Уильям Уортон - Пташка
— Нет, правда, Эл, когда ты наконец оставишь в покое своего старика? Честное слово, я не собираюсь ради ваших дел бросаться бейсбольными мячами в несчастного Вайса. В этом нет больше никакой необходимости. Господи, мы же практически взрослые люди. Если ты сам этого не поймешь, то же самое произойдет и с твоими детьми, из-за тебя они вырастут борцами, футболистами или еще кем-нибудь, так что лучше внуши себе, что наконец положил на лопатки старика Витторио. Надо, в конце концов, заканчивать. Время, знаешь ли, и так всех кладет на лопатки.
Черт бы побрал этого Птаху! Опять как тогда с ножом.
— Да ладно тебе, горячая задница! Летун чертов! Давай послушаем, чем все должно кончиться по-твоему. Мы что, должны просто перелететь через здешнюю стену, а потом сделать вид, что ничего не случилось?
— Хорошо. Значит, все будет так, Эл. Прежде чем уходить после бейсбола, мы собираем все мячики и кладем их в коробку. Потом забираемся на крышу госпиталя.
— Я так и знал. Птаха, так и знал!
— Да послушай же, Эл! Оттуда мы начинаем бросать мячи за стену. Будет солнечный день, синее небо и большие кучевые облака. Мы просто размахиваемся и кидаем их в небо, а затем смотрим, как они перелетают на другую сторону… Потом мы оборачиваемся и видим Вайса, он смотрит на нас и робко улыбается, потому что на нем нет очков. Ты предлагаешь ему бросить мячик, протягиваешь его, но Вайс только продолжает улыбаться большой, нежной, любящей улыбкой. Это та улыбка, которая помогает нам в глубине души понимать, что нас ценят… Мы видим, как Вайс тянется к затылку. Затем тянет за что-то, и это оказывается гигантской застежкой-молнией. Он расстегивает ее, проводя бегунком через голову, по лицу, шее, животу и дальше вниз до самого паха. Потом он вылезает из своего маскарадного костюма жирного майора-психиатра. Он стоит перед нами в лучах солнца и выглядит чертовски красивым.
— Да ну тебя, Пташка!
— Дай закончить, Эл. Вайс очень строен и гармонически сложен, словно древнегреческий атлет. Его движения быстры и изящны, он покрыт золотистым пушком, словно утенок. Теперь, когда у него нет очков, мы видим, что его глаза круглые. Он подбегает к самому краю, делает нам знак следовать за ним, улыбается, а затем взмывает ввысь, изогнув спину, мощно взмахивая руками, быстро, однако без всякой спешки, а его ноги изящно парят в воздухе. Он летит, пересекая всю территорию госпиталя, к окружающей его стене, и там приземляется. Обернувшись, он приглашает нас присоединиться к нему.
— Только не меня, Пташка. Я даже близко не подойду к самому краю крыши. Не хочу с нее прыгать и разбиваться насмерть.
— И я тоже, Эл.
— Так что же мы сделаем, Птаха?
— А вот что: возьмем снятый Вайсом костюм и положим его в коробку с остатками заплесневевших мячей. Спустимся вниз по лестнице и предъявим коробку на вахте. А потом просто выйдем через ворота.
— Так просто?
— Именно так.
— А что будет потом?
— Ничего особенного, Эл, просто вся наша оставшаяся жизнь.
— И все?
— Мало?
— Так все и закончится?
— Не совсем, Эл. Слишком уж просто. Так не бывает.
Но попробовать стоит.
