Нагиб Махфуз - Избранное
— Мысль хорошая! согласился Хаджадж. Но с осуществлением ее надо несколько повременить, надо людям отдохнуть.
Управляющий потребовал, чтобы футуввы дали слово действовать сообща, и они пожали друг другу руки и обменялись клятвами. В последующие дни всякий имеющий глаза мог видеть, как Гулта и Хаджадж изо всех сил стараются замести следы понесенного ими поражения. Они распространили слухи о том, что, если бы не глупость Лахиты, который приказал брать приступом гору, Касем был бы разгромлен безо всякого труда, а улица не потеряла бы цвет своих мужей. Многие верили тому, что им говорили, а если кто выражал сомнение, то получал хорошую встрепку. Всякие рассуждения относительно должности главного футуввы решительно пресекались, однако многие как в квартале Рифаа, так и в квартале Габаль — втайне продолжали гадать, кто займет место Лахиты после общей победы. И, несмотря на клятвы и обещания, улица разделилась на два лагеря, люди перестали доверять друг другу, а футуввы, боясь выходить в одиночку на улицу, окружали себя верными подручными. Но вместе с тем подготовка ко дню мести не прекращалась ни на минуту. Было решено, что Гулта со своим отрядом устроит засаду у начала тропы со стороны рынка Мукаттам, а Хаджадж — у тропы со стороны крепости и что они не уйдут оттуда, даже если им придется просидеть в засаде всю жизнь. А женщины должны были заниматься торговлей и приносить мужчинам еду. Накануне выступления, вечером, и рифаиты, и габалиты собрались в своих кофейнях, потребовали пива и вина и до позднего часа курили гашиш и пьянствовали. Когда люди Хаджаджа проводили своего футувву до двери его дома, он был весел и доволен, как султан. Толкнув дверь, он прошел в коридор, напевая себе под нос что–то несвязное. Но внезапно пение его оборвалось. Кто–то обрушился на него сзади, и чья–то рука закрыла ему рот, а другая воткнула нож в сердце. Некоторое время неизвестный крепко держал бившееся в судорогах тело футуввы, чтобы оно не упало и не наделало шума, потом осторожно уложил на пол, где футувва и замер в непроглядной тьме.
89.
Рано утром вся улица пробудилась от страшного, леденящего душу крика. Из открывшихся окон высунулись головы, и шеи вытянулись в сторону дома футуввы Хаджаджа. Там собралась толпа людей, которые шумели, кричали и голосили. Коридор тоже был полон мужчин и женщин, с недоумением спрашивающих друг друга, как это случилось, и пытающихся найти объяснение. Покрасневшие от слез глаза горели злым огнем. А к дому футуввы все подходили и подходили рифаиты. Не преминул явиться и Гулта, окруженный своими людьми. Толпа расступилась, чтобы дать ему возможность войти в коридор. Тут Гулта воскликнул:
— Какое несчастье! Я готов был отдать жизнь за тебя, Хаджадж!
Плакавшие утерли слезы, причитавшие смолкли, озлобленные перестали задавать вопросы, но Гулта так и не услышал ни одного любезного слова. Он продолжал восклицать:
— Какое подлое коварство! Ни один футувва не способен на такое вероломство, но подлый пастух Касем — не футувва! И я не успокоюсь, пока не кину его труп на съедение собакам.
Какая–то женщина в сильном возбуждении крикнула:
— Да благословит тебя Аллах на должность главного футуввы, Гулта!
Гулта позеленел от гнева, лица его подручных нахмурились, по толпе прокатился ропот.
— В этот скорбный день, — процедил сквозь зубы футувва, — женщинам не мешало бы помолчать!
Но женщина не унималась.
— Пусть каждый разумный уразумеет! — сказала она. Толпа снова зароптала. Футувва обождал, пока гомон утихнет, потом сказал:
— Это гнусное злодейство умышленно совершено ночью, чтобы бросить подозрение на нас!
— Касем со своими людьми на горе, а Хаджадж убит на своей улице, среди своих людей и соседей, которые жаждут власти, — вмешалась еще одна женщина.
— Сумасшедшая! закричал Гулта. И всякий, кто ей верит, тоже сошел с ума. А если вы будете упорствовать в своих подозрениях, то кончится тем, что мы поубиваем друг друга, на радость Касему.
Вдруг у ног Гулты со звоном упал и разбился кувшин [28]. Отступив на два шага, футувва промолвил:
— Этот негодяй знал, как нас поссорить.
С этими словами футувва направился к дому управляющего. После его ухода крики и шум еще усилились. Двое мужчин — габалит и рифаит — затеяли ссору, вслед за ними разбранились две женщины, а мальчишки устроили драку — квартал на квартал. Из окон домов послышались ругань и брань, вся улица взбаламутилась, мужчины в каждом квартале собрались в группы и вооружились дубинками. Управляющий в сопровождении своих слуг и охраны вышел из дома и направился к границе двух кварталов. Встав там, он громко крикнул:
— Образумьтесь! Гнев ослепил вас, и вы не видите своего истинного врага, убийцу муаллима Хаджаджа!
Мужчина из квартала Рифаа спросил:
— А ты откуда знаешь убийцу? Разве кто–либо из бродяг осмелится прийти на улицу?
— Зачем габалитам нужно было убивать Хаджаджа сегодня, когда они в нем нуждаются? — вопросом на вопрос ответил Рифат.
— Спроси об этом преступников, а не нас!
— Жители квартала Рифаа не станут подчиняться футувве из квартала Габаль!
— Они дорого заплатят за кровь Хаджаджа! Управляющий вновь взял слово:
— Не поддавайтесь козням врагов, иначе Касем обрушится на вас, как чума!
— Лучше Касем, чем Гулта!
Ударив ладонью об ладонь, управляющий воскликнул:
— Ну, хватит! А не то всем нам конец!
— Лучше погибнуть, чем видеть Гулту главным футуввой!
Из квартала Рифаа в квартал Габаль полетел камень и упал посреди кучки мужчин. Габалийцы ответили тем же. Управляющий поспешил вернуться домой. А камни уже сыпались с двух сторон, и вскоре завязалась кровавая драка. На крышах домов женщины тоже кидали друг в друга камни, комья грязи, палки. Схватка продолжалась долго, несмотря на то что жители квартала Рифаа дрались без футуввы. Все же число пострадавших среди них быстро росло, потому что Гулта бил наверняка. Сквозь шум драки прорезались внезапно крики женщин, которые с крыш домов в страхе размахивали руками, указывая то в одну, то в другую сторону улицы. Дерущиеся остановились, стали оглядываться и увидели, что с одной стороны на них надвигается, вооруженный дубинками, отряд во главе с Касемом, а с другой такой же отряд во главе с Хасаном. Все снова загалдели, но медлить было некогда. Драка моментально прекратилась. Рифаиты и габалиты без приказа объединились, сплотили ряды и, разделившись на две группы, приготовились оказать сопротивление.
Гулта крикнул:
— Я же говорил вам, что это западня, а вы не верили!
После драки и рифаиты, и габалиты были обессилены, им было бы трудно выдержать еще одну схватку. Неожиданно Касем приказал своим людям остановиться. Его примеру последовал и Хасан, как будто они действовали по единому плану. Касем громким голосом обратился к противникам:
— Мы никому не хотим причинить зла! Пусть не будет ни победителей, ни побежденных! Все мы дети одной улицы и внуки одного деда. Имение должно принадлежать всем!
— Это новая западня! — воскликнул Гулта.
Ему ответил Касем:
— Не подстрекай людей на драку! Защищай свою власть сам, если хочешь!
— Вперед! — скомандовал Гулта и бросился на Касема. За ним устремились его люди. Другие напали на отряд Хасана. Но было много таких, кто колебался. Раненые попрятались по домам, за ними последовали обессиленные предыдущей дракой, а также колеблющиеся. Остались лишь Гулта и его подручные. Но эти не щадили себя, сражались дубинками, и головами, и ногами, и кулаками. В слепой ярости Гулта набросился на Касема, схватка их была жестокой, они наносили друг другу удары один страшнее другого, но у Касема было больше сил, и он легко отражал натиск Гулты. Многочисленный отряд Касема подмял под себя людей Гулты. Хасан и Садек пришли на помощь Касему. Первый мощным ударом сломал дубинку футуввы, а второй колотил Гулту по голове один раз, другой, третий. Дубинка выпала из рук Гулты, он бросился бежать, как бык на бойне, но через несколько шагов упал ничком.
Битва окончилась, стих стук дубинок, умолкли крики людей. Победители стояли, тяжело дыша и отирая кровь с лиц, голов и рук. Несмотря на раны, они улыбались, радуясь победе и миру. А из окон домов доносился плач. Поверженные враги усеяли всю землю. Садек уверенно сказал Касему:
— Ты победил, Аллах даровал тебе победу! Наш дед не ошибся в выборе. После сегодняшнего дня на нашей улице никто не будет плакать.
Касем улыбнулся, затем решительно повернулся и обратил взгляд на дом управляющего. И все головы повернулись в ту же сторону.
90.
Касем и его друзья подошли к дому управляющего. Окна и двери дома были закрыты, изнутри не доносилось ни звука. Хасан громко постучал в дверь, но ему никто не ответил. Несколько человек, навалившись, вышибли дверь, и Касем вошел во двор. Но и здесь они не увидели ни бавваба, ни кого–либо из слуг. Осмотрев залу и все комнаты внизу и на верхних этажах, они поняли, что управляющий с домочадцами и слугами просто убежал. Касем не был расстроен этим, так как в глубине души не хотел смерти управляющего, питая уважение к его жене, которой сам был обязан жизнью. Но Хасан и другие были раздосадованы бегством человека, по вине которого улица долгое время терпела унижение и нищету.
