за результатом. Но та слишком хорошо знала, что Анита ждет малейшего проявления слабости с ее стороны, чтобы усилить давление. И держала себя в руках. Даже вернувшись домой в десять вечера и рухнув в кровать совершенно без сил, на следующее утро в четверть восьмого она как ни в чем не бывало сидела за кухонным столом, с довольным видом чистила фрукты и с нетерпением ожидала момента, когда, обмазав ступни оленьим жиром, обмотав пальцы пластырем и обложив ватой, наденет пуанты и начнет день с арабески.
В мае 1999 года Джульетта сдала выпускной экзамен на «отлично», но это, как оказалось, ничего не значит. Она не понимала, чего ей не хватает. Хотя после семнадцатого просмотра стало ясно, что не хватает чего-то очень существенного. Из четырнадцати девочек ее класса к началу июня постоянного контракта не было только у трех, в том числе у Джульетты. Две недели спустя, после того как две оставшиеся однокашницы приняли предложение танцевать в Кайзерслаутерне и Нойштрелице 15 соответственно, она осталась одна. Конечно, у нее тоже были предложения, но они казались ей недостаточно хорошими.
— Чего тебе действительно не хватает, так это скромности, — сказала одна из ее одноклассниц.
— Уж лучше поступить в школу бизнеса, чем согласиться ехать в Кайзерслаутерн, — отвечала Джульетта.
— Тогда пора покупать карманный компьютер, — возражали подруги.
В июле ее охватила паника. Она окончила школу одной из лучших, и ей казалось просто немыслимым ехать в глухую провинцию, пусть даже и с самым прекрасным контрактом. Но ведь через шесть недель начнется новый сезон, все балетные коллективы давно репетируют. Пока она может тренироваться в школе. Правда, поступило два или три приглашения из-за границы, к которым можно отнестись серьезно. Но она ощущала себя все неувереннее с каждым днем. Тренировкам в школе скоро настанет конец. Ей, как и другим безработным танцорам, придется ходить по утрам на тренировку в какую-нибудь частную балетную школу, да еще и платить за это удовольствие, а в остальное время размышлять о том, как сложится ее дальнейшая жизнь. Мрачная картина. Однако реальность оказалась еще хуже. Первая же такая тренировка открыла ей ее темное будущее. Глядя на других танцоров, занимавшихся вместе с ней, она воочию убедилась, как быстро утрачиваются навыки, стоит лишь ненадолго выпасть из обоймы. И страшно расстроилась. Сразу после тренировки вернулась в свою студию на Гзовскиштрассе, включила диск Римского-Корсакова и пятьдесят минут танцевала в комнате одна. Она поняла, что боится по-настоящему. Страх одолевал ее, и она могла противопоставить ему только танец — единственное, что умела в этой жизни, — и она танцевала, вытесняя свой собственный страх.
В который раз она просматривала журнал «Балет интернэшнл», подчеркивая объявления теперь даже и о тех просмотрах, на которые прежде не обращала внимания. В театрах федеральных земель и небольших городов — пусть даже она не знает, где эти города находятся. Компания «Уорнер бразерз муви ворлд» набирала танцоров для какого-то мюзикла в Оберхаузене. Разумеется, куча предложений от частных компаний. Ужасно. Она хочет танцевать «Жизель» и «Лебединое озеро», а не участвовать в каком-нибудь современном балагане или дешевом американском мюзикле.
И тут произошло чудо. Ассистент главного балетмейстера Государственного оперного театра позвонил ей и сказал, что хотя весной после просмотра ей было отказано, теперь по ряду причин им удалось отвоевать место стажерки, и оно может быть предложено ей, если, конечно, ее это интересует. Платить ей, правда, не будут даже в случае замены кого-то из труппы в спектакле, зато она сможет тренироваться вместе с труппой и осваивать репертуар.
Она сразу же согласилась и дала себе слово использовать время стажировки для того, чтобы получить хороший постоянный контракт. Это произошло в конце июля. Уже через две недели она приступила к тренировкам, вскоре начались и репетиции.
А потом она встретила Дамиана.
3
Она прошла пешком от театра до площади Хакешер Маркт и около половины пятого добралась до Хакеше Хофе. Уже смеркалось. В этом театре она никогда не бывала и ничего не знала о нем, но, увидев рядом кассы предварительной продажи билетов, спросила, куда идти, и кассирша ей рассказала.
Вход в театр она нашла легко. Пробираясь между ящиками пива и минеральной воды, сложенными прямо на дороге, поднялась по изогнутой лестнице.
Валери, танцовщица из Лейпцига, два года уже работавшая в балетной труппе Государственного оперного театра, посоветовала ей сходить сюда. Недавно они заговорили о балете, запланированном в Театре немецкой оперы на следующий сезон: «Танго-сюите» Джона Бекмана 16. Из чистого любопытства Джульетта просмотрела видеозапись фрагментов более ранней постановки. Музыка привела ее в восхищение, ей захотелось узнать о танго побольше. Но в ее окружении никто ничего о танго не знал.
— Если хочешь узнать о танго, пообщайся с кем-нибудь из аргентинской труппы, приехавшей сюда на гастроли. Они сейчас танцуют в каком-то театре. Насколько я знаю, репетируют спектакль и осенью покажут его. Не пойму только, почему эта музыка кажется тебе трудной?
— Не трудной, — возразила Джульетта, — странной. И потом, по-моему, пытаться танцевать под музыку, о которой ничего не знаешь, просто смешно. Ты разве так не считаешь?
— Да что интересного можно узнать о танго? Музыка мачо. Чувственная до омерзения и страшно грустная.
