Канта Ибрагимов - Седой Кавказ
Суть предложения Албаста в следующем. С одной стороны, надел Самбиевым не принадлежит, а находится в ведении музея-заповедника. Пока существует советская власть – это незыблемо. А в вечности страны Советов мало кто сомневается, даже думать об этом боится. Так вот, Докуев предлагает Самбиевым уступить, не ему лично, а колхозу этот надел. Разумеется, сделка будет неофициальной, но скрепленной подписями: Докуева, как правопреемника, и братьев Самбиевых, как уступающих возможность наследования и любого предъявления прав на надел.
С другой стороны, за юридически и фактически не принадлежащий им надел Самбиевы получают в личную собственность нынешний коттедж, из которого они могут быть выселены в любую минуту, так как он принадлежит колхозу. Дополнительно дарится надел Докуевых в Ники-Хита, а это тридцать соток земли в центре села с довольно приличным домом. Плюс, как дополнение к сделке, – две тысячи рублей и возвращение всех расписок отца. И это не все – для ремонта обретенных в собственность коттеджа и дома колхоз выделяет в нужном количестве стройматериалы, вплоть до красок и черепицы, и бригаду строителей сроком до десяти дней. И это не все, и не главное, главное то, что Самбиев Арзо назначается управляющим четвертым отделением колхоза – в его подчинение поступают два недавно присоединенных колхоза. А это – значительный служебный рост и, как следствие, большие материальные возможности и перспективы. И наконец, последнее, Докуев обязуется помочь Самбиеву в приеме в партию и через год-полтора назначить секретарем парткома колхоза. По иерархии – это второй человек в хозяйстве и одновременно номенклатура райкома КПСС. Короче, одним махом Самбиевы решают все свои проблемы…
Через Дуказовых Лорса присылает весточку, что он в целом «за», если все так, как ему сообщили, только просит, чтобы до его приезда подождали с подписанием бумаг ввиду неблагонадежности Докуевых. В конце послания две-три строчки радости старшей сестры Седы.
По планам Арзо, к предстоящей зиме они переедут в просторный дом Докуевых, Лорса с женой приедут обратно в Ники-Хита и поселятся в коттедже. Будучи управляющим, он назначит брата ответственным по заправке горюче-смазочными материалами отделения. Это весьма доходное место.
– У нас будет просторный дом, и ты женишься! – воскликнула Деши.
Арзо смущенно промолчал. После этого Кемса окончательно сдалась, дала свое согласие.
* * *
С зарею Кемса будит Арзо.
– Физкультурник, вставай! – смеется она, слегка теребит плечо сына.
Арзо противится, кутается в рассветной свежести в одеяло, потом вскакивает, как ошпаренный. Вглядываясь в кусок разбитого зеркала, удачно установленного в ответвлениях яблони, намылил лицо, стал энергично скоблить затупившимся лезвием лицо. Из-под навеса Кемса, доившая буйволицу, наблюдает спешку сына, улыбается. Арзо порезал лицо, презренно осмотрел станок, потом ранку и недовольно забубнил. После бритья – тщательные водные процедуры по пояс у большой бочки. Вскоре он одет, причесан, издает запах дешевого одеколона «Шипр».
– Смотри, далеко не убегай, а то заблудишься, – с иронией провожает его мать.
Однако Арзо не до шуток, он критически осматривает себя: форма одежды полуспортивная, полупарадная; низ – кеды и трико, верх – выглаженная белая сорочка с узорчатым платком в нагрудном кармане. Уже за воротами – последний штрих: привычным, волнистым движением приглаживает курчавые волосы и легкой трусцой семенит под уклон к околице.
– Эй, Арзо! – кричит вслед соседка-старушка, – ты хоть с горки-то скорость поддай.
– Арзо! – провожает сосед. – На обратном пути для видимости хоть рубаху смочи, вспотел подумаем.
Самбиеву на шутки наплевать, впереди – ответственное мероприятие. Вначале родственники, да и все село, думали, что Арзо, как и его брат Лорса, решил серьезно заняться спортом, но вскоре выяснилось, что сразу за селом, под грушевым деревом пробежка прекращается, и рано пробудившийся спортсмен, совершая вялую гимнастику, будет поджидать Поллу, идущую на прополку сахарной свеклы.
Сегодня Арзо не в духе, ему кажется, что порез осквернил его лицо, даже весь облик. Прислонившись к мощному стволу, он закурил вторую сигарету. Неожиданно из-за поворота появилась телега. Самбиев резко бросил окурок подальше в траву, начал энергичные телодвижения.
– Эй, Арзо! – кричит с телеги односельчанин. – Ты бы лучше мою делянку покосил – и мне польза и тебе зарядка. А так попросту ветер разгоняешь.
– Давай, давай – проваливай! – недовольно ворчит Самбиев, еще усерднее размахивая руками, а про себя думает, как бы не помялась сорочка, и еще хуже – выступит пот.
Наконец, появилась Полла: высокая, стройная, в легком ситцевом платье. При ней Арзо зарядку не делает, помнит ее уколы, становится совсем серьезным, строгим. А Полла вся сияет, не может скрыть светлой улыбки. За две недели летних каникул она посвежела, вновь алой злачностью зацвели края ямочек на упругих девичьих щеках. Легкий платок соскользнул, густая прядь черных, прямых волос ровной массивной волной скатилась на плечи, плотной бахромой легли вдоль рук, груди. Полла освободилась от платка, высоко задрав голову, обнажая белесую шелковистость кожи на тонкой шее и ключице, привычными, неспешными движениями стала заплетать не длинную, но толстую косу.
– Давно ждешь? – последнюю прядь за розовенькие уши уложила она и тронулась в путь.
– Да нет, – ответил Арзо, приспособляясь в такт ее неспешному движению.
Они молча, с серьезностью на лицах прошли немного по пыльной грейдерной дороге, свернули на проселочную колею меж колхозных полей. Над недалеким хребтом взошло солнце, сбоку осветило путников, оставляя в росистом разнотравье обочины, одну продолговатую, уродливую, как их будущая судьба, тень… Дорога чуть свернула, и тень раздвоилась, вновь легкий поворот, и тень слилась, и так она то сходится, то раздваивается, а они все идут и молчат, о чем-то думают, а может, и не думают вовсе… Они счастливы! Вслух ни единого слова о любви, о преданности друг другу, однако это теперь излишне. У Поллы нет прежней гордыни в отношениях с Арзо, она охотно с ним встречается, подробно делится всеми делами и замыслами, абсолютно не скрывает, что дорожит его вниманием, покровительством и опекунством. Правда, ежедневно меж ними возникает небольшой ревностный диалог по поводу писем. Полла упрекает Арзо, что его послания скупы, холодны, полны дежурных фраз и очень редки. Тем же отвечает и он.
– Ну я ведь девушка, – оправдывается Полла. – Я не могу писать, что думаю и о чем переживаю… А ты должен знать, как я на все реагирую… мне очень больно от некоторых твоих писем… Лучше вообще не пиши, чем так едко.
