Борис Васильев - Глухомань
— Браво, — сказал я. — Отличный спич.
— Я бы не рискнула его произнести, если бы сама во-очию не убедилась в его правоте. Я мудрено сказала? А все очень просто: на наш девичник пожаловала твоя бывшая супруга со своим Спартаком. Увидела меня и аж позеленела со злости. Но выдавила улыбку, поздравила Ирину и сказала, что, мол, конечно, слезы — удел женщин, но… Распахните уши, мой повелитель, ибо я цитирую дословно!
— Распахнул, — сказал я.
— Она сказала: «Стерпится — слюбится, Вадик тебя не стоит, сама вскоре поймешь. Утрись и развеселись». После чего эта пара удалилась тотчас же.
— Погоди, погоди. Не в нашего ли Вадика втюрилась твоя Ирочка?
— Ну, что ты, — с некоторой брезгливостью улыбнулась Танечка. — Наш Вадик — жалкое ничтожество, которому еще нужна мама.
— Вот-вот, — подхватил я. — А Ирина — натура сильная, что бесспорно. А в сильных женщинах часто просыпается материнский инстинкт, и порой задолго до рождения ребенка. И они всегда путают его с любовью. Недаром на Руси куда чаще говорили «жалеть», чем «любить». В русском языке это — почти синонимы.
— И ты думаешь… — помолчав, начала было Танечка.
— Я не думаю. Я уверен в этом. Любопытно, не правда ли?.. Вот почему этот Вадик так не любит Федора…
— Ты думаешь… — вновь, но уже растерянно повторила Танечка.
— А почему он с такой легкостью заложил Федора после расстрела на дискотеке? Почему? Ты можешь это иначе объяснить?..
Танечка подавленно промолчала.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Я долго думал, как мне подойти к следующим событиям, чтобы их взаимосвязь с событиями предыдущими и возникшими впоследствии была понятна тебе, Танечка. Тебе или тем, кому ты дашь почитать эти записки. И не нашел ничего иного, как пересказать их не от лица автора, а как бы со стороны, что ли.
При этом я ничего не сочиняю и даже не предполагаю, что было именно так. Я знаю, что было именно так.
Знаю со слов самого Федора. Я слышал их при свидетеле, в честности которого нет ни малейших оснований сомневаться.
На следующий день после развеселой девичьей попойки Иру вызвали в штаб. Она пришла с заметно помятым, несмотря на старательный макияж, лицом, четко вскинула руку и выкрикнула:
— Служу России!
В кабинете присутствовали трое. Сам Спартак Иванович, Тамара и Федор.
— Проспалась? — спросила Тамара.
— Так точно!
Тамара вплотную подошла к ней и стала молча смотреть в глаза. Ирина стояла, как положено стоять по стойке «смирно», и, стараясь не мигать, не отводила глаз,
— Ты пригласила эту девку?.. В паричке?
— Так точно!
— Зачем?
Ирина молчала.
— Зачем, я спрашиваю!
— Я думала… Федор часто бывал у них в доме. Я думала…
— О, слышите? Она, оказывается, и думать у нас умеет! А пьяную истерику ты тоже закатила от великого ума?
— Нет. — Ирина уже сбилась с единственно правильного тона, стала бормотать, оправдываться. — Федор часто бывал… Он очень дружен с Андреем Кимом, а Андрей…
— Психолог! — Тамара яростно улыбнулась. — Что ты ей наболтала в пьяных слезах? Что?.. Отвечай!..
— Я… Я ничего. Я просто перебрала немного…
— Ах, ты немного перебрала? Немного?.. Ты напилась, как уличная девка!..
И, размахнувшись, с силой ударила Ирину по щеке. Ирина невольно вскрикнула и прикрыла щеку ладонью.
— Смирно!.. — гаркнула Тамара.
Ирина покорно вытянула руки по швам, и Тамара с не-истовостью начала хлестать ее по щекам. То по правой щеке, то по левой. Ирина продолжала дисциплинированно держать руки по швам, голова ее дергалась то влево, то вправо, по щекам текли слезы.
— Ну, хватит с нее, — сказал Спартак.
— Таньку убрать! — крикнула Тамара.
— Преждевременно, — сказал Спартак. — Новый прокурор возбудил дело по Светлане, и это дело уже доложено в Москву, минуя область. Так что Татьяне придется еще пожить на этом свете.
— Припугнуть, — буркнул Федор. — Крепко припугнуть, и она будет молчать. Берусь устроить.
— Ты сам помолчи! — вдруг крикнул Спартак, не на шутку разозлившись. — Зачем ты, идиот, холостыми стрелял? Они ведь знают, что холостыми, прокурорские работнички все облазили, мне Сомов доложил. Теперь ты — в полном дерьме, а сделаешь еще одну подобную глупость, мы все в дерьме окажемся. Это ты хотя бы понимаешь?
— Понимаю, — угрюмо сказал Федор. — В своих попасть боялся.
— Не-ет, напугать Таньку мало, — вдруг сказала Тамара. — Не-ет, я для нее кое-что припасла. Кое-что очень даже действенное.
— Не лезла бы ты в наши дела, — с неудовольствием сказал Спартак.
— А это, Спартачок, наше дело, бабское, — зло улыбнулась Тамара и повернулась к Ирине. — Я поручу его тебе, поняла? Только между нами. Если не выполнишь — будешь разжалована перед строем за измену, и уж на панель я тебя пристрою. Можешь в этом быть уверена. Все тебе ясно? Тогда вон отсюда!..
Ирина четко повернулась и вышла строевым шагом.
— Что она задумала, не знаешь? — спросил Спартак.
— Откуда же мне знать? — Федор пожал плечами.
— Да, заварили вы с Ириной кашу, — вздохнул Спартак. — Самому докладывать пришлось, а сам — человек серьезный. Без сантиментов.
— И что? — тихо спросил Федор.
— А то, что пока самим разбираться велел. Главную задачу ты знаешь, но теперь из-за прокурорского звонка в Москву придется немного обождать. Скажешь Андрею, что Юрий Денисович выехал в Москву на несколько дней и просил отложить их встречу…
2
Повторяю, все предыдущее мы узнали позднее. Здесь все записано достоверно, но не объяснить этого сейчас, до событий, означает, что, кто бы ни читал эти записки, он воспримет дальнейшее столь же сумбурно и путанно, как воспринимали его мы, не зная, что побудило наших противников действовать так, как они действовали.
Вскоре после загульного визита Танечки в спортлагерь мне позвонил Андрей.
— Звонил Федор, крестный. Зыков согласен на свидание на моих условиях, но просил чуть повременить, так как сегодня ненадолго уезжает в область по делам. Как только вернется, просит пожаловать к нему. Гарантирует столик с армянским натюрмортом.
— Как отец?
— Врачи пока его не отпускают, но отец так соскучился, что просил меня забрать его поскорее.
— Я могу за ним съездить, Андрей.
— Спасибо, крестный. Только лучше, если это сделаю я. Вот повидаюсь с Зыковым и на другой же день смотаюсь за отцом.
У меня был аврал, я целыми днями пропадал на работе, домой приходил поздно. Танечка кормила меня, укладывала спать, я вставал очень рано и мчался опять на работу.
Дома меня застать было практически невозможно, по служебному телефону — бессмысленно, потому что я пропадал в цехах. И поэтому я почти не удивился, когда меня отловил на работе Валера. И сразу же почему-то пригласил меня в мой личный душ-сортир.
