Евгений Попов - Арбайт. Широкое полотно
— Самоуничтожение добра в результате улучшения условий жизни… Есть над чем задуматься, очередной русский феномен.
— В слове вархуил отчетливо явствуют отзвуки уничижительного «хуило».
— Звук этого древнего ругательства в указанном слове, несомненно, присутствует.
— Да, ругательный корень здесь просматривается четко.
— Варварские страхуилы.
— Насчет гениальности Андрея Поздеева верю автору как родному. Хотя картины его видел, очень понравились нежной яростью, но не перевернули, катарсиса не произошло, поэтому сам от себя говорить о гениальности Поздеева не вправе. Крупный, подлинный — да, но не более того.
— Даже если это так и Андрей Поздеев не гениальный художник, всегда приятно, что кто-то думает о человеке так хорошо.
— Гдову следует задуматься о том, к примеру, отчего в нашей стране никто не работает по специальности. Даже он вдруг переквалифицировался из геологов в писатели.
— Безрезультативные, как Бурмата, точно есть и сейчас. Вот я, к примеру.
— Свобода исторгла из себя Бурмату, как однозаряженный независимый элемент. Невыносимая легкость бытия, причем неожиданная.
— Дык в перестройку только люди с партийно-гэбэшно-бандитско-комсомольской закваской и вписались!
— А как же всякие бывшие отщепенцы, ставшие медийными личностями? Новодворская, Лимонов, Сергей Ковалев? — Ну и где они, эти «медийные личности»? «Пришли иные времена…»
— Жизнь по крайней мере любопытна, если не прекрасна.
— Значит, все-таки не туфта эта наша жизнь?
— Не туфта, точно не туфта.
— Пока живешь — жизнь прекрасна. Что бы ни происходило.
— Жизнь, как всегда, прекрасна и ужасна, что одно и то же.
— Мир тускнеет, но на этом фоне яркие люди видятся еще более яркими.
— У меня есть страшное подозрение, что мир тускнеет лишь для нас с вами, людей определенного возраста.
— Разумеется, яркие безрезультативные личности и сейчас есть. Куда же они денутся, эти «лишние русские люди»?
— Лишние ли? Вот, например, в городе К. живет близкий мне человек, талантливый театральный художник Виктор Немков. Казалось бы, не сделал он звездную карьеру, как его друг и однокашник Владимир Боер, пребывающий в столице, но в какой-то степени Виктор-то как раз более результативен — живет как хочет, никому не подчиняясь.
— Не «вдруг» Гдов в писатели подался, а согласно доброй российской традиции. Изучите биографии русских писателей — каждый второй из них или врач, или еще хуже. В России и в СССР вообще редко кто по специальности работает, потому что все хотят тем или иным образом править.
— А вам от этого не страшно? Ну что все не по специальности? Я, конечно, не о писателях, а о специалистах?
— Страшно. Потому что многие наши беды от дилетантизма. Это ведь еще в СССР появилась такая специальность руководитель чем угодно. Или партработник, который руководит руководителем. Сейчас у меня, кстати, случилась дивная опечатка, которую я исправил — пиартработник.
— Шикарная опечатка, правда.
— Может ли так быть, чтобы 81 (!) запись в трудовой книжке, и ни разу эта книжка не была потеряна по пьяни? Если так, то Бурмата действительно могучая личность.
— Ни разу он трудовую книжку не терял! А по пьяни однажды попал в милицию и был спущен вниз, в подвал по специальному лотку для алкашей. Со сломанной, кстати, и загипсованной рукой. В городе К. он легендарная личность.
— Вот почему столь глупо покидать сей мир, пока тебя отсюдова не попросили. Какими негодями ни был бы он наполнен. Зря Бурмата это… сам себя…
— По-польски warchol — смутьян.
Сардэчна дзякую вам за гэта паведамленне. Гэта — нечаканасць для мяне. У сібірскім мове значэнне гэтага слова некалькі іншае.
— А якое?
— Думаю, что польское warchoе с годами преобразовалось в сибирское вархуил и даже попало в блатной язык. Это не первый случай в моей практике. Моя деревенская бабушка упорно именовала лужу — лыва. Так в России не говорят. Полагаю, что причина — сибирское смешение языков из-за многовекового притока сюда ссыльных разных национальностей.
— У Даля сейчас нашел: вархомол — знахарь, колдун (тверское). Фасмер, жаль, не пишет про вархола. «Вяхотка» и у нас в Белоруссии есть в этом значении. «Лывы» в речи не встречал, а у Даля ее много и даже есть цитата из Ломоносова, «Ода на взятие Хотина»: «Из лыв густых выходит волк» (тут ближе к другому, архангелогородскому значению: «наносная трава в море, груды морской травы, порослей»). Многообразие прекрасно, да?
— Warchoе — Уорхол? Узнаю брата Энди! Отсюда, наверное, можно что-нибудь этакое вывести?
— Да, настоящее имя всемирно известного художника, мериканского словака Энди Уорхола — Andrej Varchola.
— И тоже можно, по-вашему, именовать его вархуилом?
— Именуйте. Он уже не обидится. Да и при жизни вряд ли стал бы возникать. Скорей всего ему это даже понравилось бы, мастеру эпатажа. И Бурмата бы ему явно понравился, энергетически равноценные личности.
— Возможно, если бы Бурмата вовремя переместился из красноярских Столбов в подмосковные «Столбы» — в психушку в районе станции Столбовой (райское местечко, по словам очевидцев), отдохнул бы там от суеты (81 запись в трудовой книжке), всё у него сложилось бы не так трагично.
— Знаменитая психушка «Столбы» находится в Чеховском районе Московской области недалеко от станции Столбовая, а поселок Белые Столбы — в Домодедовском районе. Всех запутал в своей знаменитой песне Галич, правда, там, в Белых Столбах, кроме Госфильмофонда тоже есть психушка, районная, но не та — не знаменитая. Недостатка в психушках в нашем отечестве никогда не наблюдалось. Чеховские «Столбы» находятся в живописном районе, там «отдыхали» в основном алкоголики. Режим там (по словам завсегдатаев) был очень мягким, и «устроиться» туда было не просто. А карательные врачи-преступники и живодеры-санитары — это страшный институт Сербского. Неужели вы подумали, что я пожелал бы такого Бурмате?
— А вот я именно про знаменитую Столбовую слышал всякие нелестные отзывы. Туда, например, поместили знаменитого барда Петра Старчика. Про дикие нравы в этой больнице, где держали диссидентов, можно прочитать: http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_pagesb2a9.html?Key=6298&page=71.
— Врачей-преступников и живодеров-санитаров везде хватало. В этом смысле институт Сербского вовсе не исключение, а правило. То, что творилось в орловской и казанской спецпсихушках не уступало «Сербскому». А социальноблизким алкашам везде было неплохо — хоть в Кащенке, хоть в Соловьевке, хоть в Столбовой, хоть в Питере около квартиры А.Блока на Пряжке, хоть в городе К. на улице Ерофея Хабарова.
— Да, этих завсегдатаев чеховских «Столбов», на которых я ссылался, вполне можно отнести к социально близким. Я их называю «вратарями»: годами они стоят в воротах соседнего двора, рядом с «инвалидным» магазином (там в советские времена по талонам давали какую-то диетическую гречку и пр.) и сшибают полтиннички — раньше 50 коп., теперь, соответственно, рублей. Уезжаешь на несколько месяцев, приезжаешь — они стоят в тех же позах. Ряды их с годами, конечно, редеют, как «зубья у гребешка», но всё равно здоровье фантастическое: попробуйте попить лет двадцать-тридцать, не пропуская НИ ДНЯ. Мечтой у них с юных лет было обрести «группу» (инвалидную), тогда тебя не могли обвинить в тунеядстве и можно было получать гречку, тут же меняя ее на портвешок. У всех у них были прекрасные, доверительные отношения с участковым. А «путевка» в «Столбы» была для них куда желаннее, чем в Кисловодск.
— Вот это и были в психушках те самые счастливые советские люди, а не какие-нибудь там отщепенцы, гниль антисоветская…
— И верю, и знаю, что Андрей Поздеев, которого многие в городе К. считали тоже сумасшедшим, — гений, его босоногих героев картин помню. И помню картину о нем моего, увы, тоже покойного друга Вадима Гнедкова «В гостях у художника Поздеева». М-да, что-то действительно «все умирают да умирают»…
— «И все-таки жизнь прекрасна,
И все-таки стоит жить…», —
так начал свой жуткий, чернушечный, макабрический и до сих пор не напечатанный роман в стихах поэт Лев Таран, уроженец города К. Знавали ль вы его?
— Увы, не знал, хотя много был наслышан от Романа Солнцева, а ранее — от поэтессы Майи Борисовой. А интересно — ваше это или его, мною часто вспоминаемое, из стихотворной «Азбуки алкоголика»: «На столе стоит Мартини — не привык к такой картине»?
— Да. «АА» мы с ним вместе сочинили году эдак примерно в 1976-м, когда и я, и он жили в Дмитрове под Москвой. На букву «О» там было: «Если ты не фон-барон,/Выпьешь и Одеколон».
