KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Елена Антонова - Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

Елена Антонова - Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Елена Антонова, "Неисторический материализм, или ананасы для врага народа" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Следующие два месяца слились для Сергея в сплошную беготню с одной работы на другую, из прошлого – в настоящее. Его беда была в том, что он был ответственным человеком и, работая в институте, готовился к занятиям очень тщательно. Дело осложнялось тем, что он не должен был допустить на занятиях слишком очевидной утечки информации. Занятия в пединституте заканчивались в час, и он мчался в банк к Артемьеву, выручать Валеру, даже не замечая, что переходит из одного времени в другое. Когда он сидел в банке, ему казалось, что Панина с Тростниковой сейчас сидят в облупленном общежитии в двух кварталах от банка за дощатым столом, накрытым скатертью с бахромой, и листают толстые тетради в клеенчатой обложке. Их средние пальцы всегда запачканы чернилами, потому что авторучки всегда «текут».

Он пробовал возмущаться, доказывая Барсову, что у него все равно нет времени полностью включиться в эксперимент – ходить на танцы, в рестораны, провоцировать коллег. Анатолий Васильевич снисходительно улыбался, предлагая Сергею предоставить другим людям заботу о концептуальной стороне эксперимента.

– Это вы мне так вежливо говорите, чтобы я знал свое место? – возмущался Сергей.

Барсов опять улыбался и кивал головой, приводя Сергея в бешенство. Еще он любил беседовать с Сергеем в лаборатории перед тем, как он стартовал в прошлое, и выслушивать его рассуждения о жизни. Сергей, чувствуя, что Барсов его внимательно слушает, разливался соловьем.

– Разучились люди писать друг другу письма, – философствовал он. – Электронные писульки – это не письма, а так – обмен информацией. Вы можете себе представить, чтобы Алексей Толстой написал такие письма, например, Жемчужникову по электронной почте? Да ничего подобного. Вот послушайте.

Он очень увлекся письмами Толстого в последнее время, потому что использовал их на уроках по стилистике и помнил некоторые из них почти наизусть.

– Вот как он описывает село Погорельцы, где когда-то отдыхал: «Здесь есть мебели из карельской березы, семеро детей мал мала меньше, баня, павлины, индейки, знахари, старухи, слывущие ведьмами, старый истопник Павел, бывший прежде молодым человеком, Андрейка и чернослив, Тополевка с Заикевичем, пасмурные дни, изморось, иней на деревьях, игра в кольцо, которое повешено на палочке, сушеные караси, клюква, преждевременно рождающиеся младенцы, к неимоверному удивлению их отцов…»

Сергей приоткрыл глаза и посмотрел, какое впечатление это произвело на Барсова. Судя по всему, Барсов был потрясен.

– Шедевры могут появляться только на бумаге! – заключил Сергей.

– Гусиным пером, – вставлял Барсов, и Сергей подозрительно смотрел на него. Но Барсов был вполне серьезен.

– Написание писем – это целый обряд, – вполне серьезно пояснял Анатолий Васильевич. – А обряды надо как следует обставлять. Красивая бумага с вензелем, конвертик какой-нибудь необычный, ручка удобная.

– Вот-вот, - обрадовался Сергей. – И письма хранили для потомков.

– Ты прав, – сказал Барсов и посмотрел на часы. – Ну давай, отправляйся, а то опоздаешь. У вас там сегодня комиссия партийного контроля.  Пишите письма, – добавил он, хлопая Сергея по плечу.

Комиссия партийного контроля была священной коровой, и все внимательно следили за ее заседаниями, которые происходили по вечерам. Сергея решили загрузить партийной работой как молодого специалиста. Целую неделю после занятий он ходил на кафедру философии лесотехнического института и с отвращением листал протоколы партийных собраний, постановления, ход выполнения решений и прочую партийную ерунду. Короче говоря, его очень возмущало, что он «пахал как вол в этой нудятине» только ради того, чтобы кучка идиотов в двадцать первом веке могла от души поржать. Но Андрей очень серьезно объяснил ему, что, помимо кучки идиотов, заседания комиссии партийного контроля еще анализирует психолог.

– Не могут они просто в архивах протоколы посмотреть, что ли? – возмущался Сергей.

– Так ведь ты их там задираешь, а они и дергаются, психологам на радость, – объяснил Андрей.

Действительно, Сергей говорил на заседаниях такие вещи, что сам поражался, как его до сих пор не исключили из партии. Однажды, еще в самом начале, он наткнулся на протокол какого-то партийного собрания, где обсуждался некто товарищ Ощепков, кандидатура которого выставлялась на городскую партийную конференцию. Ему туда очень хотелось, потому что на конференции выдавали обтянутые кожей папочки с буквами, тисненными золотом. Эта папочка придавала человеку значительность и солидность. Но кто-то высказал мнение, что поскольку товарищ Ощепков развелся в данном учебном году, то он не достоин представлять высокое звание коммуниста.

Товарищ Ощепков заявил в ответ, что он «развелся с санкции партийного комитета института, поставив его в известность заранее и получив необходимое одобрение». Рассуждения о личной жизни примерного коммуниста тоже были подробно занесены в протокол.

Вечером в институте, куда Сергей притащился голодный и злой, потому что не успел закончить настройку новой программы в банке, он стал возмущаться.

– Черт знает что! – говорил он. – Одни лезут в личную жизнь, другой на эту конференцию рвется так, что готов унижаться и оправдываться в том, в чем он и не виноват вовсе…

– Как это не виноват! – пугался Булочкин. – Личная жизнь коммуниста должна быть безупречной.

– Вот именно, – возмущался Сергей. – Поэтому продолжать изображать любовь, если она вдруг ушла, – безнравственно. Куда честнее просто развестись.

– Так давайте всем дадим волю, – багровел Булочкин, – и завтра все у нас разведутся, и начнется свободная любовь…

– Как бы не так, – доказывал Сергей. – Вы можете себе представить, чтобы Кирюшины развелись? Или Петровы?

Тут вступила Любовь Борисовна, поглядывая на смущенно зардевшегося Григория Ивановича.

– Действительно, надо больше доверять людям, – сказала она. – Наши коммунисты – не животные, в конце концов.

Булочкин был категорически не согласен.

– Коммунист – образец, – доказывал он. – Он должен быть кристально чист.

– Жить с нелюбимой женой – это, по-вашему, кристальная чистота, да? – язвительно спросил Сергей.

– А вот пусть любит. Да и вообще, любит – не любит, это не коммунистические рассуждения.

– Как это? – удивлялся Григорий Иванович. – Коммунист – это прежде всего человек…

– Не по-коммунистически рассуждаете, – не сдавался Булочкин. – И вообще, есть инструкция, что разводы не одобрять. Вот и все.

– Ну и что? Инструкция – не закон, и от вас зависит, как ее применять. Изучите опыт церкви, в конце концов, – предложил Сергей.

– У нас церковь отделена от государства! – испугался Валерий Алексеевич.

– Отделена – не отделена, а разводы тоже запрещала. Как и ваша инструкция. И каковы были социальные последствия?

– Каковы? – с любопытством спросили все, кроме Булочкина.

– Измены, бытовые убийства, сожительства вне брака… Сплошная грязь и безнравственность.

Булочкин замахал руками и стал испуганно уверять, что наши коммунисты на такое не способны, и все опять началось сначала. Аргументы от Булочкина отскакивали, не производя на него никакого впечатления. На то он и был парторг. Потому что мнений разных может быть много, а парторг – один. С той единственной идеей, которую вложили в него партия и правительство.

В следующий раз Сергей опять задержался в лаборатории, потому что Барсов, в очередной раз его пожалев, предложил перед отправкой попить кофе.

Глядя, как Андрей разговаривает по телефону, Сергей вдруг заявил:

– Без телефонов им было лучше.

– Правда? – заинтересовался Барсов. – Почему?

– Им приходилось встречаться. Там постоянно кто-то к кому-то приходит.

Сергей у себя в прошлом тоже стал иногда принимать гостей по вечерам и, дремля под застольные разговоры, отдыхал душой.

– Застолье, – разглагольствовал он, – это наше великое русское национальное достояние.

– Ну да! – поразился Анатолий Михайлович.

– Там попробуй отстать от событий – и на тебя будут как на больного смотреть! Как на отверженного!

– Тяжело тебе там живется, – посочувствовал Барсов.

Сергей сделал паузу, пытаясь понять, послышалось ли ему или в голосе шефа действительно прозвучала ирония. Анатолий Васильевич смотрел на него честным открытым взглядом. Некоторым могло бы показаться – слишком открытым.

– Постоянно приходится быть в курсе событий. Они без конца обсуждают какой-то фильм, который они все смотрели. И книги. Там книги – штучный товар. Поэтому, если попадется какой-нибудь там Герберт Уэллс, все его читают, а потом смысл ищут. Это у них вместо водки. Философствовать любят – хлебом не корми.

Эти застольные философствования потом долго исследовались психологами. Мнения были разные. Кто-то говорил, – практичные американцы, разумеется, – что в русской архитектуре невозможно найти ни одной строго прямой линии из-за того, что занятый философскими беседами народ просто не в состоянии был их провести. Русские, дескать, так увлечены рассуждениями под влиянием огромных пространств своей родины, что предпочитают распить бутылку водки и порассуждать о загадочной русской душе, чем выйти и пропахать в этом пространстве, например, какую-нибудь борозду.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*