Город падающих ангелов - Берендт Джон
Мне не оставалось ничего другого, только перейти в наступление. Я направила нотариусу Марио заказное письмо, и вместо того, чтобы говорить, будто мне известно, что у него нет оригинала, я сделала нечто противоположное. Я написала: «Мне интересно, нет ли у вас, друга Марио Стефани, подписанного лично им завещания. Подтвердите мне это, и, если оно у вас, немедленно зарегистрируйте его, потому что я – адвокат человека, упомянутого в завещании». Через двадцать четыре часа нотариус позвонил мне и сказал: «Я его нашел».
– Вы на самом деле верите, что он нашел его между страницами книги? – спросил я. – Или он по каким-то причинам хотел его скрыть?
– Я не обязана верить или не верить. Я заинтересована только в защите интересов клиента. Нотариус сказал мне: «Пока я не могу его зарегистрировать, потому что для этого мне нужны некоторые заверенные документы». Я ответила: «Нотариус, завтра утром вы их получите. А затем вы непременно зарегистрируете их для меня!»
Напористость Кристины Беллони обескураживала и несколько смущала меня. Она подтвердила то, что Минацци сообщил мне о судьбе завещания: Минацци отдал его Бернарди, тот вручил его Кристине Беллони, а Кристина Беллони вернула его нотариусу и попросила обнародовать завещание.
– Я получила от нотариуса сертификат, – сказала она, – и с ним отправилась к прокурору со словами: «Теперь немедленно вскройте пакет». Он попытался оттянуть время, а через сорок восемь часов я получила судебное распоряжение для прокурора освободить дом Марио от наложенного ареста.
– Как получилось, что Анна стала наследницей? – спросил я.
– Никола продает фрукты и овощи – он простой человек, не искушенный в социальных и юридических вопросах. Он боялся травли со стороны прессы и вообще был сильно напуган. Я добилась постановления держать все в секрете, по крайней мере, некоторое время, чтобы он смог справиться с потрясением. До обнародования завещания прошло еще двадцать дней, и теперь каждый может с ним ознакомиться.
– Кажется, вся эта скрытность возбудила в людях подозрения, – сказал я.
– В СМИ появилось множество нелицеприятных измышлений об отношениях Марио и Николы, но все это ложь. Я посоветовала Николе не реагировать, так как в противном случае все может стать еще хуже. Итак, мы подождали, когда закончится инвентаризация сочинений Марио и состоится передача его наследия в Кверини Стампалья, после чего Никола Бернарди провел пресс-конференцию.
– А как насчет спекуляций о том, что Марио шантажировали? Его преследовали из-за денег?
– Я обнаружила, что он судился с какой-то женщиной, требовавшей возмещения ущерба от протечки воды из расположенной этажом выше квартиры Марио. Она требовала огромную сумму, и, очевидно, его это сильно беспокоило.
– Это не сняло обвинений и не избавило от подозрений, – сказал я.
– Да, обвинения звучали со стороны Альберта Гардина, который представляется издателем Марио. Я навела о нем справки в торговой палате. За свою жизнь Гардин перепробовал много профессий, но его издательского дома попросту не существует. У него нет юридического адреса. В девяносто первом году был один контракт, но после этого издательство закрылось. У меня возникли подозрения, когда он посмертно опубликовал сборник стихов Марио, не поставив об этом в известность его наследника. Он продает книги без штрихкода, поэтому невозможно проследить, сколько экземпляров продано. Кажется, он движим жаждой саморекламы.
– Как вы думаете, мог Никола или кто-то из его друзей писать синим фломастером угрозы на витрине магазина Гардина?
– Это абсолютно исключено.
– Но кто в таком случае это делает?
– Может быть, сам Гардин.
Даже до того, как Никола Бернарди был публично назван прессой наследником Марио Стефани, его имя и местопребывание постоянно обсуждались в кругу друзей поэта, и толпы любопытных постоянно осаждали лавку семьи Бернарди, чтобы посмотреть на Николу. Некоторые фотографировали, притворяясь туристами; некоторые даже заходили в магазин и покупали килограмм помидоров. Потом зеваки сравнивали свои впечатления. Судя по их отзывам, Бернарди был высок, но внешностью обладал неброской; был он худощав, редеющие волосы коротко острижены, а длинное лицо напоминало лошадиную морду.
– У него маленькие глазки, – говорила одна из знакомых Стефани, – маленькие и бегающие, как у ящерицы. Улыбка у него, на мой взгляд, очень напряженная и вымученная, вроде внезапно возникающих улыбок детей в Марокко, Мексике и Индии, когда они готовятся просить у туристов денег. Рты у них раскрываются неожиданно и широко. У детей из богатых семей улыбки более сдержанные. Они не так часто смеются – только когда им на самом деле смешно.
Одна корейская журналистка вспомнила, что когда-то, довольно давно, Стефани несколько раз просил ее сопровождать его в магазин Бернарди. «Его непреодолимо влекло в то место, – рассказывала она, – но он боялся ходить туда один. Когда мы приближались к магазину, Марио делал вид, что мы оказались там совершенно случайно. Я была удивлена приемом, какой ему там оказывали. Его принимали далеко не дружелюбно, и я из-за этого всякий раз испытывала неловкость. С ним едва разговаривали. Это было какое-то ущербное общение, без смеха и даже без улыбок. Этот молодой человек, Никола, занимался своими делами и притворялся, будто незнаком с Марио. Кажется, приход Марио его раздражал».
Никола Бернарди с женой и дочерью жил в однокомнатной квартире на первом этаже дома близ Фрари. Квартирка была тесная, не больше 400 квадратных футов; входная дверь открывалась непосредственно в гостиную. Я нанес Николе визит через год после смерти Марио Стефани, предварительно связавшись с Николой через Кристину Беллони. Я сел на диван против Николы, одетого в джинсы и спортивные беговые туфли. У Франчески были золотисто-каштановые волосы, теплый цвет лица и спокойный невозмутимый взгляд. Она помогала Анне влезть в красные прыгунки. Светловолосой девочке было уже два года.
– Мы были знакомы с Марио, – сказал Никола, – потому что он, когда ему были нужны фрукты и овощи, заходил к нам, чтобы купить их и заодно навестить моих родителей, моего брата и меня. Рядом был также и его банк. Он был таким хорошим покупателем, что мы предложили ему скидку, но он никогда ею не пользовался. Он говорил: «Mamma mia, какая у вас тяжелая работа! Вам всем приходится так рано вставать. Я не хочу никакой скидки».
Эти теплые воспоминания о дружбе среди овощей и фруктов совершенно не совпадали с рассказом корейской журналистки о безразличии, граничившем с враждебностью. Но чья версия была верной? Франческа, как и Никола, вспоминала Марио почти как члена семьи.
– Марио приходил в больницу, когда я родила Анну, – сказала она. – Был он и на крещении. Мы пригласили его на первую годовщину Анны, и он сказал, что постарается прийти, но незадолго до дня рождения покончил с собой.
– Он когда-нибудь приходил к вам домой?
– Он звонил, когда бывал по соседству, – ответил Никола, – говорил, что у него подарок для Анны, какие-нибудь кастрюли и сковородки для нас. Если нас не было дома, он оставлял подарки на подоконнике, а потом закрывал ставни. Вот такой он был. Вернувшись домой, мы находили его подарки. На самом деле мы в конце концов решили покончить с этим. Я сказал: «Марио, не надо нас задаривать. Нам ничего не нужно».
Мы договорились, что я встречусь с Бернарди у них, а потом мы вместе пойдем в квартиру Марио. Франческа посадила Анну в коляску и дала ей плюшевого мишку.
– Анна, – сказала она, – кто подарил тебе этого мишку? Помнишь? Дядя… дядя… дядя – кто? Дядя Марио! Ты же помнишь дядю Марио.
Анна промолчала.
По дороге к дому Стефани Анну достали из коляски, и она своими ножками преодолела каждый из четырех мостов. Мы с Николой шли впереди.
– Позади уже целый год, – сказал я. – Как изменилась ваша жизнь с тех пор, как вы получили наследство?
– У нас теперь нет проблем с деньгами, – ответил Никола. – Если приходит счет за электричество, нас это не волнует. Теперь я могу включать кондиционер все лето, могу себе это позволить. Но работа у меня осталась прежней. Я все так же встаю в половине пятого утра, еду на лодке покупать фрукты и овощи, а потом везу их назад, в магазин. Единственная разница – я теперь не беру у родителей деньги на это.
