Марина Левицкая - Краткая история тракторов по-украински
— Проваливай, слыхал? Вали отсюда!
У отца отнялся язык. Дрожащими руками он протягивал конверт.
Шатен не обратил на конверт внимания.
— Ты нас уже достал! Сначала прислал письмо от адвоката, потом доставал ее на работе, а теперь явился домой. Ты вывел ее из себя. Так что теперь проваливай и оставь ее в покое! — Мужчина с грохотом захлопнул окно.
Отец весь как-то съежился и согнулся, застыв на месте. Майк обнял его за плечи и повел обратно к машине. Когда мы вернулись домой, отец почти ничего не говорил.
Майк сказал:
— Мне кажется, Николай, вы еще легко отделались. Советую вам завтра же положить эти деньги обратно в банк и забыть о ней.
Отец смущенно кивнул.
— Считаешь меня повным придурком? — спросил он Майка.
— Нет, что вы! — возразил Майк. — Любой мужчина может потерять голову из-за красивой женщины. — Он поймал на себе мой взгляд и улыбнулся, как бы извиняясь.
Отец немного воспрял духом. Его мужская гордость не пострадала.
— Да, я не хочу больше иметь з нею нияких дел. Ты обсолютно правый.
Было уже поздно. Мы попрощались и собрались в долгую дорогу обратно в Кембридж. Когда уже уходили, зазвонил телефон, и мы услыхали, как отец говорил по-украински. Я не слышала, что именно он говорил, но медлительные, мягкие нотки казались подозрительными. Наверное, нужно было остановиться, прислушаться и вмешаться, но я так устала, что мне хотелось поскорей домой.
— Знаешь, сколько денег было в конверте? — спросил меня Майк.
Мы ехали в сумерках домой и переваривали события прошедшего дня.
— Я видела, что там целая пачка. Возможно, фунтов сто.
— Я заметил сверху пятидесятифунтовую купюру. Обычно в банке не выдают пятидесяток. Там дают десятки или двадцатки. Если, конечно, не снимаешь очень крупную сумму. — Он хмуро и сосредоточенно уставился на извилистую дорогу. — Может, лучше узнать? — Он резко притормозил рядом с красной телефонной будкой. Я видела, как он пошарил в карманах в поисках монетки, набрал номер, снял трубку, опустил монетку и поговорил по телефону. Потом вернулся к машине.
— Тысяча восемьсот фунтов.
— Что-о?
— В конверте. Там была тысяча восемьсот фунтов. Бедный старик.
— Бедный старый дурак! Наверное, это все его сбережения.
— Видимо, ему звонила Валентина и просила перевести деньги на ее счет.
— А почитать стихи не просила? — (Ха-ха.)
— Он пообещал, что завтра же положит деньги обратно в банк.
Мы поехали дальше. Субботним вечером на дороге было мало машин.
Уже опустились сумерки, солнце село за тучи, и небо расчертили странные полосы света. Мы открыли окна, и в нос ударили деревенские запахи — боярышник, бутень и силос.
Мы добрались домой часам к десяти. Майк снова позвонил отцу. Я слушала по второму телефону.
— Просто хотел сообщить вам, что мы благополучно добрались, Николай. Вы точно сможете сходить завтра в банк? Меня беспокоит, что деньги пролежат у вас дома всю ночь. Вы можете спрятать их в надежном месте?
— Да… не… — Отец был взволнован. — А може, усё-таки оддать их ей?
— Николай, мне эта идея не нравится. По-моему, вы должны положить их в банк, как обещали.
— А если вже позно? Если я вже их оддав?
— Когда вы их отдали?
— Завтра, — от смущения он оговорился. — Завтра, сегодня — яка разница?
— Дождитесь меня, Николай, дождитесь.
Майк надел пальто и схватил ключи от машины. Он выглядел смертельно уставшим. Ранним утром следующего дня он вернулся с конвертом и надежно спрятал 1800 фунтов стерлингов в выдвижном ящике под носками, чтобы завтра же отнести их в банк. Что сталось со стихами, я не знаю.
4
КРОЛИК И КУРИЦА
Трудно сказать, когда именно Валентина уговорила отца передать ей деньги, но в конце концов она их все же получила.
Я знала, что должна сообщить об этом Вере, но что-то меня сдерживало. Всякий раз, звоня отцу или сестре, я как бы переходила по мосту из мира, где была взрослой, несла обязательства и обладала определенной властью, в ту загадочную страну детства, где подчинялась другим людям, не понимая их намерений и не в силах ими управлять. Самодержицей этого сумрачного мира была Старшая Сестра. Она правила там беспощадно и безапелляционно.
— Боже, какой идиот! — воскликнула она, когда я рассказала о Валентине и конверте с деньгами. — Мы должны его остановить. — Старшая Сестра никогда ни в чем не сомневалась.
— Но, Вера, по-моему, у него это серьезно. И если с нею он будет счастлив…
— Какая же ты, право, легковерная, Надежда! О таких людях ежедневно пишут в газетах. Иммигранты, беженцы, переселенцы. Зови их как хочешь. Сюда приезжают только самые решительные и безжалостные. И, узнав, что здесь не так-то просто найти хорошую работу, идут на преступление. Разве ты не понимаешь, что произойдет, если она вернется и останется здесь? Мы должны помешать ей вернуться из Украины.
— Но он настроен решительно. Я не уверена, что мы сможем этому помешать…
Я разрывалась между отцовой и сестриной уверенностью. Так было всегда.
Сестра позвонила в Министерство внутренних дел. Там ее попросили изложить все в письменном виде. Если бы отец об этом узнал, он никогда бы ее не простил, как и раньше ни за что не прощал, и потому сестра написала анонимно:
Она приехала по туристической визе. Это ее вторая туристическая виза. Работала нелегально. Ее сын был принят в английскую школу. За две недели до истечения срока действия визы у нее возникла идея о заключении брака. Она собирается выйти замуж за мистера Маевского с целью получения визы и разрешения на работу.
Потом сестра позвонила в британское посольство в Киеве. Скучающий молодой человек беззаботным голосом сказал, что виза уже выдана. В заявлении Валентины не обнаружили ничего такого, что позволило бы ей отказать. А как же? Вера перечислила пункты, указанные в ее письме. Молодой человек хмыкнул — телефонный эквивалент пожатия плечами.
— Поэтому я полагаюсь только на тебя, Надежда, — сказала Старшая Сестра.
Я подняла этот вопрос пару недель спустя, когда мы — Майк, отец и я — обедали у отца дома. Консервированная ветчина, вареная картошка и отварная морковка. Его ежедневный рацион. Он с гордостью все это для нас приготовил.
— Валентина что-нибудь написала, папа? — (Непринужденный, разговорный тон.)
— Ага, написала. Усё хорошо.
— Где она живет? Вернулась к мужу?
— Да, живе сичас в него. Между прочим, дуже образованный чоловек. Политехничеський директор.
— А какие у нее планы? Собирается возвращаться в Англию? — спросила я веселым, беззаботным голосом.
— Гм-м. Може. Не знаю.
Он знал, но не хотел говорить.
— А кто был тот шатен в окне, который тебе нагрубил?
— А, ето Боб Тернер. Между прочим, очень порядочный чоловек. Гражданський инженер.
Отец объяснил, что Боб Тернер — друг Валентининого дяди из Селби. У него был один дом в Селби, где он жил со своей женой, а другой — в Питерборо, материн, где поселил Валентину и Станислава.
— Ну и какие у него, по-твоему, отношения с Валентиной? — Для меня это было очевидно, но я пыталась докопаться до истины, завязав с ним своеобразный платоновский диалог.
— Ага, да, отношения. Он мог бы даже на ней жениться, если б его жена дала ему розвод. И конешно, ети отношения вже закончилися.
— Не закончились, папа. Неужели ты не понимаешь, что тебя развели? — Я повысила голос, но отец меня все равно не слушал. Смотрел отсутствующим взглядом. Он превратился в восьмидесятипятилетнего подростка, настроенного на свою собственную волну.
— Между прочим, он заплатив за мою натурализацию, — пробормотал он, — так шо когда я на ней женюсь, стану британським подданным.
Когда он на ней женится.
— Но, папа, спроси самого себя: почему Боб Тернер оплатил твою натурализацию?
— Почому? — Самодовольная улыбочка. — А чом бы и не?
Мой платоновский диалог не принес особого успеха, и тогда я применила иной подход. Вызвала дух Старшей Сестры:
— Папа, ты говорил с Верой о своих делах с Бобом Тернером? Думаю, она бы очень сильно расстроилась.
— А почому я должен ей говорить? Ето обсолютно ее не касаеться. — Его глаза забегали, челюсть дернулась. Он испугался.
— Вера беспокоится о тебе. Мы с ней обещали маме за тобой присматривать.
— Она доприсматривае до того, шо сведе меня у могилу. Он сильно закашлялся. Частички вареной моркови взлетели в воздух и осели на стенах. Я подала ему стакан воды.
В сказочной стране моего детства сестра была королевой, а отец — изгнанным Самозванцем. Много лет назад они объявили друг другу войну. Это было так давно, что я даже не знаю, из-за чего они впервые поцапались, да и они сами, наверное, это забыли. Отец тактически отступил на территорию своего гаража, поделок из алюминия, резины и дерева, кашля и Больших Идей. Но время от времени совершал злобные, неистовые набеги на владения моей сестры, а когда сестра ушла из дома — и на мои собственные.
