Дневник одинокого копирайтера, или Media Sapiens (сборник) - Минаев Сергей Сергеевич

– Ну кто их знает, этих людей? Американцы, какие-то операторы, кто они для аудитории? А тут погиб один из главных оппозиционеров. Не погиб – убит! А как только ты появишься, нас обвинят в подтасовках. Тебя вызовут в прокуратуру, пресса начнет нервничать. Нет, это не вариант.

– А мне, молодому мужику в расцвете сил, все бросить и уехать – это вариант?

– Вариант.

– Конечно, я же вам мешаю! Такая красивая комбинация рушится из-за одного незначительного чувака, который воскрес, никого не предупредив. Мы ему доверяли, а он, сука такая, всех подставил. Да?

– Ты только не забывай, что чувак этот незначительный, как ты выразился, – главный герой всей этой истории. О котором я сейчас всеми силами стараюсь позаботиться!

– О котором из двух? Том Антоне, который мертвый, или том, который живой?

По кабинету Вербицкого расползается вязкая тишина, плотным коконом окутывая нас обоих. Меня, которому, в общем, больше нечего спросить, и Вербицкого, которому нечего ответить. Мы сидим, как мухи в паутине, не в силах двинуться, потому что каждое движение причиняет нестерпимую резь от паутины. Так и в нашем диалоге, – любое его продолжение наносит ранения. И мне почему-то кажется, что единственная муха тут – я.

Первым паузу нарушает Вербицкий. Он говорит четким голосом, точно расставляя акценты:

– А я об обоих позаботился… одному устроил гражданскую панихиду, захоронение в пантеоне богов средств массовой информации и жертвоприношения в виде аудитории. А другому сейчас предлагаю хорошо оплачиваемый отпуск, на который он, ввиду своей молодости, не соглашается. Не просто с тобой, ох как не просто…

– Что-то мне подсказывает, что с мертвыми оно проще, правда? Они не умнее других, со всем соглашаются, они не хорошие и не плохие, просто мертвые. Признайтесь, Аркадий Яковлевич, мертвые – они… удобнее?

– Антон, наш диалог зашел в тупик. Давай сделаем так. У нас есть один, максимум два дня. Ты обдумываешь мое предложение, а я – твое. Мы встречаемся и принимаем решение. Только об одном прошу – не тяни. Ты знаешь, мы не располагаем ресурсом времени.

– Вы хотите сказать, что в моей ситуации есть варианты?

– Варианты всегда есть, поверь. И вот еще что. Поедешь на моей машине. Охрану мою возьмешь. Так всем спокойнее.

– Спасибо за заботу.

– Только не геройствуй, иначе из здания не выпущу. Не исключено, что о твоем местонахождении знаю не только я.

Вербицкий вызывает Алексеева. Мы прощаемся, жмем друг другу руки, и Аркадий Яковлевич говорит на прощанье:

– Главное – не тяни…

Машина

Мы двигаемся вверх по Солянке двумя машинами. Я сижу на переднем сиденье Lexus RX 300 рядом с водителем, сзади – Алексеев с охранником, следом за нами двигается Toyota Land Cruiser сопровождения. Мы выехали минут двадцать назад, и с тех пор в машине никто не проронил ни единого слова, даже музыка не играет. Признаться, меня эта атмосфера сильно напрягает, и я первым делаю попытку завязать разговор:

– Чё-то мы грустно едем, мужики. Как на похороны. Давайте хоть музыку включим.

– Пожалуйста, включай, что тебе нравится, – отвечает Алексеев.

Я включаю радио, и первая же волна транслирует «I will Survive». Стоит ли говорить, что эта мелодия больше не ассоциируется у меня с дискотекой? Я переключаюсь дальше, на «Наше радио», которое дает какой-то бодрый российский шлягер. Я делаю громче, и из колонок несется:

Я оборачиваюсь к Алексееву и говорю:

– Прикольная песня. Прямо про нас. Мы же на войне?

Алексеев смотрит на меня, потом смеется. Вслед за ним смеются охранник и водитель.

– Мужики, – говорю я, – у меня полное ощущение, что я герой фильма «Криминальное чтиво» и мы едем мочить конкурентов-гангстеров. Александр Петрович, тебе не кажется?

Мы проезжаем здание Исторической библиотеки, куда я ходил студентом и где мы частенько бухали с сокурсниками. Я снова поворачиваюсь, чтобы рассказать об этом Алексееву, начинаю фразу «А вот в том здании…», и в этот момент мне на шею накидывается удавка, кажется леска, я в этом не очень разбираюсь. Я успеваю подставить руку, но леска соскальзывает и режет мне горло. Я машу руками, несколько раз попадаю по водителю, машина виляет, но он невозмутимо продолжает ехать вперед, а я снова пытаюсь подсунуть руки под удавку. Сзади покряхтывает Алексеев, кажется, ему помогает охранник, колонки продолжают орать:

Все занимает какие-то секунды, у меня перед глазами бегут радужные круги, и тут машину сотрясает. Довольно сильный удар приходится на водительскую сторону, нас встряхивает, удавка ослабевает, видимо оттого, что Алексеева отбрасывает назад. Водитель утыкается лицом в подушку безопасности, я слышу, как сзади кто-то кричит: «Две-е-е-ерь!» – сбрасываю удавку, открываю дверцу и бросаюсь вон из машины. Мне все еще не хватает воздуха, я держусь за горло, но инстинкт загнанной жертвы гонит меня вперед. Я поворачиваю налево во двор, где мы когда-то бухали студентами, пересекаю детскую площадку и готовлюсь повернуть еще раз налево. На бегу оборачиваюсь и вижу, что в водительскую дверцу машины, в которой меня везли, уткнулась ГАЗель с тентом. Водитель, видимо, боится вылезти из кабины, зато из машины сопровождения уже выскочили два охранника, и один, достав пистолет, целится в мою сторону. Повернув за угол, я слышу два выстрела, выбегаю обратно на Солянку и мчусь вниз, к скверу, к памятнику Кириллу и Мефодию…

В себя я прихожу в конце Варварки. Забежал в какой-то переулок, я спрятался под арку, массирую горло и отчего-то ощущаю нехилую эрекцию. Возможно, это так бывает у всех висельников или удушенных, а может, это азарт гонки или дает о себе знать более чем недельное воздержание. В любом случае, потрогав себя в районе ширинки, я наконец сознаю, что все еще жив.

Оглянувшись по сторонам, я прикидываю, куда идти дальше. Вначале попадаю на Биржевую площадь, дальше ноги сами несут меня к зданию ГУМа. В ГУМе я останавливаюсь у банкомата, засовываю карточку и снимаю все, что было на счету. Получается около трехсот долларов. В ближайшем салоне сотовой связи я покупаю самый дешевый телефон и набираю Вадима. Я жду гудков пять, вероятно, Вадим решает, отвечать или не отвечать неизвестному номеру. Наконец в трубке слышится «алло».

– Вадим, это Дроздиков.

– Что?! Простите, с кем я говорю?

– Не придуривайся, ты знаешь, с кем говоришь. Это я, Антон.

– Простите, но Антон Дроздиков погиб. До свидания.

– Эй, не вешай трубку!

– Что вы хотите?

– Ты думаешь, что соскочишь? Думаешь, с тобой будет по-другому? Послушай, мне нужна твоя помощь. А помогая мне, ты, в общем-то, поможешь себе.

– Спасибо, мне помогать не нужно.

– Блядь, ты идиот? Ты не понимаешь, с кем играешь? Думаешь, что умнее других? А если завтра ты окажешься на моем месте?

– Я считаю, что каждый находится ровно на том месте, которого заслуживает. Разговор окончен, всего доброго.

– Вадим, ну почему ты такая сука?

– Знаете, в свое время Антон Дроздиков сказал мне: «Мы не оставляем друг другу ни одного шанса, родной».

– Но Антон Дроздиков тебе в свое время этот шанс оставил, не помнишь?

– Помню. Но это была его ошибка. До свиданья.

Я перезваниваю. На этот раз Вадим отвечает сразу:

– Да.

– Вадим, подожди, я тебе сейчас кое-что расскажу.

– Вы ошиблись номером.