Джонатан Франзен - Поправки
Чипперу представлялась жизнь девочки. Жить в холе и неге, носить фамилию Мейснер, играть в том доме и быть любимым, как девочка.
– Хочешь посмотреть, какую тюрьму я построил из палочек от мороженого? – предложил Гари.
– Тюрьму? Ну-ну, – отозвался Альфред. Предусмотрительный молодой человек не стал есть бекон в первую очередь, но и не допустил, чтобы он пропитался овощным соком. Предусмотрительный молодой человек эвакуировал бекон повыше, на край тарелки, и оставил его там в качестве стимула. Предусмотрительный молодой человек прожевал жареный лук – не слишком вкусно, но и не так плохо для разгона.
– Вчера у нас собиралась скаутская Стая, – сообщила Инид. – Гари, дорогой, мы посмотрим твою тюрьму после ужина.
– Он сделал электрический стул, – вставил Чиппер. – Для своей тюрьмы. Я тоже помогал.
– Да? Ну-ну.
– Мама получила несколько больших коробок с палочками, – продолжил Гари.
– От Стаи, – пояснила Инид. – Стае дают скидку.
Стая не вызывала у Альфреда особого уважения. Заправляли там папаши из тех, что «смотрят на жизнь просто», и мероприятия они спонсировали какие-то легкомысленные: выставки бальсовых самолетиков, или сосновых автомобилей, или бумажных поездов, где вместо вагончиков – прочитанные книги.
(Шопенгауэр: «Если тебе нужен надежный компас, чтобы выбрать путь в этом мире… приучи себя воспринимать этот мир как тюрьму, как своего рода исправительную колонию».)
– Гари, скажи еще раз, кто ты теперь, – попросил Чиппер (старший брат был в его глазах законодателем моды). – Ты – Волк?
– Еще одно достижение, и я стану Медведем.
– Но сейчас ты Волк?
– Волк, но по сути уже Медведь. Мне осталось только порулирование.
– Патрулирование, – поправила Инид. – Повтори: «Мне осталось только патрулирование».
– А не порулирование?
– Стив Дриблет сделал гильотину но она не работает, – продолжал Чиппер.
– Дриблет – Волк.
– Брент Персон сделал самолет, но он навернулся.
– Персон – Медведь.
– «Упал», милый, а не «навернулся».
– Гари, какая шутиха самая большая?
– М-80. А еще красная петарда.
– Вот бы раздобыть М-80, запихать в твою тюрьму и подорвать, а?
– Дружок, я не вижу, чтобы ты ел свою порцию, – сделал замечание Альфред.
Чиппер предался мечтам. Ужин перестал быть для него реальностью.
– Или семь М-80, – размахнулся он, – и подорвать все сразу или по очереди, здорово, а?
– Я бы поставил заряд в каждый угол и дополнительный запал, – подхватил Гари. – Соединил все заряды между собой и подорвал одновременно. Так лучше всего, верно, папа? Распределить заряды и поставить дополнительный запал, да, папа?
– Семь тысяч сто миллионов М-80! – крикнул Чиппер. – Бабах! Бабах! Бум!
– Чиппер, – умело переключила сына Инид, – расскажи папе, куда мы все вместе собираемся на той неделе.
– Стая идет в Музей транспорта, и я тоже пойду, – отрапортовал Чиппер.
– Инид! – скривился Альфред. – Зачем их туда вести?
– Беа сказала, детям будет там интересно.
Альфред недовольно покачал головой:
– Можно подумать, Беа Мейснер разбирается в поездах!
– Полезное мероприятие, – не сдавалась Инид. – Мальчики смогут посидеть в настоящем паровозе.
– Ничего у них нет, кроме дряхлого «Могаука» с «Нью-Йорк-Сентрал». И это отнюдь не раритет, а просто металлолом. Если мальчики хотят посмотреть настоящую железную дорогу…
– Поместить в электрический стул батарею и два электрода, – уточнил Гари.
– М-80!
– Нет, Чиппер, нужно включить ток, ток убьет приговоренного.
– А ток – это что?
– Ток появляется, если сунуть в лимон электроды из цинка и меди и соединить их.
О, этот прокисший мир! По утрам, глядя в зеркало, Альфред удивлялся, как молодо он выглядит. Иногда он заранее примерял к своему лицу гримасу страдающего геморроем учителя, угрюмую складку рта, свойственную жертвам артрита, но физически он все еще переживал пору расцвета, пору брожения, окисления жизни.
И есть еще радости – десерт, например. Ореховый пирог. Коричневая яблочная шарлотка. Хоть немного сладости в этом мире.
– Два локомотива и тормозной вагон! – настаивала Инид.
Реальность и истина остались в меньшинстве, мир стремится к своей погибели. Романтики вроде Инид не способны отличить подделку от подлинной вещи, низкокачественный, кое-как укомплектованный, рассчитанный на легкую прибыль «музей» от настоящей, честной железной дороги. Ему стало тошно.
– Нужно быть по меньшей мере Рыбой.
– Мальчики так этого ждут.
– Я бы мог стать Рыбой.
«Могаук», украшение нового музея, представлял собой как раз такой «романтический» символ. Железные дороги людям, видите ли, не угодили: променяли-де романтический паровоз на дизель. Люди ни хрена не смыслят в железных дорогах. Дизельный локомотив подвижнее, эффективнее, дешевле в эксплуатации. Люди ждут от железной дороги романтики, а потом возмущаются, если поезд едет слишком медленно. Таковы они все. Глупцы!
(Шопенгауэр: «Одно из худших проклятий нашей тюрьмы – сокамерники».)
Но ведь и сам Альфред скорбел об отошедшем в прошлое паровозе. Прекрасный железный конь! А музей, выставив «Могаук» на всеобщее обозрение, приглашает досужих зевак «смотреть на жизнь проще», сплясать на его могиле. Нечего горожанам рассуждать о железных конях! Разве они знали железного коня так близко, как Альфред? Разве влюбились в него раз и навсегда в глухом северо-западном уголке Канзаса, где рельсы были единственной связью с миром? И создатели музея, и посетители заслуживают презрения, потому что ничегошеньки не знают.
– Модель железной дороги занимает целый зал! – строптиво продолжала Инид.
И эти треклятые модели, треклятые хобби! Жена прекрасно знала, как он относится к дилетантам-коллекционерам, к их бессмысленным, не соответствующим реальности моделям.
– Целый зал? – недоверчиво переспросил Гари. – Большой?
– А здорово было бы поместить М-80 на… э… на… на модель железнодорожного моста? Бабах! Бум! Бум!
– Чиппер, ну-ка, принимайся за ужин. Живо! – распорядился Альфред.
– Большой-пребольшой, – отозвалась Инид. – Эта модель намного-намного-намного больше той, какую подарил тебе папа.
– Живо! – повторил Альфред. – Слышишь? Живо!
Две стороны квадратного стола счастливы, две несчастны. Гари рассказывает бессодержательную и веселую историю про одноклассника, у которого три белых кролика, а Чиппер и Альфред, две мрачные фигуры, сидят, уставившись в свои тарелки. Инид сбегала на кухню и принесла еще брюквы.
– Знаю, кто хочет добавки, и спрашивать не надо! – заявляет она, вернувшись.
