Дэнни Уоллес - Человек-да
— Сочувствую.
Мужчина в расстегнутой рубашке все так же рассматривал себя в зеркало, — наверное, любовался собой.
— А почему ты говоришь, что сочувствуешь? — удивилась девушка.
— Ну... быть аферистом нехорошо.
— Очень даже хорошо! — с жаром возразила она. — Он же аферист, известный испанский аферист!
— Известный испанский аферист?
— Да. Аферист-уголовник.
К мужчине, стоявшему перед зеркалом, подошел его приятель с весьма изысканно остриженной и выбритой
растительностью на лице и тоже приковался к своему отражению в зеркале.
— Он — известный испанский аферист-уголовник? Ты уверена, что это хорошо?
Мужчины перед зеркалом кивнули каждый сам себе, потом друг другу и пошли прочь, — наверное,
отправились искать другое зеркало.
— Мой бывший выступал в лучших судах Испании!
— A-а, — протянул я, сообразив, что она имеет в виду. — Юрист?
— Да. Аферист. А ты как сказал?
— Я сказал: «юрист». А ты, как мне показалось, говорила «аферист».
— А какая разница?
И более циничный, чем я, человек, возможно, признал бы, что разницы и впрямь никакой.
— Дэнни! Si a Todo! — крикнул Марк, неожиданно возникнув возле меня с двумя бокалами шампанского в
руках. Откуда-то на нем уже появился галстук. Он дал мне один бокал и похлопал меня по спине. Я рассмеялся.
Марк мне очень, очень нравился. Это трудно объяснить. В конце концов, мы ведь только познакомились. Но в
нем было столько жизнелюбия... Я до сей поры заставлял себя радоваться жизни, а у него это получалось
естественно.
— Пойдем, сядем там. — Марк показал на возвышение возле танцевального круга. Там уже сидели,
потягивая напитки, несколько человек — по виду, представители барселонской элиты. Мужчина с волосяными
узорами на лице смотрел в свой бокал, — вероятно, пытался поймать свое отражение в кубике льда.
— Пойдем, — согласился я. — И, может, все-таки ты расскажешь мне о своем опыте в качестве
Согласного...
Я стремился упрочить свои отношения с Марком. Хотел, чтобы мы были не просто хорошими друзьями, а
друзьями-единомышленниками.
— Конечно, конечно, расскажу, — пообещал он. — Но помни: это только начало! У нас куча времени!
Я счел, что сейчас не самый подходящий момент напоминать ему, что прямо завтра я возвращаюсь в Лондон.
С бокалом в руке я прошел на возвышение и сел там. Марк до возвышения не дошел. На полпути его
остановила какая-то роскошная женщина, которая, по-видимому, желала с ним поговорить. Через минуту после
того, как я сел, компанию мне составил джентльмен в расшитом блестками костюме.
— Ноlа, — поздоровался он.
— Hola, — ответил я. На том наше общение закончилось. Мы просто сидели и смотрели на танцевальный
круг, который постепенно заполнялся танцующими.
Я решил, что не стоит очень уж давить на Марка, требуя, чтобы он поделился со мной своим опытом
Согласного. В конце концов, я ведь сам сейчас наблюдал за ним — здесь, в Барселоне. Марк, в отличие от меня, отвечая согласием, даже не задумывался о том, что он следует какой-то тактике. Позитивный настрой и
независимость были главными составляющими его отношения к жизни. Он просто плыл по течению,
положившись на волю судьбы.
По громкоговорителю что-то объявили, но, поскольку говорили по-испански, я ничего не понял. Мог
предположить только, что гостей пригласили танцевать, ибо, как только объявление было сделано, пять-шесть
человек, сидевших на возвышении, встали и направились к танцевальному кругу. На месте остались только я да
мой сосед в блестящем костюме. Мы с ним посмотрели друг на друга и улыбнулись. Правда, я испытывал
беспокойство. Может, я что-то я не понял? Проигнорировал прямое распоряжение? Упустил возможность
ответить согласием? Где Марк? Он ведь должен мне переводить. Я разглядывал толпу на танцплощадке, но
Марка среди них не видел. Там вдруг собралось много народу. Но никто не танцевал — все просто стояли и
переговаривались. Я поднялся, чтобы лучше видеть происходящее. Мой сосед в блестящем костюме
последовал моему примеру. Он склонился ко мне и что-то сказал по-испански. Я понимающе улыбнулся,
скрывая свое незнание испанского. Он опять что-то сказал. Я пожал плечами и улыбнулся. А потом вдруг, без
всякого предупреждения, я озарился.
Луч прожектора скользнул по залу и замер на возвышении. Заиграла музыка — громче, громче. Раздались
радостные вопли. Что, черт возьми, здесь происходит? Я решил выяснить это у мужчины в блестящем костюме
и только собрался похлопать его плечу, как, к своему ужасу увидел, что он выдернул микрофон. Господи
всемогущий. Этот человек — певец. Певец в блестящем костюме. Певец, стоящий на эстраде перед толпой
специально приглашенных гостей. Он начал исполнять
испанскую песню, а я — сконфуженный зритель — почему-то торчал на сцене вместе с ним.
Я тотчас же попытался сойти с эстрады и смешаться с толпой, но мужчина в блестящем костюме подошел к
краю сцены, загораживая лестницу. Чтобы добраться до нее, мне пришлось бы его оттолкнуть. Я оглянулся.
Сзади — стена. Выхода не было. Я оказался в западне.
Оставалось только одно. Бочком я вернулся на свое место и сел, делая вид, будто ничего не заметил. Я
смотрел на свои ноги, молясь, чтобы песня поскорее закончилась. Разок мне удалось поднять голову, но я
увидел только море людей, глядящих на меня так, будто я уродец или участник шоу, смысла которого они не
понимают. Вскоре защелкали фотоаппараты. Краем глаза я заметил группу репортеров. Я понятия не имел, кто
этот певец, но в Испании он явно был более знаменит, чем в Англии. С возрастающим ужасом я начал
сознавать, что на каждом кадре отснятого материала с выступлением этого парня на заднем плане будет
фигурировать красный от смущения очкарик, жалеющий о том, что он не знает испанского и потому не смог
понять смысла объявления, в котором всем, кроме испанской поп-звезды, предлагалось покинуть сцену!
Песня никак не кончалась. В жизни не слышал такой длинной песни! Но особенно по-дурацки я себя
чувствовал во время ее инструментальной части. Певец хотя бы танцевал, а что было делать мне? Я мог только
сидеть. Я опять глянул на публику и увидел, что большинство гостей в первом ряду смотрят на не
выплясывающую перед ними знаменитость, а на его «подтанцовку». На меня.
Стараясь держаться непринужденно, я притопывал в такт музыкальному ритму, словно по какому-то
странному, ошибочному стечению обстоятельств я совершенно по праву оказался на сцене. И вот наконец
песня кончилась. Слава Богу! Толпа взревела. Засверкали вспышки: теперь мой конфуз навеки войдет в
историю клуба. Кто-то где-то завизжал, кто-то крикнул «еnсоrе». Мужчина в блестящем костюме поклонился,
поднял руку, приветствуя публику, и пошел со сцены, на ходу бросив на меня подозрительный взгляд.
Прожектор погас, заиграла другая музыка. Я медленно, осторожно встал со стула и попытался покинуть сцену с
достоинством, насколько таковое способен изобразить человек, едва не сорвавший — пусть и не умышленно —
важное выступление.
— Дэнни! — окликнул Марк, неожиданно появляясь у меня за спиной. — Пошли! Мне только что
позвонили... приятель приглашает нас к себе выпить! У него красивый дом! На вершине холма! Ты увидишь
всю Барселону! Ноги в руки и вперед!
Спустя полчаса я стоял на балконе дома прославленного испанского архитектора по имени Гаспар, обозревая
раскинувшуюся передо мной Барселону. Я знал, что Гаспар знаменит, потому что на его диване лежал
глянцевый буклет, в котором это было напечатано прямым текстом. И я знал, что он — испанец, потому что в
каждой руке он держал по большому бокалу вина.
Мы с Марком смотрели на красивый город, а Гаспар пошел за оливками. Достаточно неординарная ситуация.
Еще один яркий пример того, куда может завести «да», если слепо следуешь тактике согласия.
— Дэнни... — обратился ко мне Гаспар, бородатый мужчина значительного вида. — Мне кажется, где-то я
тебя видел...
— Правда? Вообще-то в Барселоне я впервые.
— Может, в Лондоне? Я недавно был в Лондоне. Но не думаю, что мы там встречались...
— Я тоже не припоминаю, — согласился я.
Где в глубине дома — большого просторного дома — зазвонил телефон. Гаспар извинился перед нами и
удалился.
— Марк... — окликнул я своего нового друга. Он присвистнул в ответ. — Мне кажется невероятным, что я
здесь. Теоретически я просто нахожусь в доме какого-то мужика в Испании. Но в то же время меня не покидает
