Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2010)
Специалисты по поведению животных — этологи — скажут вам, что различия между мышлением человека и животных носят чисто количественный (сравнительно малая у животных емкость рабочей памяти, например), но отнюдь не качественный характер. Собственно, об этом же вам скажет и любой собачник и кошатник, а то и владелец говорящего попугая (попугаям в той же книге З. Зориной и А. Смирновой посвящен отдельный раздел, который я бы снабдила рубрикой «Хотите — верьте, хотите — нет»).
Мало того, время от времени животные (в крайней, критической ситуации) способны на удивительные интеллектуальные взлеты. Моя хорошая приятельница, зоолог, уверяет, что проблема только в том, что на этом — высоком — уровне животные держаться долго не способны, — слишком велик расход энергии и вызванный напряжением стресс. Думать, как известно, вообще неприятно и противно.Жизнь собак-поводырей, вынужденных постоянно находиться в состоянии «возбужденного» разума, короче жизни их безответственных собратьев.
А теперь вернемся к литературе.
В 2009 году в «АСТ», время от времени радующем хорошей фантастикой, вышла очень примечательная книга. Она подняла целую бурю споров и дискуссий, например на «Фантлабе» — форуме, где обмениваются новостями, рецензиями и идеями любители фантастики.
«Вынос мозга. На орбиту. В хорошем смысле этого слова» (С. Соболев).
«Не очень весёлые мысли. Неудобные истины, выражаясь словами одного из главных героев. Конечно, это не истины в последней инстанции, и со многими
из них можно не согласиться. Но книга побуждает задуматься и трезво взглянуть на окружающую реальность, и это уже большой плюс» ( Оlvegg ).
«Истинно интеллектуальная фантастика, заставляющая задуматься о будущем и настоящем, о вечных вопросах человеческой природы и цивилизации. Может быть, не самое приятное чтение, но, безусловно, предоставляющее огромное поле для размышлений» ( Kalvin).
Пожалуй, со времен Станислава Лема мало кто удостаивался таких комплиментов. Ну а теперь назовем героя. И книгу, вызвавшую такую бурную реакцию.
Это «Ложная слепота» Питера Уоттса, канадского гидробиолога и писателя-фантаста.
Дело здесь прежде всего в том, что читатель фантастики, в последнее десятилетие вынужденный потреблять инфантильные по определению фэнтезийные саги и космооперы (сразу, чтобы отмести неизбежные возражения, скажу, что исключения есть, они всегда есть), наконец-то получил книгу, где к нему, к читателю, адресуются как к взрослому. Где есть (в умеренных количествах) относительно сложная терминология, отсылки к научно-философским (чаще уже успевшим пустить корни в научно-популярной литературе) идеям и умеренная научная дерзость. Но главное — сама тема.
Попробуем пересказать вкратце содержание, не опасаясь «спойлеров». «Спойлеры» способны испортить удовольствие только от очень прямолинейных, иными словами плохих, книг.
Итак, в относительно близком будущем перед человечеством, озабоченным самыми разными проблемами (тут и злоупотребление нейростимуляторами, нейронаркотиками, биохимическим «тюнингом» эмоций, и уход в виртуальную реальность, и виртуальные контакты с утратой навыка простого человеческого общения, и «зеленый» и «антивиртуальный» терроризм и проч.), появляется еще одна проблема, глобального масштаба. Человечество обнаруживает, что оно не одиноко во Вселенной.
И это действительно проблема.
13 февраля 2082 года в 10.35 по Гринвичу в пространстве вокруг Земли одновременно возникло 65 536 [16] зондов. Зонды вспыхнули и сгорели, отправив перед этим в некую точку некий пакет информации, — непросканированным не остался ни одни квадратный километр земной поверхности. Точкой, куда ушел радиосигнал, оказался, как выяснили ученые, загадочный объект в поясе Койпера [17] — комета Бернса — Колфилда.
А может, не комета…
К загадочному объекту направляется команда специалистов — людей, так или иначе измененных с учетом профессиональных требований.
Это лингвист Сьюзен Джеймс, также известная как «Банда Четырех». Взаимодействие четырех «выделенных» сознаний помогает Сьюзен (собственно, просто оболочке, вместилищу личностей) расшифровывать самые сложные лингвистические головоломки. Автор мимоходом замечает, что своеобразная шизофрения, расщепление на несколько независимых личностей и есть тот самый синдром «одержимости», из-за которого людей когда-то сжигали на кострах. Теперь его научились создавать искусственно.
Исаак Шпиндель — биолог, чье тело представляет собой сращенный с лабораторным оборудованием биоконструкт. Фактически калека, жаждущий любви и понимания и влюбленный в одну из «расщепленных личностей» Сьюзен — Сашу.
«Военспец» Аманда Бейтс, чьи мышцы укреплены экзоскелетом.
У каждого есть дублер, спящий в ванне и ожидающий воскрешения в случае гибели предшественника. Каждый «не совсем человек», и уже можно начать задаваться вопросом: а что, собственно, такое есть человек — существо, внешне похожее на человека? Существо, биологически ведущее свое происхождение от вида Homo? Существо, сколь угодно измененное, но мыслящее, как человек? Честно говоря, этими вопросами (быть может, в предчувствии грядущих реальных возможностей изменения человеческой природы) фантасты увлекаются уже не одно десятилетие, но, словно расширяя зону исследования, Уоттс добавляет к этой странной компании еще две фигуры.
Во-первых, это главный герой, от лица которого — с философскими отступлениями и флешбэками — ведется повествование. Сири Китон, синтет, наполовину человек, наполовину компьютер, лишившийся еще в детстве одного полушария мозга [18] (хирургическая операция была сделана, чтобы избавить его от неизлечимых эпилептических припадков). Сири — человек, не способный испытывать эмоции (по крайней мере, так он полагает), непредвзятый профессиональный аналитик — исполняет в этой экспедиции роль беспристрастного наблюдателя, призванного запомнить все, зафиксировать и донести информацию до землян. Он тот, кого следует беречь, тогда как остальные — расходный материал. Недаром у него нет «дублера» в анабиозной ванне. Сири — как бы «не-совсем-личность», именно потому на его показания можно полагаться. И все же в самом конце этого предприятия Сири Китон, единственный уцелевший, летящий в спасательном челноке к Земле, где его ожидает неизвестно что, обретает способность к эмоциям и эмпатии. Возможно, как заметил один читатель-рецензент, все эти испытания, весь этот внеземной разум, все загадки и поражения нужны были исключительно для того, чтобы Сири Китон обрел себя, стал целостным… Но вернемся к составу экипажа.
Литературные и кинематографические вампиры нынче модны и гламурны до тошноты, и то, что Уоттс ухитрился впихнуть в свое научно-фантастическое повествование вампира, вызывает некоторую оторопь — для привлечения читателей, что ли, ему это понадобилось? Конечно, уоттсовские вампиры — не совсем вампиры в обычном понимании, Уоттс выдумал некую ветвь гоминидов, активного ночного хищника, чья кормовая база представлена исключительно близкородственными видами, в частности представителями Homo sapiens . Чтобы охотиться на умную и подвижную добычу, требуется еще более острый ум — вампиры, по сравнению с людьми, интеллектуалы, обладающие феноменальной скоростью реакции и пространственным воображением, способные (в отличие от людей) удерживать в сознании одновременно оба аспекта кубов Неккера [19] .
Тут, кстати, автор упоминает любопытный побочный эффект — вампиров вводит в ступор простое изображение рамки, перекрестья (слишком простое и не поддающееся пространственному «выворачиванию»). Вот вам и причина вампирской ненависти к кресту. Еще вампиры ограничены в своих возможностях тем, что добыча их размножается примерно такими же темпами, как и они сами (в обычной модели «хищник — жертва», как известно, скорость размножения жертв обычно в несколько раз выше, чем хищников, иначе вымрут и те и другие). Поэтому вампиры выработали естественный ограничитель — чтобы полностью не подорвать свою кормовую базу, они время от времени погружаются в длительный анабиоз — на столетия, за это время численность добычи успевает восстановиться, тогда они выходят из своих укрытий, и — хлоп! — у человека опять появляется извечный и страшный враг, стремительный, незаметный, хитрый, возникающий в ночи, почти забытый, о котором остались лишь смутные воспоминания и легенды.
