Еремей Айпин - Ханты, или Звезда Утренней Зари
Девушка стала поправлять платок. Он увидел тонкие пальцы и прядь волос цвета коры осенней лиственницы. А лиственницы ему нравились, и сейчас, когда он глядел на волосы девушки, окончательно прошла утренняя досада, что попутчиком оказалась женщина. Ну и ладно, подумал, он, хотя ехать с мужчиной намного проще — меньше хлопот.
По движению пряди волос он понял, что девушка оглядывает берега. Слева чистый сосновый бор с белым ягелем и зеленым брусничником. Справа устье Ягурьяха и песчаный мыс. У Демьяна сейчас возникало впечатление, что река приподнимается. А приподнимали ее белый ягель и ослепительно яркий песок на обоих берегах. Даже в самую хмурую погоду тут бывает светло. Сливались воедино воды, песчинки, человек, сосны и небеса… Видно, девушка тоже почувствовала подъем реки: оглянувшись, спросила тихо:
— Почему этот… пункт приема рыбы здесь не построили, а?! Красиво-то как!
— Мелко, — ответил Демьян.
— Мел-ко?! — удивилась она.
— Катера с баржами к берегу не подойдут. За рыбой соленой они приходят.
— Мел-ко… — она будто взвесила это слово. — Ну и что!..
Демьян ничего не сказал. «Будто я обмелил тут реку», — подумал он. Впрочем, немного поразмыслив, он понял, что она имела в виду не только мелкоту реки возле этого берега. И он снова вспомнил утро сегодняшнего дня: разве мужчина-попутчик стал бы переспрашивать про мелкоту. Да никогда не догадался бы лезть в глубину, ему было бы все равно, главное — плыть вперед, плыть к дому.
Девушка взяла весло и начала грести с левого борта.
Демьян все прикидывал: в селении приставать или нет. Пристанешь — расспросы начнутся, куда да кого везешь. Старики, как водится, найдут повод для шутки. Не пристать тоже нельзя: гость, проезжающий мимо дома, на хозяев зло держит на уме. Так принято считать. А у него ничего плохого не было в голове. Значит, мимо не проедешь.
Вот и селение — пять бревенчатых домиков, лабазы, навесы, амбары. И чуть в сторонке длинный кум[18] — помещение, где в чанах и бочках рыбу солили.
В доме деда Никиты за чаем спрашивали Демьяна:
— Куда едешь-то — в Нижний Поселок?
— В Нижний. Почту везу, — отвечал Демьян.
— А Седой где?
— Отпросился.
— Случилось что?
— Да нет, ничего. Свататься, что ли, куда-то поехал. Так говорят.
— И то — дело нужное…
— Вот попросили меня один раз съездить. Чего ж, говорю, не съездить — коль человека нужно выручить.
— В молодости все легко дается, — сказал хозяин. — Мы тоже, помнится, в молодости по всей реке гоняли. Так, иногда без особой нужды, ради удовольствия дороги. А почта, конечно, дело серьезное…
Потом в разговор вступила хозяйка, жена деда Никиты. Наливая гостям чай, она спрашивала:
— А что за девушку иль женщину везешь?
— Доктора-девушку, — сказал Демьян, поскольку все в поселке называли ее просто «доктор-девушка» или «лекарь-девушка».
— Куда едет?
— В город, на свою землю.
— А кто людям здоровье будет делать?
— Другая девушка приехала.
— Ну, так скажи…
— Насовсем уезжает? — спросил дед.
— Кажется, да… Насовсем…
Помолчали немного. Затем хозяйка, чуть усмехнувшись, сказала:
— Вот Седой неведомо куда умчался за невестой. А бывает так — далеко не надо ездить. И всю жизнь хорошо живут.
Демьян понял ее намек и, смутившись, уткнулся в чашку, ничего не ответил. Мол, семьей пора обзаводиться. А дед как ни в чем не бывало, посасывая трубку, поддакнул жене:
— Да, бывает такое. Главное — вовремя увидеть. Не упустить… — и он выразительно посмотрел на девушку, словно ждал ее поддержки.
Хотя говорили по-хантыйски, но она по смущению Демьяна и взгляду деда, видно, догадалась, о чем речь. Она отодвинула чашку, взглянула на хозяйку, потом улыбнулась своему попутчику — мол, не падай духом, и, повернувшись к деду, объявила весело:
— Он сам не возьмет меня!
— Это почему же?! — опешил дед.
— Да я даже весло держать не умею!
Все в доме засмеялись. Улыбнулся и Демьян.
— Научить этому можно, — уверенно сказал дед Никита.
— Можно… — уверила и хозяйка.
И хозяева смолкли, призадумались каждый о своем. Демьян воспользовался паузой, поднялся со словами:
— Нам пора ехать. Дорога дальняя…
— Да-да, дорога дальняя, — согласился дед и тоже поднялся.
Он проводил гостей до берега — и слова прощания были сказаны уже на ходу. А перед взором Демьяна долго еще стояла одинокая фигурка деда с печальными глазами. Печаль появлялась у воды. Вода всегда напоминала деду, как он провожал на фронт младшего сына по этой реке. И, глядя на молодых гостей, он снова осознавал, что ушедший сын не приведет ему в дом невесту, и несуществующая невестка не народит ему внуков.
Сын уплыл по реке вечности, не успев оставить никого…
Оттого дед долго и печально смотрел вслед уплывающим. Его сын и сейчас мог бы плавать по этим водам, если бы не война…
Демьян чувствовал на себе печаль дедовых глаз и молчал. Молчала и девушка. Так молча проплыли несколько песков и прямиц. Потом девушка спросила — и Демьян рассказал все, что знал про деда и его семью. И они снова ехали молча. Затем девушка отсидела ногу, и они остановились на чистом длинном песке на короткий отдых. Пока он возился с костром и чаем, она искупалась и легла на горячий песок под солнцем. И он увидел, что линии ее тела стали линией берега, линией леса, линией горизонта. А линии Земли всегда так упоительны и прекрасны… И он ощутил всем существом своим, что мир… меняется. Он уловил мгновение изменения мира. Он уловил то мгновение, что неведомо человечеству. Это он понял позже. Теперь же он медленно отвел глаза и повернулся на спину. Высоко-высоко в голубом мареве неслись белые облачка, и между ними парил орлан. Он ходил кругами — и круги каждый раз были новой формы: чуть вытянутые, правильные, но пересекались все в одной точке. Потом орлан исчез — в небе остались лишь белые точки облаков. Но появился он так же неожиданно, как и исчез. В когтях он держал большую рыбу. Она золотисто сверкала на солнце чешуей. Орлан сделал два-три круга — и выпустил рыбу. Она, сверкнув чешуей, полетела вниз.
Демьян вспомнил примету: если орлан подарит человеку рыбу — тому будет удача. Но сейчас рыба не интересовала его. Он тихонько поднялся, прошел к обласу, постоял над водой. Потом вдруг — не раздеваясь, прямо в одежде — бухнулся в реку и поплыл против течения, наискосок, на другой берег. На стрежне вода яростно ударила его в грудь: она пыталась опрокинуть его, затянуть в водоворот и, оглушив, подтолкнуть к острому клыку донной коряги. Но он сопротивлялся, и под его бешеным напором река нехотя уступала — он двигался вперед. И это доставляло ему какое-то удовлетворение.
Вернувшись на свой берег, он увидел, что девушка, уже одетая, сидела у кострища.
— Жара какая — сгореть можно! — сказала она.
— Жара ничего, вот под дождь бы не попали, — проговорил он, оглядывая небо.
— Небо чистое, откуда дождь возьмется?
— Сегодня нет близко дождя, а вот завтра…
— Ну, до завтра еще дожить надо, — улыбнулась она.
— Доживем, — уверил он. — Куда ж денемся?! Когда они, собрав вещи, подошли к обласу, чтобы отплыть, Демьян, немного поколебавшись, сказал:
— Марина, вам птица подарила рыбу.
— Какая птица? — удивилась она. — Какую рыбу?
И он сказал про орлана и примету с удачей. Для убедительности хотел показать птицу на небе, но ее там уже не было — улетела, видно, домой.
— Почему именно мне? — спросила она.
— Он бросил рыбу на вашу сторону песка, а не на мою, — сказал он.
— Пойдемте поищем! — предложила она.
И они босиком, по горячему песку направились в нижний конец косы на поиски подарка птицы. Лишь на втором круге нашли рыбу — серебристого язя со следами когтей возле спинного плавника.
— Что с ней делают? — спросила Марина.
— Сушат и вешают где-нибудь в доме.
— Как талисман, значит, — кивнула она. — Ладно, высушим. И поедет она в город…
Они вернулись к обласу. Демьян смыл с рыбы песок, распотрошил и спрятал на корме.
— А вам, Демьян Романович, птицы дарили когда-нибудь… удачу? — спросила девушка.
— Нет, — сказал он, оттолкнув облас. — Мне — нет. А вот отцу — да. Помню, в детстве он раза два или три привозил рыбу со следами когтей. От орлана, говорил он.
— И что с удачей?
— Вообще-то отец удачливый был. На охоте, на рыбалке…
— Старый, видно. На охоту уж не ходит?
— Погиб. На войне…
После долгой паузы девушка тихо сказала:
— Мой… тоже. Там же.
И оба замолчали. И Демьяну показалось вдруг, что у них был один отец и осиротели одновременно — в апреле сорок пятого, за считанные дни до Победы. Он был мальчиком, мужчиной, охотником. А мужчина все же есть мужчина. Это ему внушали с люльки, чтобы он рос мужественным. А каково же девочке без отца?! Девушке, женщине?! Он этого не мог себе представить, но знал, что это, должно быть, очень больно, и он почувствовал эту боль. И еще ему стало стыдно за свое утреннее сомнение. Когда начальник почты Хмелев спросил, возьмет ли он попутчика — очень уж просится человек, — Демьян согласно кивнул. Чего ж не взять человека, если нужно ехать: с попутчиком всегда веселее, да и грести будет сам. Возьму, сказал он Хмелеву, если, конечно, облас поднимет. Бывает, приходят очень солидные попутчики. Облас поднимет, уверил тот, не сомневайся. Но когда на пристань пришла доктор Марина, он понял, что попал впросак. Ехать с женщиной, которая не представляет себе таежных рек и дорог, — мало приятного. Можно было, конечно, отказаться наотрез, но он из деликатности не сделал этого: человек уже настроился на необычное путешествие по реке. Скрыв досаду, он промолчал. Он вспомнил, что еще зимой слышал разговоры о ее отъезде: собиралась в город к матери и жениху. Вот, значит, и собралась. Он мог бы приехать за ней, с неприязнью подумал Демьян о женихе. Поди, мужчина ведь!.. Он почти не знал ее: в больничке не бывал, ибо не жаловался на здоровье. Видел ее только по большим праздникам да на комсомольских собраниях. Однажды, кажется, даже рядом сидели. Но больших праздников в году — раз-два и обчелся. А на комсомольских собраниях он бывал нечасто: большую часть года жил в родном селении на среднем течении реки, на местах промысла рыбы и зверя.
