Бернард Вербер - Последний секрет
Невозможно.
На экране он видит, как Наташу уводят полицейские.
Она думает, что это она. Но нет, это я. Это я убийца.
Мартен почувствовал, как его охватывает глубокое отчаяние. Самми. Он только что убил человека, которого действительно любил. Единственного, кому он был бесконечно признателен.
Из здорового глаза вытекла слеза, из уголка рта – ниточка слюны. Никто не смотрел на него, никто не знал, какая огромная печаль пожирала его. Он не знал, оплакивает ли он потерю друга или свое полное отныне одиночество.
В ту ночь, когда Жан-Луи Мартен вошел в фазу парадоксального сна, ему явилась картина «Апофеоз Гомера». Во сне он услышал голос поэта, который рассказывал свою «Одиссею»:
Муза, скажи мне о том многоопытном муже,
который
Долго скитался с тех пор, как разрушил
священную
Трою,
Многих людей, города посетил и обычаи видел,
Много духом страдал на морях, о спасеньи заботясь
Жизни своей и возврате в отчизну
товарищей верных…7
Вместо лица Гомера на картине возникло лицо Самми с тем ужасающим восторженным оскалом, который появился в последнюю секунду его жизни. Молния ударила в лицо, и оно застыло, как на тех кадрах, что показывали в новостях.
Потом он увидел себя, плывущего в море на картине.
Что же там было дальше? Кажется, очень долго Одиссей прожил у нимфы Калипсо.
Нимфа Калипсо!
Черт возьми!
Больной LIS проснулся. Единственный его глаз открылся. Он чувствовал, что пресыщен изображениями Дали. Последние остатки сна разлетелись, как скворцы при виде кота. Но этого хватило, чтобы он вспомнил.
Гомер, Одиссей, Самми.
Он включил компьютер. Разыскал сайты, посвященные реальному пути древнегреческого героя Греции.
Два чудовища, Харибда и Сцилла, это, должно быть… Корсика и Сардиния. В проливе между этими островами сильное течение, а его поверхность усеяна рифами. Вот почему Гомер сравнивает скалы с чудовищами.
Одиссей упал в воду и добрался до жалкого обломка своего корабля и после девяти дней блуждания по морю попал на остров Огигия, где жила красивая нимфа Калипсо, дочь Атласа.
Надо же! Это могло бы быть здесь.
Связь между легендой и реальностью взволновала его.
Значит, Одиссей не случайно так очаровал меня. Он приплыл на этот остров.
Остров Святой Маргариты, возможно, и есть остров, названный Огигией, тот, где жила нимфа Калипсо!
139
Остров Святой Маргариты благоухает лавандой. Вход в пещеру и край скалы ни о чем не говорят четырем людям, которые с взволнованным видом проходят мимо. Они не удостаивают взглядом источенную червями, почти окаменелую деревяшку, остаток древнего корабля, приставшего к этому берегу более двух тысяч лет назад.
Наташа и ее мать ведут журналистов по отделению гебефреников. Вокруг больные практически в вегетативном состоянии.
Все останавливаются рядом с одним из них, пускающим слюну. У него красный глаз, а к голове прикреплен полотняный шлем с электрическими проводами. Часть из них воткнута в предмет, покрытый белой тканью. Перед лицом пациента – экран компьютера и серьезное электронное оборудование. Внезапно монитор загорается. В центре его появляется текст:
«Это я – Никто».
Журналисты не могут понять. Неужели «это» – виновный? Инвалид, неспособный пошевелиться, даже не занимающий какую-нибудь специальную комнату.
Исидор, однако, понимает, что это не только наилучшее укрытие, но и самое твердое алиби. Кому бы пришло в голову подозревать существо, которое не в состоянии двигаться?
Это и есть убийца? Его невозможно даже в тюрьму посадить, он уже в худшей из тюрем, в тюрьме своего тела. К нему не применишь никакого наказания, ведь он уже получил самое ужасное из всех.
Несчастный человек в пижаме, окруженный зондами и датчиками, может совершать тягчайшие преступления, но никто не причинит ему больше страданий, чем он уже испытал.
Исидор Катценберг понимает, почему доктор Феншэ выбрал именно этого больного, чтобы получать стимул.
Это же чистый разум.
Компьютер очень быстро выводит текст:
«Браво. Красивая шахматная партия. Как игроку, мне понравилось то, как вы пробрались в крепость и проставили шах моим ферзям. Когда-то Феншэ так же атаковал Каминского. Хитрость Одиссея».
Лукреция спрашивает себя, как этому неподвижному человеку удается писать слова и предложения.
Шлем. Шлем преобразует его мысли в электронные сигналы.
На экране появляется новая надпись:
«Шах, но не шах и мат. Напротив, настает время окончательной развязки. Следователи, считающие, что поставили преступника на колени, сами оказываются в тупике. Потому что королю невозможно поставить мат. Он лишь мозг, который думает, и его никто не может потревожить».
– Вы убили Феншэ? – спрашивает Исидор.
«Здесь не вы задаете вопросы, месье. А я. Что вы знаете о том, что происходит в больнице?»
– Они знают все. От них надо избавиться, – говорит Наташа.
«Физическое насилие – последний аргумент слабых», – мысленаписал Жан-Луи Мартен.
– Тогда что с ними делать?
Глаз с экрана перемещается на журналистов. Исидор с вызовом отвечает.
– Глаз смотрел из могилы… – декламирует он.
«Вы ошиблись книгой, – парировал больной LIS. – Никто – из легенды об Одиссее, а не из Библии».
– Вы видите себя Одиссеем? – насмешливо продолжает Исидор.
Лукреция не понимает провокации своего друга. Глаз моргает.
«А я и есть Одиссей. Только вместо того, чтобы исследовать побережье Средиземного моря, я роюсь в тайнах мозга, пытаясь отыскать источник человеческого разума».
– Нет, – говорит Исидор, – вы не Одиссей.
– Что? Что на вас нашло? – удивляется доктор Черненко.
«Пусть говорит!» – откликнулся Жан-Луи Мартен.
Исидор набирает воздуха и выдает:
– У вас только один глаз. Значит, вы не Одиссей, а, скорее, Циклоп.
Молчание. Даже Лукреция изумлена самоуверенностью своего коллеги.
Во что он играет? Вот уж подходящий момент хитрить!
«Я Одиссей».
– Нет. Вы Циклоп!
«Одиссей! Я герой».
– Циклоп. Вы злодей.
«Вы заблуждаетесь!»
Ошарашенные перепалкой, ни Наташа, ни ее мать не осмеливаются вмешиваться.
140
Как он может! Какая наглость! Я не злодей! Я – Одиссей. А они – ничто.
А! Я слышу, что ты мне шепчешь, Афина. Это провокация, я не должен попасть в ловушку. Как в шахматах: когда один игрок нападает, преимущество оказывается у него, а защищающийся становится предсказуемым.
