Яков Арсенов - Избранные ходы
Как потомственная ворожея, Орехов впроброс прошелся по безутешному будущему «Смены», которое наступит, если Фаддей со товарищи не передаст газету в перспективные руки. Далее Орехов расписал, как пореформенная «Смена» обретет вторую жизнь и с компьютерной версткой наперевес взовьется над местной прессой, потом приспустится, прижмет к груди тысячи новых подписчиков, и те, счастливые и информированные, заплачут навзрыд. Деньги от рекламы и продаж потекут рекой.
— А если договоренность с редакцией не будет достигнута, тогда… не обессудьте, — завершил безотвальную обработку Артамонов. Манера говорить у него была абразивной, а переговорные методы самые обычные — пиявки, воды, кровопускание…
Музыка в «Старом чикене» была приглушена. Взяв тайм-аут, чтобы осмыслить предложение, «сменщики» потягивали растворимый суп дня. Официант по первому зову обносил желающих куриными окорочками и излюбленными напитками из-под полы. От остальных посетителей «Старого чикена» «сменщиков» отличали вялый слог и сморщенные землистые лица, которые походили на ассорти из сухофруктов. Шерипо пил без закуси, три дня назад он объявил голодовку Фаддей мурыжил его с квартирой. Со стороны редакции переговоры велись по очереди то Кинологом, то самим Фаддеем. Решающее слово оставалось за тем из них, кто на момент ответа был в состоянии говорить, а не тщился удержать лицо над курганом трубчатых костей. Добиться от «Смены» чего-то конкретного долго не удавалось.
— Мы хотели бы получить откат, — намекнул Кинолог.
— Сбей пепел, паренек, — притормозил его Артамонов. — Какой, к черту, откат?! Это если б вы нас покупали…
— Но хоть что-то мы должны получить лично?
— Я вижу, вы вообще поплыли! — лечил пациентов Артамонов. — Издание не ваше, оно принадлежит общественной организации!
— Но какой нам тогда смысл? — пожимал плечами Фаддей.
— Газета станет краше, — увещевал Орехов.
— А на кой ляд она нам сперлась, красивая?! — заявил Кинолог, закуривая сигарету Орехова. — Нам и такая нравится.
— Что-то у вас с дальномером неладно, не видите перспектив, продолжал окучивать Артамонов.
— А зачем они нам, перспективы?
— Логично.
— Ну вот, вы и сами с этим согласны.
— Хорошо, — сдался Артамонов. — Денег мы вам дадим, но не в руки, а на развитие.
— На развитие нам не надо, — стоял на своем Фаддей.
Дебаты шли по конусу нарастания, темы становились все круче и круче.
— Ведете себя, как необеспеченная интеллигенция, — попирал «сменщиков» Орехов. — Ни себе, ни людям!
— Не мы же к вам пришли, — резал правду-матку Кинолог.
— Абдериты вы! — сорвался Орехов.
— Кто-кто?
— Провинциалы с ограниченными понятиями.
— Ну, это уже слишком! — Кинолог картинно привстал из-за стола.
— Это не редакция, а место компактного прозябания! — продолжал Макарон поносить пациентов. — Сидите тут, как почетные сорняки!
Если бы не смазка, дело дошло бы и до кулаков.
— Ну хорошо, а кто станет редактором? — пошел на попятную Фаддей.
— По Уставу, который мы сочиним вместе, редактор будет избираться коллективом, — терпеливо разъяснял Артамонов.
— Понятно. А кто будет распоряжаться финансами?
— Директор, которого назначит издатель.
— Ясно.
Разделить будущее с учетом интересов обеих сторон не получалось остаток зависал бесконечной десятичной дробью с нулем в периоде. Публичная контроферта «Смены» выглядела приблизительно так: «Давайте деньги и идите на фиг!»
Промежуточные итоги переговоров сбрасывались Варшавскому, который настраивал комплекс у себя в номере. Галка оттачивала компьютерную верстку. Рекламные блоки, над которыми она корпела в Page Maker 4.0, выгодно отличались от надгробий, выходивших из-под рук метранпажей высокой печати.
— С консенсусом или на консенсусе? — спрашивал с порога Варшавский. — А то техника уже копытом бьет, работать хочет.
— Все никак не сподобятся, — отвечал Орехов.
— Боятся, что ли?
— Понимают, что мы сделаем чистку и полный перенаем людей, — отвечал Артамонов.
— Неужели понимают?
— Может, и не понимают, но задницей чувствуют.
— Там такой паноптикум, в этой «Смене», cтрашно делается! — брюзжал Орехов.
— Что верно, то верно, — не возражал Артамонов.
— А я вот слушаю вас и думаю, — проявила сметку Галка, — если вы воткнете свои арбузы в этот саксаул, то, действительно, кроме мочи…
— Да, поработать придется.
До консенсуса со «Сменой» все же дозаседались. Слово за слово набросали «рыбу» договора. Сошлись на том, что половина денег со скрипом передается Фаддею, а развитие начнется после регистрации отношений.
Нидвораю поручили проект нового Устава. От юриста требовалось завуалировать в тексте полную финансовую зависимость редакции и безоговорочное концептуальное подчинение по принципу «я тебя ужинаю — я тебя и танцую».
Условились в понедельник с утра встретиться у нотариуса, но на фундаментальную стрелку никто из «Смены» не явился. То ли они внимательно вчитались в договор, что было невероятным, то ли залпом спустили задаток и ввиду отсутствия абсента не смогли добраться до местечка Крупский-айленд на окраине города, где находилась нотариальная контора. На три дня «сменщики» с правом подписи выпали из оборота. Разыскивая их, издатели обзвонили все диспетчерские службы, дежурные части и морги. Нашли Фаддея, Шерипо и Кинолога в гостях у Асбеста и сутки отпаивали сбитнем.
— Вы уж, пожалуйста, поаккуратней, товарищ Фаддей, а то когда еще свидимся, — слезно просил редактора Артамонов.
— Держитесь, Кинолог, держитесь, — уповал на заместителя Орехов. Всего-то и осталось…
Издательский договор был подписан при большом стечении обстоятельств.
Несмотря на то, что в народе газету не особенно почитали, «ренталловцы» были счастливы — наконец-то у них появилось стоящее дело. Им открывались дали, и слияние с редакцией виделось деловым и радужным. Можно было начинать серьезно работать. Из помеси бульварного и боевого листков следовало сварганить газету, которую стали бы покупать не только из-за телепрограммы.
Фаддей имел оседлый образ мышления, отчего «Смена» смахивала на вывеску. Ее информационное поле простиралось вдоль трамвайных путей. Во дворы никто из корреспондентов шагу не ступал.
Кинолог свою последнюю статью сдал в набор год назад. Он комплексовал из-за малорослости и искал себя в феерической сфере — кино. Таскался по фестивалям, не вылезал из видеоклубов. Лишь бы не заниматься газетой. Публично его величали Евгением Ивановичем, а кулуарно — Кинологом, ласково и с сочувствием. На планерках он был невыразителен, и никто не мог понять, принимает он идеологию «Ренталла» или нет. Как-то раз, в момент обсуждения — обзаводиться собственной фотолабораторией или нет, он предложил вообще отказаться от снимков в газете.
Обыкновенно Кинолог покидал кабинет, чтобы пострелять сигарет. Уже зная, зачем он вышел в коридор, курильшики сразу протягивали ему свои пачки: «Пожалуйста!»
Кинолог напрашивался на дежурства по номеру и, повиснув на телефоне доверия, по мере надобности выслушивал неуравновешенных читательниц. А в нормированное время, сидя в кабинете, подслушивал телефонные разговоры девушек из машбюро — брал и не клал на место параллельную трубку. Девушкам без конца звонили парни с улицы. Это подтверждало догадку Орехова, что внутренний резерв редакции не удовлетворяет прекрасную половину и ей ничего не остается, как дружить за пределами рабочей территории.
Иногда машинистка побойчее говорила:
— Привет, Евгений Иванович!
Он сразу бросал трубку. В телефоне щелкало, а парень на том конце провода спрашивал:
— Кому это ты, милая, приветы передаешь?
— Да так, знакомый один… Кинолог.
На редакционных площадях квартировала фотолаборатория. Пестовал ее фотоискусник Шерипо. Пытаясь скрыть синяки, он носил солнцезащитные очки при любых показаниях экспонометра. За неимением времени все репортажные снимки в номер он делал с чертова колеса в горсаду, а по утрам занимался самолечением — вводил пару уколов клюквенной, чтобы прийти в норму, а потом в потемках проявочной комнаты весь день совершал таинство допивания начатой бутылки и сильно нервничал, если кто-нибудь это таинство нарушал.
Так называемый начальник так называемого отдела информации по фамилии Дзскуя — кудрявый, в толстых очках человек — работал на органы. Он «находил в трамвае» документы и под видом информационных сообщений проводил заказные материалы.
— Если эта смесь негра с козой не перестанет таскать к нам всякий дерибас, — воодушевлялся Орехов, — то, ей-Богу, я начну жить на гонорары!
В этот момент в дверь всовывалась сама «смесь»:
