Фэнни Флэгг - Добро пожаловать в мир, Малышка!
— В Сибирь? У кого это она, интересно, собирается брать интервью аж в Сибири?
— Она не знает. Говорит, это настолько важно и, очевидно, секретно, что ей даже не сообщили. Благо у нее уже собран чемодан, правда, вещи-то она брала легкие, здесь у нас тепло. Хорошо, что я заставила ее взять теплое пальто.
Мак встал и стащил с полки большой зеленый атлас Коллера.
— Норма, ты уверена, что она не сказала «Сицилия», или «Сардиния», или что-то похожее?
— Не-ет, она точно сказала — Сибирь. Стала бы я иначе говорить ей про пальто? Я бы не посоветовала ей тащить тяжелое зимнее пальто в Сицилию или Сардинию, я понимаю разницу между Сардинией и Сибирью. — Вдруг Норма забеспокоилась: — Слушай, мне вдруг пришло в голову… Разве не нужно делать прививки, когда выезжаешь за пределы страны?
Палец Мака нащупал Сибирь на карте.
— Нужно, но вряд ли у микроба есть возможность забраться в такую даль.
— А паспорт? Вдруг она его в спешке забыла?
Мак покачал головой:
— Нет, дорогая, их так часто дергают с места на место, что, вероятно, у них не один, а четыре-пять паспортов имеется. Может, один у нее всегда в сумочке болтается.
Он рассматривал карту.
— У кого бы ни брала она интервью, могу дать голову на отсечение, что он русский. Иди взгляни.
Норма посмотрела, где находится Сибирь.
— Боже правый! Разве это не за железным занавесом? Как думаешь, там не опасно? Ее там не похитят? Никто на нее не нападет?
Мак покачал головой.
— Нет. Пойми, если с ней что-нибудь случится, вся Америка узнает. Они не станут связываться со знаменитой телезвездой, поверь мне. Уж с кем, с кем, а с ней точно ничего не случится. Она не сказала, сможет она приехать после этого путешествия?
— Нет, не сможет, она сказала, это было единственное окошко.
— Как все-таки ее эксплуатируют, ты подумай! У нее же не было отпуска с тех пор, как она там работает. Девочка ужас до чего переутомляется.
Через полчаса, когда Мак в кухне налаживал кофеварку, Норма, вздохнув, сказала:
— Позвоню-ка я, наверно, тете Элнер, скажу, что она не едет.
— Она и не ждала ее, Норма, она же не знает.
Но та уже набирала номер.
— Тетя Элнер, вы еще не легли? Это Норма. — Затем погромче: — Норма! Пойдите возьмите слуховой аппарат, дорогая. — Она подождала. — Ну так вот, могу теперь рассказать, потому что все отменяется. Вы никогда не догадаетесь, кто собирался приехать в родной город. И прийти к вам в гости, чтобы сделать вам сюрприз. Угадайте… Я знаю, что не знаете, но попробуйте угадать. Нет, лучше, чем Уэйн Ньютон.
Мак засмеялся.
— Малышка, вот кто. Нет, теперь не приедет. Да, это было бы чудно, но в самый последний момент, когда она уже выходила из дверей, позвонил ее начальник и велел ей брать интервью и для этого лететь аж в Сибирь. Сибирь. С-И-Б-И-Р-Ь. Да, теперь правильно. Мак думает, она будет делать передачу с какой-то большой русской шишкой. Мне ее жаль до слез. Гоняют девчонку туда-сюда, но что делать, новости не ждут, как говорится. Пф-ф, конечно, она расстроилась, не то слово. У нее прямо сердце разрывалось от горя. Она старалась держаться молодцом, но по голосу было слышно: едва сдерживает слезы. Мы, конечно, все расстроены ужасно, но представьте, каково ей, бедняжке. Стоять на пороге с чемоданами, чтобы ехать в Миссури, и вместо этого махнуть в Сибирь.
Пятью годами раньше
Элмвуд-Спрингс, штат Миссури
Ноябрь 1968
Вернувшись домой из Нью-Йорка, первым делом Норма и Мак отправились к тете Элнер дарить сувениры, купленные для ее полки с безделушками. Сувениров было два: маленькая бронзовая статуя Свободы и пресс-папье в виде Эмпайр-стейт-билдинг с искусственным снегом внутри. Через два часа тетя Элнер позвонила Норме, прижимая к груди пресс-папье.
— Норма!
— Да, дорогая?
— Тебе придется прийти и забрать у меня это пресс-папье.
— Почему?
— Я не могу удержаться, трясу его и трясу. Там внутри зима совсем как настоящая, правда?
— Ну я рада, что вам понравилось. Мы не знали, что вам привезти.
— Ой, ты не представляешь, в каком я восторге.
— Хорошо.
— А у Малышки, как вам показалось, все нормально?
— Да. Правда, мы с ней очень мало виделись. Ее заставляют работать сутки напролет.
— Она все такая же худышка?
— Нет, поправилась, сейчас у нее фигурка что надо.
— Ей понравилось финиковое варенье?
— Ой, да, она так обрадовалась при виде банки. Наверно, она никогда и не ест ничего домашнего, там все днем и ночью питаются в ресторанах.
— Ну, дай ей бог здоровья. Как думаешь, она любит орех пекан? У меня тут целая гора на веранде. Дерево у нас просто с ума сбрендило в этом году. Может, сделать ей мой коронный ореховый пирог с карамельной глазурью? Как думаешь, ей понравится?
— Уверена, что понравится.
— Мне до сих пор с трудом верится, что Малышка — взрослая женщина! Последний раз, когда я ее видела, сколько ей было, четыре?
— Четыре или пять.
Потом тетя Элнер задала вопрос, который всегда задавала, когда речь заходила о Дене:
— Она ничего не сказала про свою мать?
— Ни слова.
— А что бы ты ответила, если бы она спросила?
— Я бы на любой ее вопрос ответила как можно правдивее. Но она ничего не говорила, а я не приставала. Зачем.
Последовало молчание.
— Ей, должно быть, нелегко с этим сжиться, правда? — спросила тетя Элнер. — У нее наверняка это из головы не идет.
— Не знаю, тетя Элнер, но думаю, ей больно даже думать на эту тему, так что я уж помалкивала.
— Да, видать, так будет лучше. Что ж, дорогая, еще раз спасибо за подарок, мне ужас до чего нравится. И попроси Мака зайти, ладно? У меня дверь черного хода опять заклинило.
— Хорошо, я ему передам.
Тетя Элнер повесила трубку, еще раз перевернула пресс-папье вверх ногами, наблюдая, как крошечные хлопья искусственного снега кружатся вокруг миниатюрного Эмпайр-стейт-билдинг, и сказала вслух:
— Вы только поглядите, а… Прямо зимняя страна чудес.
На следующий день Норма села и написала письмо.
Мистеру Уэйну Ньютону
Телешоу «Сегодня вечером», NBC
Нью-Йорк
Дорогой мистер Ньютон,
Я просто поздороваться. Как Вы знаете, мы — я, мой муж и тетя Элнер — всегда были вашими величайшими поклонниками. Всегда смотрели Вас по телевизору и покупали все Ваши альбомы и четыре года назад имели счастье видеть Вас вживую, на Вашем выступлении на ярмарке в штате Миссури.
Так что можете представить, как мы благодарны нашей кузине Дене Нордстром за предоставленную возможность встретиться с Вами лично и получить фотографию с автографом. Это был самый счастливый миг нашей поездки.
Вы были с нами так любезны, и мы очень счастливы, что вы оказались таким простым, приятным человеком. Я знаю, Вы много ездите и, возможно, не имеете лишней минуты, чтобы сходить в церковь, так что посылаю Вам подписку на «Дейли уорд» и немного финикового варенья тети Элнер. Мистер Ньютон, если Вы когда-нибудь окажетесь вблизи Элмвуд-Спрингс, штат Миссури, прошу Вас, знайте, что Вам есть где остановиться и поесть домашней пищи. Вы наверняка устали от гостиничной еды, и мы будем рады принять Вас.
С наилучшими пожеланиями
Миссис Норма Уоррен.
P. S. Наши фотографии сейчас висят на самом видном месте на «Стене славы», рядом с фотографией нашей кузины.
Четырнадцать лет назад
Академия Священного сердца
Силвер-Спрингс, штат Мэриленд
1959
Забавная штука — слава. Она четко знает, кто ей нужен, и начинает подкрадываться к человеку с юности. Дене было всего пятнадцать, когда за ней явилась слава. Фотограф из «Севентин» пришел к ним в школу, и она в этот день оказалась в десятке избранных для съемки. Она никогда не считала себя красивой, слишком высокой вымахала, но журналу потребовались блондинки, а у них в классе было всего несколько светловолосых девочек. Альберт Баутмен, визажист, по всей стране делал макияж хихикающим подросткам, и вошедшая худощавая, долговязая девочка была для него всего лишь очередным лицом из вереницы лиц, которыми он сегодня занимался. Она села, и он надел на нее фартук. Заметив, что она бледновата, взял пудру чуть потемнее тоном и немного подвел карандашом глаза, чтобы подчеркнуть форму. Закончив, Альберт кинул последний взгляд в зеркало, чтобы оценить работу. Увиденное его ошеломило. В зеркале отражалось одно из самых прекрасных лиц на свете, а ведь он его едва коснулся. Дена, которая никогда раньше не пользовалась косметикой, была поражена не меньше. Альберт спросил, как ее зовут.
— Что ж, мисс Дена Нордстром, — сказал он, — вы только поглядите на себя. Вы же сногсшибательны!
