Кристиан Барнард - Нежелательные элементы
Деон кивнул, все еще занятый мыслью, которую ему не дали закончить.
— Конечно. Я сделаю все, что смогу. Чем конкретно ты занимаешься?
— Ну, в основе — риск, связанный с изучением генетического материала вне организма. Помещение его в пробирки и чашки Петри, возможно, изменяет заложенную в нем информацию. Мы хотим установить, так это или нет.
— Каким образом?
— В Торонто мы ведем довольно сложные исследования. А тут я бы поставил относительно простые эксперименты — оплодотворение яйцеклетки в пробирке и наблюдение в лабораторных условиях за первыми стадиями развития зародыша.
— Понимаю. С тем, чтобы выявить у зародыша аномалии развития?
— Совершенно верно. В одной серии мы будем изучать их на самой ранней стадия развития, еще в питательной среде. В другой — помещать зародыш в матку подопытного животного и проверять более поздние стадии.
— Ого! Работы это потребует дьявольской. Так сколько денег тебе нужно?
— Не так уж и много, если не считать электронного микроскопа. Они, как тебе известно, стоят тысячи. Думаю, что купить его нам вряд ли удастся, но если бы получить разрешение пользоваться уже установленным…
— Кафедра патологии как раз приобрела электронный микроскоп. Ты же знаком с профессором Мартином? Он, конечно, будет рад помочь. Что еще?
— Место, где содержать подопытных животных. И всякие другие мелочи.
Деон энергично хлопнул себя по коленям и поднялся. Он вновь ощутил решимость и уверенность в себе. Утренняя стычка с профессором Снайменом все еще беспокоила его, но он отогнал воспоминания о ней.
— Слушай, — сказал он. — Приготовь список всего, что тебе нужно, и давай составим смету. Я берусь раздобыть эти деньги.
Деона вызвали в клинику. Неприятности у Робби. Открылось кровотечение у пациента, которого он оперировал утром.
Он быстро проинструктировал Дженни и помчался в клинику, выжимая из своего «ягуара» все, что тот мог дать. Однако они успели справиться и без него. Робби дополнительно ввел внутривенно протамин и кальций, и кровотечение прекратилось. Робби рассказывал анекдоты сестре из послеоперационной палаты, которая настолько привыкла к его своеобразному юмору, что даже уже не краснела.
Деон посмотрел, кое-что посоветовал, но нужды в его присутствии никакой не было, и он скоро ушел.
Включив мотор, он несколько минут сидел за рулем, не зная, куда ехать. Впервые за долгое время он был совершенно свободен. Дженни прекрасно справится без него. Никаких срочных вызовов, никаких неотложных дед. Элизабет, конечно, еще играет в бридж. У Этьена сегодня регби, и освободится он не раньше шести. Возвращаться в пустой дом ему не хотелось.
Он подумал было съездить к матери, но тут же сказал себе, что она его сегодня не ждет и этакое неожиданное посещение может ее расстроить. Да и что притворяться — дом для престарелых действует на него угнетающе.
А не поехать ли посмотреть на Этьена? Отличная мысль. Ему редко удается приобщиться к жизни сына, как домашней, так и школьной. Он был вынужден заботу о детях почти целиком переложить на Элизабет, которая, надо отдать ей должное, никогда на это не жаловалась.
Он решил — едет к Этьену. Школа была в тихом пригороде: красивые, увитые плющом здания среди изумрудных футбольных полей, площадок для игр, беговых дорожек и теннисных кортов, говорящих о солидной и респектабельной обеспеченности.
Да, нам такие школы и не снились, — подумал он, вспоминая посыпанное гравием поле для игры в регби на окраине их городка, когда каждая схватка завершалась синяками и царапинами на коленях и локтях. А впрочем, нынешним школьникам приходится выдерживать испытания, по сравнению с которыми любые ссадины — пустяк. Они сталкиваются с силами и воздействиями, которые ему и его сверстникам показались бы немыслимыми.
Матч происходил на главном поле, напротив приземистой башни с часами. Деону всегда чудилось в традициях этой школы что-то фарсовое — устаревшая копия английских аристократических школ, которые и сами дышали на ладан. Но в этой школе учились отец Элизабет, ее дядья и братья, а потому тут должен был учиться и ее сын.
Деон со снисходительной улыбкой подумал, что с возрастом его жена все больше возвращается к семейным устоям, которые некогда столь яростно отвергала.
И не то ли происходит со мной самим? Некоторые вещи, в которые свято верил отец, я никогда не приму. Но другие? Не знаю, не знаю.
Он остановил машину под дубами и опустил стекло на дверце. Веселый гомон звонких голосов, гулкий удар по мячу и ленивые хлопки. Совсем рядом с ним двумя неровными линиями выстроились нападающие: хозяева в темно-коричневой форме, гости — в ярко-алой. И те и другие запыхавшиеся и грязные с ног до головы, потому что накануне шел дождь и поле было мокрое.
Деон увидел взъерошенную голову сына среди трехчетвертных. Этьен стоял, пригнувшись, упершись руками в колени, и ждал вбрасывания.
Мяч прочертил в воздухе дугу, темно-коричневые и алые тела взметнулись вверх, мяч отлетел к темно-коричневому, он приготовился ударить, и трехчетвертные противника чуть попятились, но вместо того, чтобы бить, мальчик отбросил мяч Этьену в центр. Зрители испустили восторженный вопль, который тут же сменился стоном разочарования. Этьен замешкался, и раздался свисток судьи.
Деон, напряженно наклонявшийся вперед, откинулся на спинку сиденья. Жаль! Удержи Этьен мяч, он успел бы проскочить сквозь линию противника.
Конец игры он смотрел рассеянно. Младшие юношеские команды? Ну конечно. Этьену в конце прошлого года исполнилось пятнадцать. Как летит время! Только сам начинал жить, и вот, пожалуйста, сыну уже пятнадцать.
Воспоминание обожгло, словно задев больной нерв. А сколько было бы ему? Тому, другому? Его собственному сыну?
Двадцать один год. Мужчина. Уже сам мог стать отцом.
Он смотрел на мечущиеся по зеленому полю цветные мальчишеские фигуры и думал о своем. Какой он был бы? Высокий блондин, как он сам? Или шатен, замкнутый и сосредоточенный, как мать?
И снова жгучее ощущение вины. Не тут ли причина? Поздний аборт и последующая травма. Вдруг они послужили толчком для мутации, которая завершилась рождением ребенка с синдромом Дауна?
Чушь! — яростно сказал он себе. К чему вызывать духов из пустых могил, если матери было тридцать восемь лет, а опасность появления на свет ненормальных детей прямо пропорциональна возрасту! Итальянский гинеколог должен был бы рекомендовать пункцию околоплодной жидкости.
Ты тут ни при чем.
И все-таки…
Утренний разговор с Филиппом вернул его мысли к Триш. Действительно ли она уехала обратно в Италию? Скорее всего. Хотя, с другой стороны, вполне возможно, что ее родители еще живы и она гостит у них. В те дна они были сравнительно молоды. Отцу сейчас, должно быть, под семьдесят. Мать немного помоложе.
Он хочет ее видеть.
Он был потрясен и вместе с тем почувствовал облегчение. Это желание продолжало жить, похороненное в глубине души, притупленное все стирающим временем, чередой событий и забот. Года шли, летели незаметно, точно отмершие листья, опадающие с дубов на Бульварах. И вдруг видишь, что деревья стоят обнаженные, что пришла зима и что жалеешь ты о том, чего не сумел или чего не успел сделать.
Я хочу ее видеть, снова подумал он и вспомнил темное неистовство души, животное напряжение, так странно контрастирующее с ее холодной рассудочностью. Я хочу ее видеть. Но осмелюсь ли я?
Вероятно, она давно уехала, напомнил он себе, чтобы справиться с нарастающим волнением. Возможно, погостила неделю-другую у родителей и уехала обратно в Италию со своим Джованни.
Бедный малыш. Ему суждено умереть, так и не узнав, что значит жить.
И помочь ничем нельзя. Ведь все дело в том, что его сердце лишено желудочка, качающего кровь в легкие.
Восторженный гул и пронзительный свисток судьи заставили его отвлечься от завладевших им мыслей. Темно-коричневые и алые рассыпались по полю. Темно-коричневые как раз получили очко и ликовали. Алые же уныло сгрудились у ворот в ожидании удара, начинающего игру после гола.
А что, если принять ситуацию такой, какая она есть? Принять и использовать ее?
Идея начинала обретать форму. Он сидел наклонившись, сжимая рулевое колесо обеими руками, и ликующий рев зрителей, последовавший за удачным ударом, даже не дошел до его сознания.
Он заставил себя сосредоточиться, вернуться к азам анатомии сердца. Что оно такое? Всего лишь мышечный насос с четырьмя камерами. Верхние две получают кровь, нижние две качают ее дальше. Но у Джованни клапан между правой всасывающей камерой и правой выталкивающей заблокирован. Эта выталкивающая камера никогда не функционировала нормально, а потому осталась неразвитой.
